Диас Валеев "Уверенность в невидимом"том I, книга 1

Моей жене и единственному
другу Дине посвящается...

1. ИНТЕРВЬЮ, ВЗЯТОЕ У СЕБЯ САМОГО

Писатель обычно скрывается в толпе своих персонажей, никак себя не обнаруживая, и это издавна считается высшим проявлением художественности его произведений. Но иногда ему трудно, а то и невозможно удержать себя в роли тайного наблюдателя и бесстрастного летописца человеческих страстей: душа бурлит, клокочет, требует себе собеседника, и не выдуманного - в лице литературных персонажей, а реального - в лице современников.
Что тому причиной? Почему иногда вдруг тускнеет в воображении и уже не так манит душу правда вымысла и неудержимо влекут к себе правда реальных фактов и мощь сил, скрывающихся за ними?
В молодости, когда я работал в газете, мне часто приходилось брать интервью у самых разных людей: ученых, музыкантов, руководителей промышленных предприятий, писателей. Потом началась своя писательская жизнь, и часто наставали моменты, когда самому приходилось давать интервью. Сейчас же пришла пора, когда я словно беру интервью у самого себя.
Так случилось, что свою "карьеру" литератора я начал с увлечения прозаическим жанром. Около десяти лет писал рассказы, повести. Печатался мало, редко. Это была любовь без ответа. Сколько раз издательства возвращали мне мои рукописи с разносными рецензиями, сколько раз я получал отказы из редакций разных журналов. Все написанные в тот период рассказы и повести, кроме утраченных, были опубликованы в моих книгах значительно позже. Не по этой ли причине душа "переключилась" однажды на работу в жанре драматургии? Во всяком случае, около десяти следующих лет я столь же увлеченно писал пьесы. Здесь меня ждали, оказалось, те же трудности, хотя все написанные пьесы были опубликованы и поставлены в различных театрах страны. Некоторые из них имели даже успех, но судьба почти каждой из них складывалась, как правило, трудно, драматически. Накапливалась усталость, театр постепенно перестал привлекать меня, и я сам не заметил, как неожиданно с головой окунулся в новый для себя жанр - стал эссеистом. Впрочем, философские записки я начал писать давно, еще в молодости. Но вот уже около десяти лет тружусь днями и ночами только в этой области словесного творчества.
Я объясняю переходы из жанра в жанр тем сопротивлением, которое я испытывал, когда жизнь нередко оснащала мой путь всяческими преградами, но, возможно -и вероятней всего - причины другие. Не внешнее влияние, не внешние трудности, в общем-то обычные в профессии художника, а внутренняя биография души,- вот что имеет, пожалуй, все-таки первенствующее значение в судьбе пишущего человека. Жизнь слишком коротка, чтобы посвятить себя всецело чему-то одному и не давать выхода своему "я" к тем сторонам бытия, которые его интересуют и перед которыми оно, это "я", чувствует обязанность, перед которыми оно испытывает неотступное чувство долга. Причина, почему я потянулся к жанру религиозно-философской эссеистики, наверное, все-таки кроется прежде всего здесь. Жизнь поистине грандиозное и великолепное творение, и не обо всем в ней можно сказать в каком-то одном жанре; хочется, пока жив, испробовать разные подходы, разные пути.
Позади длинный свиток веков человеческой истории. Вокруг огромное разнообразное настоящее. Впереди бесконечно долгое будущее, фантастичное в своей непредсказуемости.
Все это - гигантское богатство, и в нем - ты, человек. И наследник былого, и создатель нового. Человек, оставляющий свое завещание другим поколениям. Что ты напишешь в этом завещании? Что скрывается в твоей душе?
Еще я думаю, что все мы, люди, по своей натуре философы. Нам мало "отбыть" свой личный "срок" на Земле, нам надо увязать его с общим смыслом бытия. С жизнью всего человечества. Ум и душа жаждут постичь этот смысл. Так было на протяжении всех минувших тысячелетий. Благодаря этой неутомимой, неиссякаемой жажде человек создавал философские системы, религии, творения зодчества, памятники литературы и искусства, утопические проекты социального переустройства общества. Процесс этот бесконечен.
К.Маркс, как известно, писал: "...сущность человека... в своей действительности... есть совокупность всех общественных отношений"1.
Каждого человека формирует его непосредственное окружение, тот микросоциум, в котором он живет. Но помимо "гражданства" в микросоциуме каждый человек еще и гражданин какого-то более крупного макросоциума - класса, нации, страны... Интересы макрогруппы также во многом определяют его мышление и практическую деятельность. Но и это не все. Каждый человек является и гражданином мегасоциума, гражданином огромного социально-природного мира.
Три составляющих - микро, макро и мега - борются в нашей душе за первенство. Эта борьба идет и в жизни. В ком-то побеждает третье начало, и мы видим перед собой универсальный, бескорыстный общечеловеческий тип деятельности. В ком-то одерживает верх второе начало, и перед нами классовая, национальная и прочая "макрогрупповая" модель жизни. В ком-то превалирует первое, или микроначало, и перед нами предстает деятельность, движимая только эгоистическими мотивами.
Человек третьего типа, как я понимаю его, живет, видимо, в соответствии с понятием "родовой" - интернациональной, общечеловеческой, общебытийной - сущности. Именно в личности такого типа воплощена "совокупность всех общественных отношений". Человек второго типа определяется скорее "совокупностью общественных отношений" классового, национального и тому подобного порядка. И наконец, человек первого типа обладает только узкоиндивидуальной сущностью. "Совокупность всех общественных отношений" в нем сведена до минимума.
Сейчас, у рубежа XXI в., на пороге нового тысячелетия в человеке постепенно формируется, взращивается, складывается всеобъемлющее универсальное мегасознание.
Я писатель, и, разумеется, на мою идею о трех составляющих человеческой деятельности надо смотреть как на художественную условность. Сама жизнь неизмеримо богаче любой схемы, какой бы она ни была, и никогда не вмещается в нее целиком. Да и меня как художника интересует в первую очередь сама жизнь и конкретный человек в ней, богатство представленных в жизни человеческих типов. Однако применяемый прием дает возможность взглянуть на проблему под определенным углом зрения.
Книга посвящена самой, наверное, важной философской и практической проблеме - что есть человек? Каким он был, каков есть и каким будет? Все сюжеты и образы романа-эссе "работают" на одну цель - показать закономерный выход на сцену жизни людей с универсальным типом мышления и деятельности.
Верю, настанет час, и человек Земли осознает необходимость воспитать, взрастить в себе такое сознание. В конце концов, стоит убрать ряд "табу", возведенные временем и каким-то ограниченным - классовым, национальным - миром, и культура любого народа, любой исторической эпохи - японская, русская, татарская, немецкая, культура Латинской Америки времен инков или Древнего Египта или Шумера - становится твоей собственной культурой, неотъемлемой частью твоего "я". Я, человек, везде и всюду в мире смогу находить отпечатки своего "я": я был древним шумером, я был ассирийцем и вавилонянином, у меня тысяча обликов, и я говорю на тысяче языков... При таком взгляде бесконечно расширяется наш человеческий мир. Близкой и неотторжимой от собственной души становится вся мировая история, все, что создано на Земле в любые времена даже самым малым народом. Национальные культуры, культуры целых эпох - мощные зеркала, в которые я, современный человек, смотрю и в которых вижу самого себя: бывшего, настоящего, будущего. В них вся история моего - человеческого - пути сквозь века и тысячелетия. И все варианты этого пути.
Ныне эти варианты, столь разнообразные и противоречивые, складываются воедино, сливаются вместе. Впереди выстилается одна дорога и появляется главный путник - человек со всеобъемлющим универсальным сознанием, познающий пути к Богу. Это, собственно, главный сюжет, который меня интересует.
Человеческая жизнь чрезвычайно разнообразна в своих проявлениях. По существу она - бесконечный "роман с продолжением". И таким же бесконечно многогранным должно быть, наверное, и слово, повествующее о ней.
О чем еще эта книга?
Все мы великие читатели, а некоторые из нас - к таким принадлежу и я - просто "пожиратели книг", и я думаю, что замысел романа-эссе продиктован как моим писательским опытом, так и опытом читательским. За многие годы жизни в обнимку с книгой, с великими произведениями, накопились какие-то выстраданные в душе мысли, возможно, даже еще не бывшие в мировом обороте, и ими хочется поделиться.
Границы жанров с одной стороны неподвижны, с другой - проницаемы. Какой угодно поиск может идти внутри самих жанров, и он бесконечен. Но ход развития искусства рождает и новые жанры и новую по форме литературу. Приверженность традиционным формам видения действительности не должна ставить под сомнение правомерность поиска новых форм ее выявления. Развитие образа может опираться как на последовательные сюжетные ходы, тонко и подробно прописанную реалистическую интригу, так и на ассоциативность мышления, метафоризм и символизм языка. Сейчас происходит, мне кажется, эволюция языка всего мирового искусства вообще, возьмем ли мы литературу, живопись, музыку или театр, кино. Современному человеку мало уже видеть внешнее жизнеподобие каких-то явлений, его все больше тянет внутрь - в суть, в тайну. И язык искусства - а ход его развития в истории подчинен столь же строгим математическим законам пропорций, как и законы, формирующие структуру какого-нибудь кристалла,- естественно, эволюционирует в сторону того, что художник пишет действительность уже не только такой, какой она открывается его взгляду, а и такой, какой он ее мыслит, чувствует. В старые мехи жанров вливается новое вино небывалой еще реальности.
Иногда в связи с этим я думаю, что есть на самом деле история искусства? Часто в наших исследованиях она предстает перед нами как творчество отдельных художников или искусство отдельных народов, выражающих, по всей видимости, человеческий дух на разных стадиях его развития. Наверное, такой взгляд правомерен. Но хочется и какого-то общего взгляда на историю культуры как на историю человеческого духа, единого, великого, бесконечного в своих проявлениях, вечно обновляющегося, выражающего преходящие формы своего бытия в творчестве художников разных национальных миров и разных поколений.
Мне кажется, тенденции развития мировой действительности, действуя не столько извне, сколько изнутри, как внутреннее сердцебиение развивающейся жизни, рано или поздно берут свое, даже если художник находится в плену устоявшихся старых форм, и постепенно заставляют, принуждают его прислушиваться к велениям времени и в области формы. Со временем художник-творец говорит на языке времени, и этот язык надо знать, чувствовать. Надо хранить в своей памяти язык, на котором говорило человечество в прошлом, вчера, и угадывать тот язык, на котором оно будет говорить, возможно, завтра.
Я думаю, психологию человека, стоящего у прилавка перед книжным развалом и берущего в руки только что выпущенную новую книгу, можно определить словами - "все или ничего". Ему нужны или действительно настоящая литература, пронизанная сложнейшими нравственными коллизиями, страстями и мыслями, полное доверие к нему, читателю, откровенный разговор с ним об острейших проблемах жизни, утоление его духовной потребности в истине и красоте или - парадокс! - откровенно развлекательное чтиво для глаз, но не для души, не для ума, развлечение ради развлечения, когда все подчинено одному принципу: чем низменнее, тем действеннее. Читателю, как ни странно,- я это знаю по себе - здесь нужна чистота "жанра": или-или. Обманываться, видимо, мы не хотим.
Естественно, что, согласно физическим законам, подниматься на гору, тем более взбираться подобно альпинисту на неприступный пик идеала намного труднее, чем спускаться вниз, и многие художники вместе со своими читателями идут по второму пути, скатываясь иногда вниз чуть ли не до последней антиидеальной черты. Современная массовая культура - тому очевиднейший пример. А дабы оправдать себя, свою художническую и личностную несостоятельность художник-антиклассик или а-классик пускает в ход ссылки на читателя-потребителя, на читателя-мещанина, обывателя, на то, что этому обывателю "дешевка" нужна согласно потребностям его внутренней природы. Человеческий ум изворотлив, и какие только тонкие аргументы не найдет при желании. Но даже если это и так, даже если в коллективном портрете читателя действительно всегда, во все времена, обнаруживается определенная и немалая по числу группа обывателей, убежден, что и в самом последнем обывателе живет человек, скучающий по самому себе, идеальному. И высшая цель искусства, наверное, не потрафлять вкусам обывателя, живущего в человеке, а пойти навстречу человеку, живущему в обывателе, помочь ему познакомиться с самим собой.
Видимо, этот процесс дробления художников и читателей - на тех, кто стремится идти вверх, к чистым сверкающим граням идеала, и на тех, кто идет вниз - естествен. А отсюда может возникнуть интересный разговор об уровнях творчества, об уровнях человеческой деятельности вообще. Пожалуй, только с героем, обладающим способностью на проявления своего "я", одержимым внутренней тоской по красоте и поиску смысла, не рабом обстоятельств, а человеком, преобразовывающим жизнь, может быть связано идеальное, духовное начало искусства. Естественно, художник сам должен быть при этом героем, личностью. Не резонирующим ухом, откликающимся на мельчайший извив внешней конъюнктуры, но огромной резонирующей душой, способной услышать боль своего времени и боль всех времен. Он должен нести в самом себе духовное, творящее начало. Личность художника смыкается с личностью его героев. Они неотторжимы друг от друга. Мышь не может родить гору.
Я думаю, что талант, проявляющийся в художественном творчестве, бывает трех родов.
Талант первого рода - это талант художественности, чистой изобразительности. Если мы встречаемся, скажем, с примерами абсолютной художественности, то говорим о художнике как о мастере. Я бы назвал эту способность дарованием чисто "техническим", без него невозможно художественное творчество. Но не оно одно все определяет. Степень "отделанности", "мастеровитости" произведения - конечно, вещь важная, но не более... Второй важнейший талант - это талант большей или меньшей жизненной силы, дар, можно сказать, "энергетический". Одни из художников творчески растут всю жизнь, вплоть до самого последнего дня, может быть, даже последней минуты, когда из их рук вдруг выпадают перо или кисть. Их развитие словно бы не имеет предела - в этом случае перед нами творчество, развивающееся "по вертикали", другие показывают определенные художественные результаты в молодости или до середины жизненного пути, а затем останавливаются в своем движении, бесконечно повторяются, варьируя ранее созданное, в них словно исчерпывается жизненная сила, засыхают родники творчества,- пример художественной деятельности, движущейся "по горизонтали"... Наконец, есть еще крайне важный талант третьего рода. Это уже талант большей или меньшей духовности. Талант, определяемый, на мой взгляд, различной величиной личностного "я" творца.
Одни художники живут в микромире проблем, ситуаций, целей. И полностью отождествляют себя с данным микромиром. В силу этого они делают в искусстве необходимое, но в целом мелкое по своему существу дело. Поле деятельности других художников осуществляется в макромире; здесь значительно больше воздуха, здесь все крупнее, масштабнее. Наконец, родиной духа, полигоном творчества третьих - это сравнительно еще более редкие случаи в мировом искусстве - являются уже бесконечности мегамира.
Три типа личности - три типа сознания. А отсюда и три совершенно отличающихся друг от друга уровня жизнетворчества...
Психология творческого акта - не только в искусстве, но и в сферах науки, промышленной деятельности, политики - я думаю, еще не исследованный до конца континент.
Я ничего не говорю в книге о таланте первого и о таланте второго рода. Предметом моих размышлений является личностный "я-потенциал" художника-творца, то есть его духовные возможности.
Эта тема сама по себе бесконечна и неисчерпаема.
Когда идеи, в общем-то чрезвычайно простые, о "троякости" таланта третьего рода или о пульсациях, ритмах в истории пришли мне как озарение в голову, сколько прекрасных дней и ночей я провел в созерцании исторических панорам, в путешествиях по страницам мирового искусства! В десятках романов и повестей, трактатах, исследованиях всех времен, в подневной хронике современной литературно-художественной, идеологической и политической жизни - да всюду - я, напрягая духовное зрение, слух и глубинную память, нетерпеливо и лихорадочно искал подтверждения либо опровержения своих мыслей.
Скажу прямо и открыто: в этой книге есть абсолютно новые идеи. Автор послесловия к одной из моих книг, профессор Г.Куницын, раздражаясь, видимо, этим обстоятельством, упрекал меня в том, что я грешу своеволием, что для меня истина не самоцель. Полагаю, Г.Куницын ошибался: все мои концепции опираются на громадный фактический материал.
Итак, в тезисном, назывном плане обозначу всю проблематику, с которой читатель столкнется на страницах книги.
Как фундамент всему - учение о трехипостасном человеке. Микрочеловек, макрочеловек, мега- или богочеловек как лжеявление и мега- или богочеловек как действительность. Конкретные сюжеты и общие размышления: троичность как система стабильности и устойчивости явлений; народы как троичная система; цивилизации во Вселенной и параллельных мирах как троичная система; стрела движения мирового человека сквозь пространство и время истории.
Голоса веков. Учение о трех цивилизационных уровнях, о трех уровнях культуры: а-классическом, классическом и супер-классическом. Общие размышления: триадность или трехликий характер деятельности мирового человека во всех сферах труда и творчества как генеральный принцип бытия. Троичный характер всей мировой культуры.
Как частный пример - о проявлениях меганачала в современной культуре: связка поэтических имен - Нирала, Заболоцкий, Джалиль. Общие размышления: народы как движители и строители культуры, их функция, характер, назначение. К понятию гения - лжегений как самозванец и гений как необходимая действительность.
Вторая фундаментальная разработка - человек как обозрение Целого, или учение о Великих стилях. Эпоха первого великого символического стиля и эпоха первого великого реалистического стиля. Эпоха второго великого символического стиля или вторая волна символизма и эпоха второго великого реалистического стиля или вторая волна реализма. Третья великая волна символизма и третья великая волна реализма. Наконец, эпоха четвертого великого символического стиля или четвертая волна символизма. ХХ век и последующие столетия. Как завершение темы - контуры общей теории развития человеческой цивилизации, учение о человеке как стреле, скользящей по волнам. Прогресс как реальность. Ретроспективный взгляд в прошлое, прогнозы и реальные пророчества будущего. Запредельные и параллельные миры. Учение о человеке как точке пересечения миров разных измерений - качественной бесконечности человеческого "я".
Как общефилософский и религиозный итог, универсалистская философия как философия будущего. Тенденция к объединению, к универсализации многочисленных, кричаще противоречащих друг другу течений и школ. Размышления о мнимости так называемого "основного вопроса философии". Учение о мироздании как живом организме.
Взгляд в религиозную историю человеческой расы. Язычество, ведовство, шаманство как определенный начальный этап в развитии человеческой духовности и связи человека с Высшим началом. Индуизм, зороастризм, иудаизм, буддизм, христианство, ислам как второй, срединный этап в духовном самоопределении человечества в мироздании и в отношениях с Высшим разумом, именуемым Богом. Атеизм как необходимая очистительная пауза перед принятием человечеством нового Бога.
Венец всему - учение о Супер- или Мега-Боге, или Божественном Абсолюте, новой величайшей, седьмой по счету и последней в земной истории религии человеческой расы.
В отличие от учения Порфирия Иванова, панрелигии "Роза мира" Даниила Андреева, всехристианской церкви Сан Мюн Муна, взглядов Виссариона, Евгения Березикова, строителя Вселенского храма под Казанью Ильдара Ханова, попыток других проповедников я строю свое учение о трехипостасном человеке, мироздании, Супер-боге, или Боге для всех уже за пределами всех предшествующих мировых религий.
Книга-собор - своего рода первый храм будущего Сверхбога, которому будет поклоняться человеческая раса.
Конечно, еще несколько лет назад эта книга скорее всего просто не появилась бы на свет Божий. Ничего "крамольного" я в ней не высказываю, "устоев" не разрушаю, но крамольным был бы уже сам факт того, что человек осмелился обнародовать свои собственные идеи. В праве на самостоятельную мысль общество любит отказывать человеку. "Нужно сто лет, чтобы прийти к какой-то истине, и еще сто лет для того, чтобы начать следовать ей", отмечал Н.Чернышевский. Такое вообще в привычках людей. Консерватизм мышления - наша вторая натура. Но в "старое доброе" время существовал и всеобщий неписаный издательский закон - воздерживаться от публикации всего, что кажется сомнительным. Под сомнение же ставилось буквально все, что до сего времени не было нигде опубликовано, кем-либо разработано и чего не одобрили давно умершие классики.
Но это особая тема. Да и не стоит предварять всего того, что читатель найдет, возможно, в дальнейшем на страницах книги.
Всякое предисловие это, наверное, нечто вроде легкой разминки перед дорогой. Сказаны какие-то предварительные слова гидом-автором, прочерчен путь, читатель может определиться, в ту ли "компанию" он попал, какая потребна его душе, и здесь пора уже открывать страницы книги.

Сентябрь 1989 года,
Казань.

2. ВТОРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ, ИЛИ СТРОКИ ИЗ
ПОСЛАНИЯ К ЧЕЛОВЕКУ РЕАЛЬНОЙ ВЛАСТИ

Позвольте говорить предельно откровенно.
Вы - политик, знающий, что такое хула и хвала. Я - литератор, также хорошо знакомый с этими "материями". Мы оба уже не молоды, вышли на финишную прямую, на которой хотим что-то сделать - быть может, самое главное дело своей жизни. Вы - в области политики и экономики, я - в сфере культуры и религии. Полагаю, что ординарные пути не устраивают ни Вас, ни меня.
Непосредственно о цели моего обращения.
После многих лет работы я завершил, наконец, свой большой главный труд - "Третий человек, или Небожитель". Это роман-эссе, несколько необычный по жанру и форме, по материалу, охватывающему все пространство жизни мирового человека - работа на стыке истории, философии, искусствознания, беллетристики, литературоведения, религиоведения, социальной психологии, политологии. Новые идеи, которые я там высказываю, потребовали и создания нового жанра. Теперь на мне лежит неотступный долг - издать своего "Третьего человека". Его фрагменты публиковались в моих прежних книгах, но необходимо издать текст полностью и в авторской редакции. В минувшие годы я неоднократно предпринимал попытки, но они не привели меня к успеху. Ныне издателям гораздо выгоднее пропускать через типографские станки что-нибудь из области секса, нежели сложные литературно-философские тексты.
Прошу понять меня. Речь идет не о выпуске очередной книги писателя, а об издании книги, смею утверждать, уникальной. Германия не была бы современной Германией, если бы в свое время не издала текстов Канта, Гегеля, Шопенгауэра. Франция также никогда не стала бы современной Францией, если бы своевременно не вложила бы какие-то средства в издание работ Руссо, Гельвеция, Кондильяка. И земля нашего пребывания никогда не станет той землей обетованной, которая возникает в нашем воображении, если останется скупой на "чувства" к художнику. Я считаю, надо делать крупные ставки в игре. Нужно играть с миром на равных. Мир признает нас только тогда, когда мы сможем что-то дать ему. Дать то, чего у него нет.
"Третий человек, или Небожитель" - главная основная книга моей жизни. Уверен, она нужна сейчас людям, разоренным, обнищавшим, сведенным с ума, брошенным в ад. Нужна и человечеству, полностью зашедшему в тупик. Традиционные религии бессильны. Новейшие доктрины полны разъедающего душу скепсиса и иронии. Мой мегачеловек - посол людей, посредник между ними и одухотворенным космосом или Богом - знает выход из ада.
Я не могу ждать. Возьмите мою жизнь. С 18 до 33 лет меня не печатали, отовсюду вышвыривали мои рукописи, били, допрашивали. С 33 до 54 я издал четырнадцать книг, театры страны поставили по моим пьесам десятки спектаклей. Но это была парадная сторона. А чего мне это стоило? Только в моем родном городе за это время были физически истреблены шесть спектаклей по моим пьесам. Трудно забыть - и этот факт, очевидно, войдет в историю культуры,- как в 1986 году клан мародеров, действовавший на ниве культуры, уничтожил, сжег декорации моего спектакля о Джалиле "День Икс" в Казанском театре им.Качалова, приурочив эту акцию к 80-летию обезглавленного нацистами поэта. Рукописи, к сожалению, горят. Мои рукописи сжигались людьми дважды. В 1969 году был сожжен сарай матери, где я, опасаясь обыска, спрятал два мешка с рукописями, почти всем, что было написано мной за предшествующие тринадцать лет. Тогда же погиб первый вариант "Небожителя". Это случилось вскоре после допросов в КГБ республики, где я, молодой писатель, еще нигде тогда не печатавшийся, обвинялся, что "очерняю действительность". На "второй заход" к "Небожителю" у меня ушло почти полтора десятка лет. У меня нет больше ни сил, ни времени, ни желания ждать, бороться за судьбу книги с ратью чиновников, с эпохой, кому-то что-то без конца доказывать. Я тридцать с лишним лет шел по лезвию бритвы и, когда надвигалась опасность, никогда не бежал от нее, а бросался на таран. Играя ва-банк, я бросаю сегодня на кон и собственную жизнь. Ничто мной не движет, кроме исполнения долга.
Моя рукопись о мегачеловеке, Мессии, Спасителе земли, мира, духа готова к печати. Значительная часть жизни отдана мной размышлениям о нем. Для выхода рукописи к людям в нынешних трудных условиях нужен некий иррациональный (а может быть, напротив, не иррациональный, а чисто прагматический) шаг со стороны тех, в чьих руках сегодня находятся бумага, деньги, технические возможности...

Май 1993 года.
Казань.

3. ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Да, мне все-таки удалось опубликовать при жизни свои основные философско-религиозные труды. В 1993 году вышла книга проповедей "Истина одного человека, или Путь к Сверхбогу", а в следующем, 1994 году,- роман-эссе "Третий человек, или Небожитель". Однако работа на этом не остановилась. Вся осень и зима 1999/2000 гг. ушла у меня на восстановление и реставрацию своего раннего философского произведения - "Мыслей о Едином". История рукописи была драматична: философские записки подвергались сожжению, тонули в воде.
Все эти три работы вместе - попытка построения универсального духовного Храма и некоей новой панфилософии. Недавно из всех текстов я сделал текст единый, канонический. Пора, видимо, издать все эти работы вместе, под одной обложкой.
Пришло время рождения на нашей планете новых религиозных ценностей. До сих пор они рождались у древних персов, индусов, евреев, арабов. Нет никаких оснований утверждать, что новые духовные ценности не могут произрасти на татарской земле.
Хотел бы только обратить внимание своих читателей, моих верных последователей и моих открытых и скрытых противников, чтобы они не искали в явившихся их душе текстах подражания, даже чисто стилистического, формулам зороастризма либо индуизма или знаменитым текстам Библии либо Корана. Время рождения всех основных известных церквей - тысячелетия до новой эры и первое тысячелетие эры нынешней. Теперь на дворе - третье тысячелетие. Совершенно другое время, другой человек как обитатель Земли - и другой язык, абсолютно другая стилистика мышления.
Работа над всеми текстами, всегда в невозможном одиночестве, часто в глубокой тайне от всех, продолжалась около сорока лет, начавшись в 60-х годах ХХ века и завершившись в первых числах века ХХI.
Мне кажется теперь, что я все-таки создал, пусть вчерне, пусть пунктирно, новое учение о человеке как мегачеловеке и Боге как Иерархическом Единстве божественных реальностей, или Сверхбоге. Когда во врата воздвигаемого мной Собора войдут люди, первые неофиты новой веры, мне, откровенно говоря, неведомо. Наверное, это случится как бы нечаянно и внезапно. Я - духовных дел мастер, и моя миссия - начать и завершить свою многотрудную, многолетнюю работу. Я ее совершил и выложился целиком, полностью. Первые стены и своды Нового Собора воздвигнуты. Теперь, к сожалению, а, может быть, и к счастью, уже не от меня,- а от Бога или случая - зависит судьба моего труда.
Многое не сделано мной. Вся многослойная атрибутика новой веры, нюансы "храмовых литургий", возможно, в синтетическом единстве слова, музыки и изображения, все другое - дело рук моих последователей. Многие из них в тот момент, когда я пишу эти строки, даже еще не родились на белый свет. Но они придут в жизнь и продолжат мое дело...

Январь 2001 года,
Казань.

4. ТРИ ЛИКА

Мозговой штурм

"Нет человека, который был бы, как остров, сам по себе" - так сказал английский поэт XVI в. Дж.Донн. Да, только что родившийся человек приходит всегда в готовый мир. Волны омывают остров нашей жизни всегда. С рождения. Волны исторических событий, волны чужих воль и характеров, общих и конкретных ситуаций. Они обкатывают человека, как голыш, шлифуют его.
Человек находится одновременно во множестве кругов. Он сын или отец. Он сотрудник института или член какой-то бригады. Он гражданин своей страны и гражданин мира.
Каждая из этих общностей, большая и малая, влияет на его поведение, своим одобрением или осуждением направляет человека в свое русло.
Все эти влияния, словно напряжение магнитного поля, устанавливающие меня, человека, по отношению к миру в каких-то направлениях. Если я сложился, если состоялся как личность, то какими бы ни были волны, набегающие на остров моей жизни, мои отношения с миром будут вполне определенными. Независимо - ни от погоды в мире, ни от микроклимата, царящего в общностях, где я живу. Ведь помимо волн, набегающих на остров, есть и сам остров, есть и некая константа, именуемая душой человека, его внутренним "я". И это внутреннее "я" не такая уж незаметная величина - напротив, она способна создать в жизни равновесие сил и, больше того, стать величиной, в какой-то мере определяющей положение дел в мире.
Но если во мне нет этой постоянной константы, если моя душа мягка и текуча, как воск, из которого можно лепить какой угодно образ; если мое внутреннее "я" находится на распутье, как бы в некотором оцепенелом раздумье, и ждет толчка извне; если я лишь оттиск с матрицы социального или любого асоциального организма и для меня нет ничего дорогого в мире, а дороги только моя телесность, мое чисто физическое существование, то я -подданный всех религий и всех верований, всех политических и аполитичных систем.
Я готов откликнуться и откликаюсь на все. Я служу всему. Я могу "примкнуть" к добру, но равно могу "примкнуть" и к злу. Для меня нет особой разницы между этими понятиями.
Хорошо работают рядом, и я, примыкающий, буду работать. И даже стараться. Пьют рядом водку, и я буду хлестать ее. Нужно кровь свою отдать, подвиг нужен? Отдам! Нужно чужую кровь пустить, чужую пролить? Пролью! Хвалят кого-то сверх меры необычайно, и я возношу. Клянут, и я кляну. Крестят, наконец, лоб рядом, встают на колени, и я первый на колени брошусь!
Ибо я - примыкающий гражданин! Я вне сословий, вне классов. Я принадлежу всему, и все принадлежит мне.
Личность уничтожается, растворяется. "А мне и не нужно никакой вашей "личности",- словно говорит такой человек,- мне нужно только, чтобы я жил. А с "личностью" или без - разницы нет. Да, я та самая знаменитая "чистая доска",- продолжает он,- на которой без особых усилий выдавливаются любые слова, мнения, взгляды. "Чистая доска", на которой могут быть выведены знаки любого достоинства - и добра, и зла, и веры, и безверия. На которой одни знаки могут легко заменяться другими. В зависимости от конкретной ситуации".
Признаюсь, мне стало немного не по себе, когда однажды в следственном изоляторе - я работал тогда журналистом,- знакомый следователь оставил меня наедине с убийцей, и разговор у нас пошел еще более откровенный:
- Все-таки почему вы, именно вы, ударили ножом этого человека? Он был вам совсем не знаком. Им мог быть я, кто угодно. Почему?
- Ну, я же говорю, сзади подзюзюкнул кто-то: "Врежь ему!"
- Хорошо. Лет через десять - не знаю, какое наказание вы получите,- вы снова выйдете на волю. И опять могут возникнуть обстоятельства...
- Нет, я не буду!
- Ну, а если кто-то попросит? - наступал я.- Заставит?
Убийца молчал.
- Прикажет! Так сложатся обстоятельства,- продолжал я.- Предположим, незнакомым случайным человеком окажусь я. Да что я! У вас есть брат?
- Есть.
- Вот! Это будет ваш брат. А сзади кто-то будет кричать вам в ухо: "Врежь ему, врежь!"
- Не знаю.
- Вы даже не будете видеть того, кто кричит, но вы будете слышать только одно: "Врежь!"
- Я не знаю! Я как все... Я ни в чем не виноват! - вдруг закричал он.- Я всегда как все!
На меня смотрел симпатичный голубоглазый молодой человек...
Да, передо мной был человек, постоянно идущий на какие-то сделки и соглашения с обстоятельствами жизни, окружающими его. Человек, у которого отсутствовала "внутренняя идея", который готов был быть всегда "любым" и "всяким".
Вот воображаемый диалог такого человека с совестью.
- Ты должен жить согласно идеалам! - говорит она ему.
- Я живу, согласуясь с обстоятельствами,- отвечает он.
- Но ты не должен приспосабливаться к этим обстоятельствам! Ты можешь жить согласно идее, которая никем и ничем не обусловлена, потому что свободна,- требует она.
- А как я выйду из рамок обстоятельств? Я не могу поступать как-то иначе, чем того требуют внешние обстоятельства,- отвечает он.
- Ты не хочешь?
- Я не могу.
Таким - не знающим, да и не ищущим выхода из мира частного в мир общего, одномерным, примыкающим равно и к добру, и ко злу, готовым "без разбора все слушать, все смотреть, всячески одеваться, всем наесться, все купить и все продать", как сказал один из русских писателей XIX в.,- человек бывает.
Но человек бывает и другим. Живущим в мире общего, когда личные цели, личный эгоизм (я употребляю это слово, ибо оно вполне применимо при описании различных типологий человека) уже помножены на интерес социальный, классовый, а в идеале - и общечеловеческий.
Если человек, примыкающий ко всему,- подданный микроситуаций, микромиров; если он, переходя из одной ситуации в другую, меняет и свое лицо, и свои убеждения; если он в каждом моменте действительности всегда иной, чем в предыдущем, как бы рождаясь заново, чтобы тут же умереть и вновь родиться в другом обличье, то человек второго типа опирается уже не на микромиры, не на маленькую эгоистическую выгоду. Вся его практическая деятельность, вся его духовная жизнь определяются идеей более крупного и масштабного порядка.
Мы вообразили диалог человека первого типа с совестью. Можно представить и разговор человека другого типа с жизнью.
- Ты должен жить согласно тем обстоятельствам, которые я предлагаю,- говорит она ему.
- Я живу, согласуясь с той внутренней идеей, которая рождена обстоятельствами, но вовсе не подчинена им,- отвечает он.
- Но ты не должен подпадать под власть пустых химер и иллюзий! Ты можешь жить только согласно обстоятельствам, которые обусловливают и предрешают все действия человека!
- Но я ищу смысл бытия. И я не могу поступать иначе, чем того требует идея, ведущая к этому смыслу.
- Ты не хочешь?
- Я не могу.
Доминанта характера, как видим, здесь совершенно другая.
Человек - арена борьбы. Он не состояние, а процесс.
Куда направлен этот мировой процесс? Вот что хочу я понять.
Человек часто размышляет, кем ему быть. Об этом мы нередко пишем, говорим. Этот вопрос ежегодно мучительно встает перед миллионами молодых людей. Выбор пути... Но о другом выборе пути, основном, главном,- не профессиональном, а нравственном - мы размышляем значительно реже.
Каким мне быть? Как жить?
Жить согласно внутренней идее или внешним обстоятельствам? Если согласно идее, то какой идее? Идеи могут быть разными.
А если согласно обстоятельствам, то каким обстоятельствам? Всяким, любым?
Здесь множество вопросов, и в каждом из них много тонкостей и ловушек. Жизнь же не прощает человеку неправильного ответа. Но, с другой стороны, где правильный ответ?
Каждый поступок (дело, деяние человека), направленный либо во зло, либо к добру,- всегда слагаемое комплекса причин и условий. Но центральной проблемой является все же проблема личности самого человека. Кто ты, человек? В чем твое призвание? Твоя роль в жизни? Способен ли ты подняться над ходом событий, оказаться сильнее сложившихся обстоятельств, или от тебя ничто не зависит, и ты - лишь глина, воск, слепок чьей-то чужой формы?
Каждый собственной жизнью отвечает на этот последний вопрос. Отвечает на него - и цена ответа, как выяснилось в ХХ веке, тоже величиной в жизнь - и все человечество. Это естественно, ибо жизнь - это бой, испытание нашего духа на прочность. Она - постоянное становление, и каждый шаг этого становления, каждый миг этого становления - сражение, определение себя.
Кто я, человек? Кто ты, современник?
Каждое человеческое поражение, кого бы оно ни коснулось конкретно, умаляет меня. Делает меня мельче, ничтожнее, бессильнее.
Так и любая победа человеческого разума и духа возвышает меня, дает мне крылья, делает меня непобедимым.
Линия, которая разделяет действующие в мире гигантские силы - мира, жизни и гуманизма, с одной стороны, и антигуманизма - с другой, проходит не только по границам тех или иных государств. Линия между добром и злом рассекает в первую очередь сердце, душу каждого человека.
Каждый шаг современного человека политизирован, и нет в жизни не только нейтральных событий, но и нейтральных поступков. Разве нейтральна бездарная работа или чье-то посредственное решение? Нет. Они наносят урон. Они отбрасывают нас назад. Хотим мы этого или не хотим, отдаем себе отчет или не отдаем, но в каждую секунду своего бытия мы все - участники великой битвы за судьбы мира. Сотни крупных и мелких событий, сообщениями о которых заполнены колонки газет,- это не отдельные фрагменты пестрой политической картины мировой жизни, а знаки глобальных процессов, происходящих в ней. Их арена - и пространства земного шара, т.е. внешнее пространство человека, и внутреннее его пространство, его микрокосм, его душа.
Больше того, человеческая душа - сегодня, пожалуй, главное поле сражений.
Как жить? Роковой вопрос...
Эссе, опубликованное мной на эту тему в свое время в журнале "Смена" (1984, № 2), вызвало, помню, поток читательских писем. Часть из них попала на страницы журнала.
Серьезную, "вечную" проблему, как жить, какой вариант жизни сделать судьбой, не решить одним наскоком, да этот вопрос и вообще неразрешим в абсолютном смысле. Во всяком случае не подлежит единичному решению. Твой ответ - это ответ для тебя, да и он соответствует истине, найденной тобой, возможно, только на определенный отрезок времени.
Я вспоминаю об "играх" физиков.
Кто впервые написал об этом - Нильс Бор или Гейзенберг? На память приходят воспоминания о необыкновенно творческой атмосфере, которую некогда сумел создать в своем институте в Кембридже знаменитый Резерфорд, собравший под свое крыло чуть ли не всех талантливейших физиков мира.
Для обсуждения "трудной" проблемы за одним столом собирались физики - молодые и старые, именитые и совершенно безвестные. Предусматривалась полная свобода высказываний. Никакой цензуры, никаких ограничений, в том числе внутренних. Царила игра воображения, радость ума и сердца. Конечно, появлялось много мусора, естественным было рождение даже совершенно бредовых идей - но вдруг, как удар молнии, кого-то пронзала догадка. Иногда суть проблемы выявлялась благодаря чьей-то необузданной фантазии.
Почему бы и нам для начала не поговорить сообща о том, как жить? Почему не поразмышлять вместе о назначении человека и смысле его бытия?
Мощь, которую сосредоточил в своих руках человек на пороге 3-го тысячелетия, может обратиться против него самого, если уровень его нравственного сознания и самосознания не будет соответствовать силам, которыми он владеет. Дай ребенку заряженный пистолет - и нет гарантии, что случайный выстрел не поразит кого-нибудь или его самого.
Ныне вопросы: "Как жить? Каким мне быть?", которые задает сегодня самому себе человек, смыкаются с вопросом: "Быть ли мне, человеку, вообще?"
Одержит в нас победу начало, толкающее без разбора быть "всем и всяким", и человечество будет отброшено назад. Победит другое начало, неэгоистическое, мирообъемлющее, и у человечества будет бесконечное завтра.
Письма, письма...1 Я раскладываю их как пасьянс...
"Каждое утро я еду на завод, а вечером в переполненном автобусе возвращаюсь назад в общежитие, где меня ждут обычный шум, гам, пьянки.
Комнаты общежития - точные отражения друг друга. Цветочки, подушечки, картинки, обязательные куклы, медведи, чебурашки. Ах, как любят девушки этих чебурашек! А где же здесь книги? Не стоит искать их -все уже окончили школу или училище, либо техникум. Книги теперь ни к чему. Теперь можно жить на проценты от того, что когда-то было прочитано.
Начинается долгий, но никогда не надоедающий разговор о будущем замужестве. Под подобную "музыку" еще можно было бы читать, но подруги всякий раз попрекают: "Брось ты эту ерунду! Отдохни, а то ведь так и свихнуться можно!"
В словах - и снисхождение, и насмешка, и уверенность в своей правоте.
Не подумайте, что я из "синих чулок". Нет, люблю веселье, шутку, хожу в кино, на выставки. Есть друзья. Но постоянные упреки и насмешки начинают действовать на меня. Я уже стараюсь не читать при подругах, чтобы не казаться "белой вороной", а вскоре и сама понемногу перестаю интересоваться новинками литературы. Подруги живут бездумно, легко, а мне, чтобы читать, думать, размышлять, нужно напрягаться, преодолевать свою лень, внешние "помехи". Не проще ли жить, как все? Так постепенно и меня затягивает монотонная, серая жизнь общежития с бесконечными вечерними застольями и разговорами о тряпках и парнях. Пресс обыденности давит - не всякий может выдержать. Не выдержала и я. Правда, я сама еще не до конца осознаю свое поражение, все еще думаю, что во мне горит прежний огонь. Но скорее всего это лишь угли. Я тоже становлюсь такой, каково мое окружение, частью серой безликой толпы.
А что же делать?
Моя беда в том, что жить так, как я жила прежде, в детстве, невозможно. А как жить иначе? Неведомо.
Наиболее счастливы те, кто принимает действительность такой, какова она есть. Те, кто спокойно и безропотно повторяют жизнь своих родителей, идут по тому же кругу жизни и не считают, что надо жить как-то иначе. "Все разумное - действительно, все действительное -разумно",- писал Гегель. Он писал об идеях, но, мне кажется, его мысль применима к будням. Обыденность существования уже тем оправдана, что она есть, существует, а значит, в ней присутствует и какой-то свой "разум". Надо только его понять, и принять его постулаты как целевую программу жизни. Люди, видимо, осуждены пребывать в обыденности, растворяться в ней.
Человеку же с какими-то "высокими" идеями жить трудно: окружающая посредственность во что бы то ни стало постарается втиснуть его (и в конечном счете, втискивает) в свои узкие, обыденные и даже мещанские рамки. Среда, мне кажется, сильнее идей. Она их просто съедает...
Воспринимайте мое письмо как исповедь сдавшегося человека..."
Лидия Гиз.
Куйбышев Новосибирской области.

* * *
"Главная проблема человеческой жизни, конечно же,- проблема выбора. Уверена, до конца жизни вопросы: "как быть?", "как жить?" встают ежечасно в нравственном сознании каждого человека.
Чтобы драться за будущее, надо безжалостно выявлять и вытравлять болезни, которые мешают нам жить: хамство, очковтирательство, "мафиозный" протекционизм, взяточничество, коррупцию, демагогию. Нужно непримиримо бороться с отступлениями от законов страны, в большом и малом, и с их извращениями, ибо это благодатная почва для ростков зла. Ах, если бы мы сумели сделать нашу жизнь чистой! Но вместе с тем понимаешь: довести течение обыденной жизни до идеальной формы - задача чрезвычайной социальной сложности, и ее, наверное, не решить за жизнь одного-двух поколений.
Часто думаю: откуда возникла распространенная ныне идея легкой жизни?
У многих людей сложилось убеждение, что они вправе претендовать на все лучшее, готовое, хотя мне ясно, что каждому необходимо самому отыскать свое место в жизни, создать и выстрадать себя в поте лица. Человек, как известно, рождается дважды: сначала физически, потом нравственно. От хаоса жизни не убежишь. Жизнь настигает каждого. Кем-то сказано, что есть дела, которые нельзя поручать другим. Жизнь тоже нельзя поручить другим. Ты ее делаешь сам. Сотвори себя человеком: природа наградила нас даром творчества, мы сами в процессе взаимодействия со средой лепим и создаем свой собственный образ. И есть гениальные творения, есть талантливые фигуры, но сколько появляется в результате этого "творческого" акта небрежных поделок, даже отдаленно не напоминающих человеческие образы!
Для кого-то жизнь - это борьба за славу, за материальный достаток, за сытость желудка. Такие живут, идя по "трупам", и часто в житейском смысле кое-чего добиваются. Их цель - взять от жизни все, максимально использовать все возможности "кресла", которое они занимают на сегодняшний день. Другие - из разновидности приспособленцев - плывут по течению. Эти всеядны и аморфны. Их главная цель - физическое самосохранение. Эта категория не менее опасна, ибо хорошо замаскирована "под цвет" времени и обстановки; такие люди бесконечно равнодушны, из них формируются предатели. Но человек не просто биологическая особь, он существо социальное, поэтому человеческая жизнь - это всегда борьба идей, борьба жестокая, непримиримая. Недаром же гений Достоевского представил мир как всеобъемлющую битву добра и зла, а поле этой битвы - сердца людей. А наш, современный мир? Где добро? Где зло? Согласно какой идее жить? Каким образом несовершенный человек может участвовать в построении совершенных форм общества? Примет ли он эти совершенные формы и не исказит ли их, не извратит ли? Ответить на все эти вопросы очень непросто.
В современном мире, мне кажется, жизнь концентрируется у полюсов. "Планктон" жизни тяготеет к ним.
И моя позиция такова: если ты равнодушен, ты объективный сторонник зла, ты против человечества. Равнодушие - не просто позиция невмешательства в "страсти жизни", у него своя философия.
Бороться за справедливость тяжело, иногда на эту борьбу тратится вся жизнь. Не каждый обладает достаточной стойкостью: кто-то отступает, кто-то приспосабливается, а кто-то, как безумец, несмотря ни на что, строит посреди хаоса жизни здание Добра.
Я иногда думаю: что есть жизнь? Извечный баланс сил зла и добра, но каждый раз на иных уровнях противодействия их друг другу? Или все же прогресс человечества есть процесс постепенного преобладания сил добра над силами зла?
Мне кажется, стоит оглянуться вокруг, и ты услышишь голос чужой боли, увидишь чужую рану.
Чем живут твои ближние: отец, мать, друг, сосед? Чем люди живы? Слышим ли мы друг друга? Видим ли?.."
Любовь Ведерникова.
Нижний Новгород.

* * *
"Мысли о человеке, о цели нашего существования об идеале и обстоятельствах не имеют отвлеченного характера. Их извлекаешь из будней самой жизни.
Живу я в Выборге: здесь каждый знает другого если не близко, так в лицо. И я знаю многих из тех, о ком хочу рассказать. Я не буду называть конкретных лиц. Ведь дело не в лицах, а в явлении, которое они представляют.
Итак, выборгские фарцовщики, или "мафиози", как они себя называют. Большинство из них еще не были в армии, некоторым вообще пятнадцать-шестнадцать лет. Но все они (согласно самооценке) - личности с большой буквы. А как же иначе? С ног до головы в "фирме", от пяток - в кроссовках за сто шестьдесят рублей - вплоть до лба, увенчанного какой-нибудь надписью. Карманы лопаются от денег, знают финский язык, "варятся", т.е. делают деньги, и каждый день прожигают их в кабаках с приятными девочками, "золотыми рыбками", как их здесь называют. Вот вам сюжет в духе итальянского неореализма: "мафиози и золотые рыбки". Ромео и Джульетту среди этих хорошо "упакованных" мальчиков и девочек Шекспир, конечно, не нашел бы. "Золотые рыбки" здесь "снимаются" на час, на два или на сутки. Все погрязли в пошлости и разврате и забыли обо всем на свете. Какая сила, думаю я иногда, может вытащить их, оторвать от такой жизни? Родительский авторитет пал. Бога у них нет. Правда, цель есть: деньги! Согласитесь, деньги - это тоже идея, и навязчивая! Здесь определенная философия жизни: "Не быть, как все, а быть выше всех, богаче, сильнее!" Этакая мания величия, нотки наполеонизма. В общем-то симпатичные ребята не видели ни ужасов войны, ни голода, вскормленные и выхоленные обеспеченными "предками". Зачастую они, не работая, имеют то, чего не имеем мы, работающие. И этот образ жизни разрастается, как раковая опухоль, дает метастазы, подчиняет себе души тех, кто аморфен и безлик.
Мне девятнадцать лет, и у меня есть цель. Но ответьте мне: исполнится ли она, если жизнь будет развиваться согласно идее, какой живут эти симпатичные парни? Ни я, ни мои друзья не можем поддерживать тех, кто живет по стандарту: деньги - кабак - девочки. Но между тем они сильнее нас. Они объединены, а мы разъединены. И они, а не мы, задают тон в молодежной жизни города. Они сильнее нас еще и потому, что мы часто не знаем, чего хотим или хотим разного, они же всегда знают, чего хотят. Природа наградила их одним мощным инстинктом - инстинктом "хватания". Ни один из них не способен на любовь, на доброе дело, а тем более на то, чтобы пролить свою кровь, если того потребуют обстоятельства.
Правда, есть редкие исключения, которые трудно объяснить.
Перед Новым годом похоронили моего соседа, парня, которому едва исполнилось двадцать лет. Цинковый гроб с его телом привезли из Афганистана. До сих пор не верится, что его больше нет, что я никогда не встречу его на лестничной площадке. Ему оставалось дослужить до весны. Но жизнь, а вернее, смерть распорядилась иначе. Обстоятельства сложились так, что он погиб, спасая жизнь нескольких своих товарищей. Погиб и стал посмертно Героем Советского Союза. Думал ли он в тот момент об Идее? Сомневаюсь. Я говорю об этом так, потому что хорошо знала его. Он не был из тех, кто называет себя "мафиози". Но духовно он был близок к ним, раньше у него не было никаких идей. Он был таким же, как многие. Да, именно, как многие. А погиб, действуя согласно обстоятельствам и идее, отнюдь не эгоистической. Так или иначе, в нем за какие-то доли минуты или даже секунды сработал не инстинкт самосохранения, а инстинкт "отдачи себя" другому, другим, инстинкт "добра".
О нем, о живом, я никогда не думала. Но, погибнув, он заставил меня размышлять о себе.
Если один человек, думаю я, абсолютно такой же, как все, способен не подчиниться инстинкту самосохранения, а, преодолев эгоизм, примкнуть к идее добра, то не означает ли это, что и все другие, такие же, как этот человек, тоже способны отдать себя этой великой идее? Иначе говоря, если один человек способен подняться на какие-то свои высшие уровни, то не означает ли это, что способно подняться на эти уровни и все человечество?
Как разительно отличается идея выборгских фарцовщиков (а мой сосед раньше разделял ее) от идеи, бросившей его на совершение подвига.
Это несовпадение идей, часто живущих в одном человеке, наверное, показывает, как велик путь, который он должен пройти, чтобы стать истинным человеком, или, если точнее сказать, наиболее человеком. История жизни и смерти моего соседа говорит и о том, что идея "низшей жизни" может быть перечеркнута и побеждена идеей "высшей жизни"... Именно поэтому я, как и вы, верю в "положительность", в "позитивность" человеческой эволюции..."
Н.Абросимова.
Выборг.

* * *
"Какой путь выбрать? Идти ли, руководствуясь внутренней идеей, или вступить на путь соглашательства и компромиссов с обстоятельствами жизни даже в том случае, если последние не совпадают и не соответствуют внутренней идее?
Мне думается, людей второго типа сейчас намного больше. Они чаще (если не в большинстве случаев) задают тон в рабочих коллективах, в кругу семьи, приятелей. Такая картина, по моим наблюдениям, отмечается в больших городах среди людей самых обычных, массовых профессий.
Давайте посмотрим, откуда берутся люди этого разряда.
Чтобы у человека возникло свое определенное, сильное "я", ему необходимо с самых ранних лет прививать чувство самостоятельности и ответственности за свои поступки. Как правило, все маленькие дети имеют жадный интерес к миру. Куда он пропадает потом? Почему угасает? Чаще всего этот интерес глушат сами родители. Бесконечные "почему?", которые словно фонтанируют из ребенка, надоедают. Чрезмерная активность трудно выносима. Бегать нельзя, потому что можно упасть. Кричать не нужно, потому что нарушаешь покой. Не буду лишними подробностями расшифровывать мысль дальше: очень многих родителей устраивают пассивные, тихие и вялые дети. С "управляемыми" детьми жить спокойнее и легче.
Следующий этап формирования человека - школа. Здесь тоже высоко ценят исполнительность и дисциплину и значительно реже - инициативу. Если самостоятельность проявляется даже в чем-то малом, она не приветствуется. И здесь тоже трудно кого-либо винить: массовая школа есть массовая школа. Она не ориентирована на индивидуальность, на нюансы индивидуальной человеческой психики. Ее задача - дать образование и элементарные навыки социального поведения миллионным массам детей. Естественно, приветствуется "среднее", типовое поведение ученика. Первые уроки лицемерия подросток нередко получает именно здесь. Сколько троек типа "три пишем, два в уме" стоит в его дневнике? Сколько, видит он, выдается завышенных аттестатов, дабы был увеличен "средний балл"? Короче говоря, к шестнадцати-семнадцати годам простая формула "Хочешь жить спокойно, не высовывайся!" становится естественной нормой его жизни. Правда, жизнь богата всякого рода отклонениями. И среди них - так называемые "трудные" подростки. Что это такое? Это бунт. Это агрессия против навязываемой им средней нормы поведения. Им в этой "норме" скучно, душа просит чего-то, но она не знает ничего другого, кроме "норм". И, отказавшись от одной "нормы", тут же попадает в объятия другой, часто более узкой и более нелепой. Бунт души принимает уродливые формы.
Я пишу это письмо, возвратившись домой с работы. Минут десять мне пришлось стоять, ожидая трамвая, и вот что бросилось в глаза. Рядом со мной на остановке среди женщин, маленьких детей и стариков находились одиннадцать подростков и молодых ребят.
Они не были знакомы друг с другом, каждый просто ждал трамвая. Но как они были похожи своей совершенно однотипной, "безличностной" манерой поведения, даже выражением лиц! Девять из одиннадцати были одеты в "униформу": черные кожаные пиджаки, брюки и непременно туфли с каблуками. "Кожаный пиджак" съел всю их индивидуальность, заменил им их "я".
Но это частности. Посмотрим, как ведет себя человек без "я",- человек, лишившийся индивидуальности, во взрослой жизни, которая открывается перед ним на следующем этапе - после окончания школы или института. Здесь, мне кажется, нередко происходит дальнейшая деиндивидуализация человека.
В последние годы все больше ценились материальные блага, "вещизм" процветал, материальный успех стал часто приравниваться к успеху в жизни вообще. Чтобы легче достигнуть такого успеха, человеку часто следовало стать подобным "амебе", способной принять любую форму.
"Амебообразный" человек промолчит там, где надо. А когда надо, скажет то, что нужно. Пусть он не хватает птиц с неба, пусть имеет средние способности, но он никогда не доставит начальству хлопот. Он легко "управляем". Он способен быть "всем и всяким". Талантливый же, увлеченный человек чаще всего неудобен. Его поведение во многом непредсказуемо, поэтому предпочтение в отношениях, складывающихся на производстве, отдавалось не ему, а его более удачливому антиподу -амебообразному человеку; пусть он несовершенен как работник, но в силу предсказуемости его поведения и стандартности его данных он как элемент системы функционально более надежен. К тому же, в случае каких-то "сбоев", легко заменяем.
И вот этот человек идет вверх. Медленно, но неуклонно он поднимается по ступенькам карьеры все выше и выше. Достигнутый успех укрепляет его веру в себя, и постепенно он начинает вольно или невольно внушать свой образ мыслей подчиненным, знакомым, своим детям. Мы часто очень терпимы к безынициативности, пассивности в работе, безволию и боязни малейшей ответственности. Чтобы решить какой-нибудь пустяковый вопрос, мы нередко месяцами занимаемся всякого рода согласованиями и пересогласованиями. В оправдание чьей-то нерешительности приводятся доводы: вообще-то человек хороший, приятный, милый, а если нет характера, воли, то такая ли это уж беда сейчас, когда особенно негде проявлять этот характер. Действительно, пресс повседневности силен, и повседневная жизнь многих вроде бы не требует подвига. Хотя, с другой стороны, именно повседневная жизнь - достойная и честная - требует не меньшего мужества и воли, чем жизнь на войне. Разве мало нужно убежденности, веры в себя, доброты для самых обычных дел: для того, чтобы вырастить своих детей честными и добрыми, для того, чтобы уметь не бояться принявшего ложные формы общественного мнения, пойти против общих правил, если этого требует твое дело, твои убеждения? Воля и характер не падают с неба. Они воспитываются на мелких, незаметных вроде бы поступках. Воспитываются с раннего детства и каждый день. Но вот амебообразному человеку ни воля, ни характер не привились. В своей жизненной игре он делает ставку на ординарность и, как видим, нередко выигрывает. И здесь наблюдается парадоксальная ситуация: "управляемый" по своей внутренней природе человек в силу того, что в количественном отношении он доминирует, преобладая в обществе как социально действующая единица, подчас (даже, может быть, к своему удивлению) становится вдруг и "управляющим" человеком. И это самое печальное. Куда он может "направить" жизнь, если душа его пуста и лишена какой бы то ни было внутренней идеи?
Я размышляю обо всем этом, исходя из самых обычных реалий, окружающих меня ежедневно.
Скажем, мой руководитель на службе - человек, право же, хороший, приятный. Каждый день восемь часов я спокойно работаю под его началом. Трудно что-либо сказать и против моего мужа, и он относится к людям этой же категории - приятен, мил, управляем. И тоже руководитель. Люди, входящие в круг наших общих знакомых, также обладают подобными достоинствами и занимают примерно аналогичное или даже более высокое положение в обществе. Все хорошо, но иногда я думаю: а как все-таки жить среди этих милых управляемых "управляющих"? Куда они могут завести страну? Нужны не управляемые управляющие, нужны личности, то есть люди, имеющие "лицо"..."
Н.Машерова.
Хабаровск.
Писем много. Разные почерки, разные штемпеля на конвертах. Их сотни - и разве приведешь их здесь все?
Автор не так уж волен, как кажется, когда пишет. Он должен думать и о композиции задуманной вещи и не должен забывать о ритме, дабы этот ритм постоянно пульсировал в его произведении, а коль так, ему, очевидно, надо начинать уже другую главу...
И все-таки как трудно отобрать из писем самые интересные, самобытные. Ведь эти письма - потрясающие документы. Это то, о чем люди думают, что их беспокоит, что волнует, будоражит их совесть.
Страна застыла перед катастрофой, до крутого надлома осталось всего несколько лет. Но этот надлом уже ощущается в письмах.
Сколько ума, какая наблюдательная сила открывается вдруг в чьем-нибудь вроде бы частном замечании! Признаться, догадки и мысли, которые я нахожу в этих письмах, мне иногда гораздо интереснее иных "открытий" профессиональных философов. Они бескорыстнее. Они плод не только рациональной мысли, но и ищущего правды чувства.
Вот передо мною лежит письмо четырнадцатилетней девочки из Цхинвали... Собственно, она пишет о том же, что и Н.Машерова, мысли их сходны, но как по-другому она чувствует мир и как кровоточит ее сердце, словно предчувствуя беду.
Через пять лет во время гражданской войны в Южной Осетии, когда Цхинвали начнут расстреливать из танковых орудий, я буду с болью и страхом вспоминать эту девочку...
Законы жанра требуют уже поставить в этой главе точку, а душа еще противится, не хочет обрывать поток признаний, монологов, вопросов, сомнений и обретаемых истин. А вдруг из-за этого в моих записках, думаю я, будет упущено что-то важное или даже никем еще не сказанное?
Вначале я хотел как-то прокомментировать письма... Потом подумал: "Стоит ли делать это?" Люди высказывают разные взгляды. И, высказывая их, дополняют друг друга. Мысли каждого углубляются, уточняются. Иногда взаимоисключаются.
Всякая естественная система отличается от искусственной тем, что она уравновешенна и гармонична. И разные взгляды, когда они представлены на равных правах, как оказалось, сами собой взаимоуравновешиваются. Навязывать свою концепцию?
Лучше я приведу еще один монолог.
Последний.
"У меня пока еще нет биографии. И, конечно я не маг, будущее мне не подчинено целиком, но вычислить, куда поведет тебя по пространствам мира жизненная тропа, приблизительно можно, исходя из неизбежных мечтаний, склонностей души, заинтересованности ума.
Как ни старайся отделить идею от обстоятельств, это невозможно. Идей без обстоятельств не бывает. Человек формируется в обстоятельствах, но продолжает жить в идее.
Жить, сознательно подчиняясь обстоятельствам,- унизительно. Боже мой! Да человек превратится в ничтожество, если не сумеет жить так, как требует собственная душа, нравственная идея! Он в этом случае уже не подвластен себе, он меньше себя, он даже не человек, а всего лишь жалкая марионетка.
Не новость, что человек может не иметь воли. Такие люди есть. И по-моему, подверженность стадному чувству обусловлена прежде всего инфантилизмом. Именно инфантилизм и безразличие - беда всему. Толстокожесть - это страшно, это невыносимо горько. Но единственная ли это болезнь? Еще хуже - воинственный цинизм. Он разъедает все. Беспощадно, неустанно. Нужно иметь надежный панцирь из добра, силы положительной нравственности, чтобы человека не уничтожила эта плесень. Цинизм подкрадывается, как кошка, обвивает душу, как змея, и сантиметр за сантиметром убивает в человеке человека. Особую опасность, на мой взгляд, несет в себе обозленность человека. Чаще всего таких людей поставляют неустроенные семьи. Ранний разлад между родителями, ссоры, натянутые отношения - все это сказывается на человеке. А если к этому приплюсовать неполадки в школе, конфликты с милицией, то картина будет уже полной. С такими людьми особенно тяжело. Ты вроде бы виноват перед ними, виноват, что не поддержал в трудную минуту, не сказал ободряющего слова. И судить их трудно, у тебя как бы нет морального права: ты вырос в спокойной обстановке, в другой среде...
Человечество подвержено целому ряду социальных болезней. Нужно ли обращать внимание на эти болезни? Да, ибо их нужно лечить. Минута, когда вдруг необходимо будет проявить свои высшие чувства, может подстеречь нас неожиданно, и не будет времени, чтобы задуматься,- просто, буднично ты должен будешь совершить свое высшее деяние, отдать долг совести, и отдать до конца и без патетических фраз. Разве посвятить свою жизнь идее совершенствования общей жизни там, где ты живешь, не трудное дело?
Без большой идеи это невозможно. Идея остро необходима человеку, она делает его целеустремленнее, сильнее. Она делает его социально здоровым. Квинтэссенция всякой жизни в идеале - индивидуальный вклад в построение общего дома, основываемого на постулатах справедливости.
Не знаю, как сложится дальше жизнь. Но то, что решено сейчас, я думаю, не забудется, не уйдет из памяти..."

Михаил Фельдман.
Бровары.

Странные люди, или третий человек

Встреча с двойником

В 1974 году я написал трагикомедию "Пророк и черт", опубликованную в 1982 году.
Главный герой пьесы Магфур разбивает сад на пустыре возле дома, где живет. Сажает яблони, вишни, цветы. Все, даже дети, смеются над ним: "Плешивый! Почем волосы?" Двое пьяниц пытаются избить его и сдать в милицию. Соседка по дому пишет на Магфура жалобы в Москву. Ей мерещится, что сад, который он заложил на пустыре,- это проявление частнособственнических инстинктов. Трое парней вырывают с корнями саженцы яблонь. Крутится вокруг Магфура и некий Хабуш, его приятель и ученик. Хабуш принимает Магфура за нового пророка и пытается отравить его ядом, давно превратившимся в слабительное. Хабуш считает, что бренная человеческая оболочка унижает дух, идею. Человек более велик, когда он мертв. Автор откровенно пародирует тему Моцарта и Сальери.
А что же Магфур? А Магфур опять сажает яблони. Его философия проста: "Сад на земле поднимется, и будут сидеть в саду счастливые люди". Но на бывшем пустыре роют траншею для канализации, и сад снова уничтожают. Магфур закладывает его в третий раз.
Остановлюсь: сюжет понятен, и фигура главного героя ясна. Материалом для этого фарса послужил анекдотический сор обыденных житейских ситуаций. Правда, ничего целиком из жизни я не копировал, и каким образом сюжет о Магфуре, отчасти уличном философе, отчасти юродивом, пришел в голову, я теперь даже и не помню. По-видимому, я этот сюжет просто выдумал. Может, от тоски по такому человеку.
Для меня это была пьеса об идеальном, или, как еще говорят, положительно-прекрасном, человеке. Том самом человеке, какого уже описал Сервантес в своем "Дон Кихоте" или Достоевский в "Идиоте".
Перезвон колоколов в литературе возникает вольно и невольно.
Был в этой пьесе и еще один главный герой, правда, появляющийся эпизодически,- Неизвестный. Он был весьма странным и донельзя ничтожным лицом. В финале пьесы Неизвестный говорит: "Копать будем здесь. Здесь будет большая яма!" - "Какая яма?" - "Яма для ямы. С дырой".- "С какой еще дырой? Куда?" - "Туда!"
Как автор, я готов был допустить даже, что этот Неизвестный был какой-нибудь завалявшийся в закоулках бесконечной материи Черт, разуверившийся в силе своих подручных и поэтому собственной персоной вышедший на борьбу с моим положительно-прекрасным человеком. Короче говоря, я с удовольствием писал комедию о борьбе идеального человека с чертом. Я бы не стал приводить эти обстоятельства, если бы они не выводили меня непосредственно на тему разговора о тоске по бескорыстному человеку, обнимающему весь мир своим чувством, о неприятии такого человека нашим обыденным сознанием.
Можно ли проверить саму идею такого человека реальностями конкретной жизни?
Прошло много лет после того, как я написал пьесу, и однажды жена, вернувшись домой, вдруг сказала мне: "Иди посмотри на своего Магфура!" - "На какого Магфура?" - "Как на какого? На своего пророка! Десять минут от дома. Два высотных здания на проспекте, там еще парикмахерская. А внутри квартала - пятиэтажка. Увидишь!"
Подойдя к дому, о котором говорила жена, я сразу же понял, что она имела в виду. Земля возле торца дома, прежде захламленная строительным мусором, утопала в цветах. Вокруг был песок, валялись разбитые плиты, земля была в буграх и ямах, а здесь, у дома, поднимался сад - торчали хлыстики яблонь, тут и там топорщились кусты вишни, черемухи. Тропинка - чистый желтый песок среди зеленой травы - вела от низенькой калитки к скамейке. Возвышалась небольшая беседка от дождя со столиком; на нем лежала груда журналов и свежих газет. Две девочки играли неподалеку от беседки в большой, пестро раскрашенной песочнице.
На фанере краской было старательно написано:
"Добрый день, люди! Будьте счастливы! Сегодня 6 сентября".
Все это было и похоже, и непохоже на сад Магфура, который он заложил на пустыре и который я так отчетливо видел в своем воображении, когда писал трагикомедию.
В это время двое парней (они остановились за оградой уже давно), один постарше, другой помоложе, оживленно загоготали. Разговор - с пришептываниями, с хохотом, с округлением глаз - шел у них о каких-то штанах, о коже, которую можно достать. Слова лились неудержимо.
- Ребята, а кто все это придумал?
Лицо старшего, сырое, размазанное, все отдавалось переживаниям минуты. Другой, поуже, позаконченней, удовлетворенно и сыто улыбался. Ему, судя по всему, удалось какое-то выгодное дельце.
Мне пришлось повторить вопрос еще два раза, прежде чем меня услышали.
- Ну, и чего надо? Чего тебе надо-то? - спросил молодой.
Из кармана его плаща торчала бутылка водки.
- Я спрашиваю, кто автор этого сада?
- Какой еще автор? Мало ли малохольных! Нашелся дурак!
- Дурак? А где он живет? В этом доме?
- А зачем он тебе?
- Посмотреть.
- Нашел на кого смотреть! - Молодой захохотал.- Что он, баба? На таких дураков смотреть, гляделки свои зря тратить.
- Смотри, цветы посадил,- вдруг с неприязнью протянул тот, что постарше.- Вчера иду с пузырем мимо,-не обращая уже на меня внимания, продолжал он,- копается. Давай, говорю, спрыснем? Освятим садик?
- А он? - загоготал молодой.
- Аллергия, говорит, у меня на водку. Есть, говорит, такое научное слово "аллергия".- Желтый дом по нему плачет.
Я уже не слушал, смотрел на окна, на балкон.
Мелькнула мысль: позвонить в любую квартиру, узнать. Но нет, зачем? Лучше сначала посмотреть на этого человека, когда он работает здесь, в саду. Познакомиться можно всегда... Вначале надо увидеть его издали - понять и угадать человека по жестам, по походке. Наверное, во мне жила еще просто и боязнь разочарования. Мое воображение уже работало, уже рисовало какой-то странный, загадочный образ абсолютно бескорыстного человека, не боящегося проявления вовне своей доброты. Конечно, для того, чтобы публично адресовать свой труд, свою душу людям, нужно наивное мужество. Проявления альтруизма приветствуются в обществе до определенной степени, выйди за пределы - и тебя сочтут сумасшедшим. Наверное, мне хотелось увидеть человека, перешедшего эту черту. Но Магфур ли это? Вдруг не он, а другой, быть может, чем-то и похожий, но мельче?
Я боялся разочарования.
Но на следующее утро меня снова потянуло к дому, где жил этот неизвестный мне человек. "Добрый день, люди! Будьте счастливы!" По моему лицу снова бродила широкая неопределенная улыбка. В саду опять никого не было. Что делать? Прийти еще раз? На лавочке у подъезда сидели две пожилые женщины и старик-дворник в старой вельветовой куртке с метлой в узловатых, привыкших к грубой работе руках.
- Сад здесь у вас... Кто сажал эти деревья? - обратился я к ним.
- А почему это вас интересует? - подняла голову одна из женщин, татарка.
- Вы сами кто будете? - протянула другая женщина, с вятским говором.- Портфельчик у вас загрязнился... Из милиции вы или из райисполкома?
- Я так... Прохожий. Почему вы подумали, что я из райисполкома?
- Тут уж прохожих много было. Пройдет как прохожий, а потом письмо напишет!
Мне все больше казалось, что грань, разделявшая мир, созданный воображением, когда я писал пьесу, и реальный мир, в котором я находился теперь, исчезает, теряется.
- Фатхулла-абзый, к тебе пришли! - наклонившись к уху старика, кричала женщина-татарка.- Комиссия!
Так я познакомился с реальным героем моего воображения, с человеком, который мог бы быть прототипом Магфура.
Совпадения с выдуманным персонажем были и в самом деле поразительные. Разница была невелика: Магфур - заводской человек, а Фатхулла Шабанов - из рода хлебопашцев и сам хлебопашец. Но и тот, и другой сошлись в одном стремлении: "Хочу, чтоб моя земля стала садом..."
Эта мысль родилась у обоих еще на войне. Оба посадили свою первую яблоню среди крови, там, где гуляла смерть.
Старик рассказал мне о себе:
- Восемнадцатого июля сорок первого года я на войну пошел. Сначала в связи работал, потом дали семь повозок, в хозроте работал. В сорок втором ранило, восемь месяцев лежал. Отлежался, в сорок третьем и сорок четвертом годах опять работал. Под Гомелем дело было. Мешок на земле лежит, с зерном. Думаю, зачем добру пропадать, в хозроте пригодится. Взялся за мешок, а в меня пули хоп - в ногу и живот. Оказывается, немец мешок под прицелом держал. Опять девять месяцев отдыхал в госпитале. Потом здоровый стал, до самого конца уже на войне работал. Всю Европу прошел.
В трудные для страны годы - с тысяча девятьсот тридцать шестого по сорок первый, а потом с сорок шестого по пятьдесят второй - он председательствовал в родной деревне Кулле-Кими, что находится неподалеку от Казани. С пятьдесят шестого по шестьдесят первый там же представлял местную власть в сельсовете. Исполнял еще на земле этот человек роль кассира-счетовода, бухгалтера, заведующего хозмагом, бригадира строителей.
Словом, работал на земле. Ничего не нажил. Никакого богатства.
Я был у него дома. Это была одна комнатка в маленькой двухкомнатной квартире, где он жил вдвоем с женой, за стеной обитала соседка.
Обыкновенная жизнь, наполненная одним трудом. Но трудом не ради труда и не ради утехи собственного желудка - был в этом труде какой-то свой, потаенный, не бытовой смысл. Даже участие в войне было для этого человека работой во имя жизни.
И вот последнее дело. Уже на "финишной прямой" возникла мысль о саде на пустыре. Заходи, прохожий, сядь, если устал, подыши, посмотри на небо. Может, доброе чувство придет в твою душу, да так навсегда и останется в ней? И душа родит что-то необыкновенное, прекрасное?
Велики ли пенсионные деньги, и так ли легко найти в них излишек? Но каждый месяц излишек находился: он шел то на новую скамейку, то на новые саженцы.
Но любое красивое дело - это всегда еще и борьба со всякого рода безумцами, которые бескорыстного человека считают подозрительным субъектом. Так называемый идеальный герой - часто лицо не совсем желательное или, скажу мягче, не совсем привычное для нашего сознания.
Об этой стороне жизни, о борьбе со злом, с "чертом" старик говорил так:
- Мусор здесь был, плиты, песок. Трава не росла. Торф привез, чернозем. Разбил сад. Одна женщина со второго этажа стала меня к нему ревновать. Жалобы всюду стала слать. Кто только не приходил! Участковый инспектор пришел. "Ты Шабанов?" - "Я Шабанов".- "Почему ты беседку сделал?" - "Журналы лежат, люди читают. От дождя".- "Ломай!" - "Нет, не буду ломать".- "Какое ты имеешь право? Кто разрешил? Домоуправление разрешило? Райисполком разрешил? Живешь на четвертом этаже и яблони сажаешь?" - "Я могу и на десятом этаже жить".- "Ломай!" - "Сам ломай, а я потом опять все посажу".- "Ах, вот как! Не подчиняться?" "Я ветеран войны и труда, Почетные грамоты имею, шесть наград имею, ничего в жизни не ломал, только сажал",- говорю. Плюнул под ноги и в исполком пошел. На другой день два начальника милиции в саду стоят. "Что,- говорю,-ломать приехали?" "Зачем ломать? Молодец!" - говорят. "Молодец-то молодцом,- говорю,- а вот участковый привязывается". "А мы его попросим, чтобы не привязывался".
- И что же? - спрашиваю уже я.- Больше не привязывался?
- Честь теперь мне отдает, на "вы" называет.
- А женщина, которая жалобы писала?
- А женщину кто попросит? Кто ей команду даст? Собственный бог только должен попросить. Вот жду.
- И что, попросит? Долго надо ждать?
- Сам интерес имею. Здесь главный труд,- старик смотрел на меня серьезно, спокойно.- Саженцы везде в рост идут. Труд нужен.
Был какой-то момент, когда я внутренне ахнул. Передо мной сидел не старик в старом вельвете с метлой в набрякших от работы руках, а великий и безвестный социальный утопист и экспериментатор. Он не выбирал между добром и злом, а незаметно и с великим терпением, в меру отпущенных сил, избавлял мир от зла. Истреблял зло, превращал его своим трудом в ничто. Мой знакомый раскрывал в своем повседневном, постоянном труде какую-то уже не только свою, но и общечеловеческую, "родовую" сущность.
"Добрый день, люди! Будьте счастливы!" - в этом обращении проглядывала деятельная доброта и непритязательное бескорыстие человека, не боящегося проявлений вовне своего "я".
Вскоре я переехал жить в другую часть города и пришел навестить старика, поговорить с ним лишь года через три. Пришел и с трудом узнал место. Все в его бывшем саду было перекопано, перерыто. Не осталось ни деревца, ни травинки. Сразу пришла мысль, что со стариком что-то случилось. Будь он жив, сад непременно существовал бы.
Так и оказалось: у Шабанова не выдержало сердце.
Все произошло, как в пьесе. По его саду проложили траншею, и человек умер.
Я сидел в его доме, разговаривал с его женой, слушал старую женщину и думал. "Был ли смысл в его бескорыстном труде? Ведь ничего не осталось. Неизвестный победил. Он сумел-таки выкопать в его саду яму... с дырой, ведущей неизвестно куда". И все же смысл в работе старика, наверное, был. Осталась память. В моей душе и душах других людей сад безвестного утописта не уничтожен. Каждую весну он зацветает вновь.
- Добрый день, люди! Будьте счастливы! - мне кажется, я все слышу иногда голос этого человека.
Да, я пытаюсь сейчас "прописать" портрет редкого человеческого типажа, давно уже интересующего меня. Портрет своего рода супер- или мегачеловека, живущего как бы в особом измерении. Различны сферы приложения сил таких людей в жизни, индивидуален путь каждого, отличаются обстоятельства их бытия, но есть, наверное, что-то и объединяющее их всех.
Мне кажется, эти люди "сделаны" из одного, особого материала, и их мир, бесконечный, бескрайний, лишенный всяких форм эгоизма,- мир особой морали, собственных нравственных, каких-то "неэвклидовых" по своему характеру норм и законов жизни.
"Я" и мир, и великая непреодолимая стена меж ними. Здесь же субъективное "я" человека выходит в бесконечный внешний мир, переставая ощущать его внешним, отождествляя себя с ним, растворяясь в нем и растворяя его в себе.
Отныне человек и мир - единое целое. "Мир есть я",- говорит такой человек.- Мое тело огромно, мой дух бесконечен. Все, что лежит вокруг,- это мое бесконечное "я".
Это говорит человек - творец, созидатель, не подчиняющийся обстоятельствам своего внешнего бытия.
Кажется, что мир - это лишь инобытие его "я", инобытие, ставшее его бытием. Границы, переборки падают, приобретают относительное значение. Человек, ограниченный собственным эгоизмом, превращается в свою новую ипостась - человека безграничного, бесконечного, бескорыстного.
Откуда появляются эти люди, наделенные даром не брать, а отдавать, в "чужом" видеть продолжение самого себя, в другом человеке - своего брата, не по крови, не по расе, не по национальности - по духу? Наделенные талантом служения идее не какой-то своей, узколичной, частной и даже не корпоративной, групповой, а общечеловеческой?
Дело об альтруисте
Вот еще одна история.
Приведу сначала некоторые документы.
Из справки заведующего столовой № 13 ОРСа Казанского отделения Горьковской железной дороги:
"От гражданина Галимзянова А.Г., проживающего по адресу: Казань, Ухтомского, дом № 23, квартира № 24, принято в столовую комиссионно свиней общим живым весом 1468 килограммов. Сумма 1622 р. 90 к.* перечислена по заявлению Галимзянова платежным поручением № 91 Райздраву в Ленинском отделении Госбанка СССР".
Из письма члена Общественного совета при Доме ребенка № 1 г.Казани младшего научного сотрудника ИОФХ им. А.Е.Арбузова АН СССР, кандидата химических наук Р.Сагеевой:
"Вначале нас всюду принимают радушно, желая помочь, но потом все отказываются, ссылаясь на букву закона, на то, что нет соответствующей статьи, или на то, что вообще не понятно, как отнестись к данному вопросу. Речь о Галимзянове А.Г., работающем возчиком в магазине № 117 Бауманского райпищеторга Казани. Заработок у этого человека небольшой - 110 руб., правда, он имеет возможность подзаработать лишний рубль, охраняя товары приезжих на колхозном рынке или подвозя их, но деньги сами по себе никакой ценности для него не представляют. Детство его прошло в военное время, получить образование ему не удалось, но всегда у него было желание в чем-то выразить себя, оставить след. Благодаря помощи общественности Бауманским райисполкомом А.Галимзянову был выделен участок в конце улицы М.Межлаука, который он расчистил и засадил ягодным кустарником. Это была территория стихийно образовавшейся городской свалки. Он разровнял ее, вывез весь мусор, покрыл болотистую землю щебенкой, песком, отвел воду от разобранной колонки, которая в течение многих лет затопляла всю улицу, за что ему благодарны жители этой улицы. На участке из бывших уже в употреблении стройматериалов он построил дом-кормокухню и свинарник.
Только за последние годы этот человек перечислил в Фонд мира 600 рублей, детскому дому - 13 тысяч рублей. Казалось бы, вклад в общее дело немалый, причем совершенно бескорыстный. Работает он, не щадя сил, здоровья, а мы, к сожалению, ничем не можем ему помочь; хозяйство его не узаконено: никому не принадлежит, и продвинуть решение этого вопроса ни ему, ни нам никак не удается. Большие трудности, особенно в зимнее время, испытывает А.Галимзянов с добыванием корма. Мы, члены Общественного совета при Доме ребенка № 1, побывали в Главном управлении общепита, жилищном коммунальном хозяйстве, просили помочь районную и городскую администрацию, соответствующие министерства, но везде - отказ. Сейчас неясно будущее этого подсобного хозяйства, являющегося своеобразным неузаконенным филиалом Дома ребенка, и положение самого Галимзянова. Было бы большой несправедливостью, если бы общественность проявила равнодушное отношение к этому незаурядному человеку".
Из докладной председателя исполкома Бауманского райсовета г.Казани:
"Гр-ну Галимзянову А.Г. было дано устное разрешение на содержание не более пяти свиней. В настоящее время он содержит двадцать две свиньи, что является нарушением санитарных норм. Кроме того, он самовольно построил хозяйственные постройки и дом на этом участке. Гражданин Галимзянов письменно предупрежден о сносе дома..."
Из заявления главного врача Дома ребенка № 1:
"На деньги, которые безвозмездно перечисляет детям Дома ребенка № 1 А.Галимзянов, за последнее время были приобретены: оборудование для физиотерапевтического кабинета, музыкальные инструменты, в том числе пианино, цветной телевизор, электрокамины, детская мебель, нательное белье, верхняя одежда. Бауманским исполкомом Совета народных депутатов тов.Галимзянову был выделен участок в тупике ул. М.Межлаука возле железной дороги, на месте бывшей свалки. Построив там свинарник и дом-кормокухню, А.Галимзянов решил выращивать свиней в еще большем количестве с целью перечисления выручаемых денег в дар Дому ребенка.
Столкнувшись с трудностями в обеспечении свиней кормами, он обратился ко мне и Общественному совету Дома ребенка с просьбой о юридическом закреплении этого участка как подсобного хозяйства Дома ребенка. Мы отказались от этой идеи. Но мы обращались в Управление общественного питания, в Горжилуправление, в Министерство коммунального хозяйства, в райисполком с просьбой об официальном закреплении за тов. Галимзяновым выделенного ему участка, об оказании ему помощи в приобретении кормов..."
Медленно, внимательно глядя под ноги, пробирался я в апреле 1984 года по одной из самых затрапезных и грязных улиц города. Собственно говоря, это было почти в центре Казани, рядом - рынок, железнодорожный вокзал. Свернешь с какой-нибудь более или менее благополучной улицы в проулок - и вдруг перед тобой море черной воды.
Где-то в дальнем заброшенном тупичке улицы Мартына Межлаука должен был красоваться зеленый забор и белый домик, слитый из гипса и опилок.
Что же было известно тогда об этом человеке?
Позже, через несколько месяцев, в горисполкоме, в приемной по жалобам, мне дадут посмотреть довольно толстую папку с документами: "А.Галимзянов. Дело № 2891". Но до папки с документами в тот день было еще далеко, и тогда я знал только, что этому человеку за сорок, что он возчик магазина вин, но никогда в жизни не брал в рот ничего спиртного. Слышал я еще, что этот возчик (в прошлом он был милиционером, шофером, слесарем) какой-то непонятный альтруист: последние пятнадцать лет занимается своего рода благотворительными делами, попечительствует над детьми, брошенными родителями. Перевел на их счет Бог знает сколько денег, заработанных на откорме свиней. Но слухи слухами - а насколько все, что я слышал, соответствует правде?
Открываю калитку. Лают и визжат собаки - маленькие, большие. Бродят куры. Коза с козлятами. В загоне - крупные стокилограммовые свиньи роют своими твердыми пятаками землю. Какой-то человек в телогрейке, сапогах бросается мне навстречу. На голове чудом держится шапчонка, глаза горят живым блеском. Стремительно протягивает руку, улыбается.
- Вот пришел взглянуть,- знакомлюсь я.
- Хорошо! Давайте! Артур! Фу! - кричит он собаке, мешающей нам разговаривать.
Через две минуты мне уже кажется, что мы знакомы целую вечность. Новый знакомый показывает свое хозяйство, жестикулирует, смеется. Веселый, радостно-доверчивый человек.
- Вот тут пруд будет, а здесь деревья посажу! Песка надо еще привезти. Болото было, свалка! Неделю назад два начальника приходили. Смотрели-смотрели, потом один говорит: "Сносить тебя будем". Я говорю: "Вот здесь пруд выкопаю, рыб разведу". А другой говорит: "Ему про снос - он про рыб, что с дураком разговаривать?"
- И что? - улыбаюсь я.
- А что? Пошли.
- А вы что?
- Я песок привез. Хорошо, чисто стало, а?
И новый знакомый опять засмеялся, словно подтрунивая над самим собой и над людьми, пришедшими с проверкой. И позже, где бы я его ни встречал - на улице ли, когда он ехал на своей телеге, возле магазина ли, когда случайно проходил мимо и видел, как быстро и ловко он грузит на телегу ящики, или на его "свиноферме",- всегда передо мной оказывался человек уверенный, радостный, счастливый и словно бы даже какой-то беззаботный.
- Хорошо, а? Солнышко какое светит, а?
Другого бы напугала угроза, нависшая над "делом жизни". Галимзянова - нисколько.
Человек "донкихотского" настроя души - человек загадочный. Давно приглядываюсь к нему. Давно пытаюсь его понять. Непросто распознать, что стоит за таким человеком в жизни, случайно его появление или означает существование какой-то закономерности.
В самом деле, подумайте: в течение пятнадцати лет помимо работы выполнять еще тяжелейший физический труд, но не брать себе за него ни копейки? Зарабатывать крупные суммы денег, но часто даже не видеть их? Деньги обычно даже не появлялись у Асхата Галимзянова в руках, а по его заявлению перечислялись в детские дома. И никто не принуждал его вести такую жизнь, никто не понукал, кроме собственной души.
Природа корысти ясна. Но природа бескорыстия в какой-то мере непонятна, странна. Где причина отсутствия в человеке естественного эгоизма?
Помню, я смотрел на свиней Галимзянова и думал о количестве затрачиваемого труда. Двадцать пять свиней - это пятьдесят ведер еды ежедневно. Где-то эти пятьдесят ведер надо достать. Найти, привезти, сварить в котле. Весной и летом для Галимзянова это, наверное, не проблема, рядом - рынок с горами отходов. А зимой?
Были у него еще лошадь, помощник в работе, две овчарки со щенками и громадный ньюфаундленд; дома, где жил с семьей, болонка и кошка с котятами да какие-то певчие птицы.
Как-то прихожу на "свиноферму" на улицу М.Межлаука и вижу: две новые собаки - дворняжка и овчарка. Откуда? Оказывается, привел их Асхат Галимзянов из вивария ветеринарного института. Были собаки подопытными, подверглись операциям, а теперь вот не нужны.
"Всю жизнь с животными",- сказал он мне мимоходом.
Позже я узнал, что два года назад воспитывал он у себя еще и волчонка. Восемь месяцев жил волчонок в его семье, а потом Галимзянов отвез его в лес. Пишу об этом не для того, чтобы подчеркнуть чудаковатость моего героя (человек он, конечно, с неожиданностями), а для того, чтобы сказать, что такая "абсурдная" с точки зрения здравого смысла жизнь для него, видимо, норма. Если уж он попечительствует над животными, то как же не позаботиться ему о детях, брошенных родителями? О детях, определяемых государством в Дом ребенка?
Естественно, эта попечительская деятельность даром не дается. В час ночи приходится ложиться, а в пять утра быть уже снова на ногах. И так десятки лет.
Конечно, все это фантастично, неправдоподобно. Но у каждого человека своя собственная "форма жизни", которую он находит и которой следует. "Форма жизни", которую нашел для себя Галимзянов, по-видимому, его устраивала, во всяком случае он производил всегда впечатление счастливого человека. Хотя другой на его месте вряд ли радовался бы жизни. Семнадцать лет назад с его женой случилось несчастье, и все эти годы жена (инвалид первой группы) не выходит из дома. А это значит, что все домашние хлопоты лежат опять же на нем. Правда, дома дети помогают. Сын Радик работает уже на заводе, а дочь Ляля учится на швею в техническом училище. Они, надо сказать, и единомышленники отца. Сын, когда принес первую получку домой, отсчитал тридцатку: "Будешь посылать деньги детям, переведи и эти".
Есть люди, идеи у которых находятся как бы на кончиках пальцев. Мысль у них может немедленно превращаться в результат, в дело.
Раньше в течение многих лет Асхат Галимзянов держал свиней под гаражом во дворе дома, где жил. В этом гараже находилась его казенная лошадь, на которой он работал в магазине возчиком. И вот под этим-то гаражом-конюшней он и вырыл глубокий подвал, в котором стал держать свиней, придумав хитроумные устройства для механизированного кормления и уборки навоза. По ночам на двух овчарках или на ньюфаундленде вывозил отходы на свалку. Все это в буквальном смысле "подпольное" и совершенно фантастическое предприятие много лет существовало с единственной целью: чтобы вырученные от сдачи свиней деньги можно было переводить на счет Дома ребенка.
Наивно думать, что эта деятельность сопровождалась громом оваций.
Проверяемый со всех сторон альтруист-возчик просил у властей района, чтобы ему дали какой-нибудь участок- ему хотелось выйти из "подполья". Как раз в стране были принята Продовольственная программа, и по ходатайству Общественного совета Дома ребенка ему выделили наконец место. Собственно, не место, а, как уже говорилось, свалку. Мусора там было навалено с двухэтажный дом. Но что такое свалка для Галимзянова? Он нашел бульдозер, машину, за неделю все расчистил, привез щебень, песок, глину, торф, за два дня из опилок и гипса слил дом-кормокухню. Где-то нашел полусломанный котел, в котором варят битум, отремонтировал его, приспособил для приготовления еды свиньям. Короче говоря, через две недели благотворительное "предприятие" странного человека начало полностью функционировать на новом месте.
Расширяя свою свиноферму, Галимзянов мечтал в первую очередь о том, что превратит он ее в подсобное хозяйство для Дома ребенка, что будет здесь Дом ребенка хозяином, а он, Асхат Галимзянов,- бесплатным работником. Видел в своих мечтах, как разобьет пруд и разведет в нем карпов, чтобы и свежая рыбка была у детей.
В гаражный, "подпольный" период он держал обычно семь-восемь свиней. На новом месте завел на первых порах двадцать две чушки, потом - двадцать пять. В качестве ближайших планов была у мечтателя-свинаря с улицы Мартына Межлаука цель: посадить ели на территории Дома ребенка, а у входа в него поставить памятник детям. Самый настоящий памятник, созданный самым настоящим скульптором!
Но право, комична или даже трагикомична жизнь! Она сама по себе гениальный художник и выписывает порой совершенно фантастически узоры, каких не придумает и писательское воображение.
Мечты и планы Галимзянова мешали спокойной жизни солидных людей. Председатель райисполкома, разрешивший Галимзянову занять клочок до предела захламленной земли, теперь, увидев его, срывался: "Ты меня своими свиньями в гроб загонишь!" Главный врач Дома ребенка тоже была в панике: "Не надо ни карпов, ни памятника, ни подсобного хозяйства!"
Если в прежние годы размеры благотворительных взносов Галимзянова были сравнительно небольшими (где-то 800-1000 рублей), то с выходом "предприятия" из "подполья" они увеличились (в эти годы ежегодно переводилось уже свыше четырех тысяч рублей). Людям почему-то все труднее становилось переваривать результаты его попечительской деятельности. И ломали головы районные и городские власти, не знали, что делать с ним. Не вписывались - шел 1984 год - ни сам Галимзянов, ни его свиноферма в существующие параграфы, нормы, инструкции, положения.
Оформить свиноферму как подсобное хозяйство? Но какой администратор возьмет на себя такую обузу? Он сам будет там бесплатным работником? А если заболеет? Да и что такое бесплатный работник? Такого вообще нет и никогда не существовало ни в одном обществе.
Нужно еще раз проверить этого человека. И вот мечтателем-свинарем снова интересуются ОБХСС и уголовный розыск Казани - на предмет "обоснованности" его благотворительной деятельности. Им интересуется пожарная служба: как там у него с электрической проводкой? Санэпидстанция тоже озабочена: как у него там с "выплодом мух"? Его проверяют и перепроверяют все районные инспектирующие службы. А служба главного архитектора города вдруг даже пускает в ход версию о самовольном захвате участка. Часто над головой веселого альтруиста собираются внезапные грозы. Однажды пригоняют бульдозер с приказом: пустить все под откос. И только немедленное вмешательство общественности, а именно возбужденная толпа крикливых бабенок и мужиков, спасает его "благотворительное предприятие" от полного уничтожения.
Иной недоверчивый читатель, чувствую, может даже пожать плечами: а не придумывает ли все эти подробности автор, не "заносит" ли его? В самом деле, с одной стороны, фигура какого-то странного, непонятного практика добра, а с другой - не менее странная, можно сказать, гротесковая реакция на это добро? Возможно ли это? Так ли это?
Но вот передо мной вновь материалы Дела № 2891.
Что еще "интересного" есть в этом фантастическом "деле"? Давайте откроем его.
Из справки начальника Управления внутренних дел Казанского горисполкома полковника Г.Айнутдинова:
"По ул.Межлаука Галимзянов А.Г. в настоящее время держит двадцать пять голов свиней и пять собак. Свиней Галимзянов начал держать, не имея на то разрешения. Впоследствии ему якобы разрешили держать их, но документов на руки не выдали. Ежегодно он осуществлял продажу свиней на Центральном рынке Бауманского района Казани по 3 рубля 50 копеек и по 4 рубля за килограмм. Деньги от продажи он переводил на расчетный счет Детского дома, расположенного по пр.Ямашева, дом 88-а. Это продолжалось до 1983 года. В детдом Галимзянов за это время перечислил более 10 тысяч рублей.
Весной 1983 года Галимзянов обратился в Бауманский исполком с просьбой узаконить его подсобное хозяйство для содержания свиней. Осмотром помещения занимались архитектор Э.Дубивко и главный врач санэпидстанции района Р.Караулова, которые якобы разрешили ему содержать свиней, но не более одиннадцати голов. Однако это разрешение Караулова впоследствии у Галимзянова изъяла. Установлено, что пищевые отходы для кормления свиней он собирал во дворах жилых домов, на колхозном рынке, а также в столовой № 1, расположенной по ул.Лево-Булачная, столовой № 44 при педагогическом институте и в детсаду № 151, расположенном на ул.Нариманова. Пищевые отходы Галимзянов похищал обычно в ночное время, как заявляют администратор столовой Н.Сайфуллина и заведующая детсадом Н.Бушуева.
Кроме того, розыскными мероприятиями установлено, что Галимзянов использует государственную лошадь и на колхозном рынке Бауманского района занимается подвозом сельхозпродуктов торгующим гражданам, которые расплачиваются наличными. Так, 16 апреля 1984 года Галимзянов подвез три мешка урюка колхознику Джураеву О.А., приехавшему из Ленинабадской области,- с улицы Межлаука до рынка, получив 3 (три) рубля. 18 апреля 1984 года Галимзянов подвез десять мешков урюка Роджобову М.Р., жителю Исфаринского района Ленинабадской области,- с ул.Тукаевской до рынка, получив 10 (десять) рублей. Каких-либо документов на стройматериалы, из которых построено подсобное хозяйство для содержания свиней, Галимзянов не предъявил, объяснив, что строительный материал он брал где придется, в основном с домов, которые шли на слом или капитальный ремонт..."
Из Акта по проверке режима работы возчика магазина № 117:
"Нами, работниками торга, инспектором отдела кадров Сулеймановой, старшим бухгалтером отдела зарплаты Кудрявцевой и старшим бухгалтером финансового отдела Бакировой, 4 мая 1984 года проверена работа возчика А.Галимзянова. В момент проверки, с 15 до 16 часов, на рабочем месте Галимзянова не было".
Из Объяснительной записки директора магазина № 117:
"Довожу до сведения, что 4 мая 1984 года возчик Галимзянов с 9 до 10 часов 30 минут вместе со мной находился в Управлении внутренних дел с целью дачи объяснений. После этого из магазина № 117 привез ящики для приемного пункта стеклопосуды и должен был ехать за пряниками..."
Разочаровавшись одно время в театре, я было перестал писать пьесы, а после знакомства с Галимзяновым поневоле стал думать: уж не написать ли все-таки еще одну? И именно в жанре трагикомедии. Представляю одну из сцен: сотрудники уголовного розыска разрабатывают операцию по поимке его с "поличным". Самый опытный сотрудник в течение трех суток не сводит с него глаз. И вот она - долгожданная минута! Три мешка урюка подвез! Поймали мошенника!
Из докладной записки заместителя председателя исполкома Казанского горсовета Р.Насырова:
"Исполком городского Совета считает недопустимым оформление скотного двора гр.Галимзянова, расположенного в городе, как подсобного хозяйства. Самовольно воздвигнутые строения подлежат сносу, а территория - благоустройству".
Во многих документах, находящихся в деле № 2891, я ощущал какое-то скрытое недоброжелательство. Оно таилось не только в содержании. Оно проступало наружу в первую очередь сквозь стиль, тональность фраз.
Странно, почему мы, люди, так недоброжелательны к добру? Почему оно словно даже оскорбляет нашу душу? Нет пророка в своем отечестве? Нет пророка в своем времени?
Я рассказывал о Галимзянове своим знакомым. Наблюдал их реакцию. Почему он для многих как соринка в глазу? Рассказывал - и вдруг ловил какое-то недоверие к рассказу. Оказывается, неправдоподобен. Его поступки, оказывается, нуждаются в каких-то дополнительных обоснованиях. Своим присутствием в мире он словно как-то даже обижал людей. В самом деле, два полюса: свиньи и недостижимо (и непостижимо) высокая духовность. А какой "мостик" их соединяет?
- Пусть он сначала меня убедит, что его поступки лишены всякой задней мысли,- вдруг заявил мне один из моих собеседников.
- А почему он должен тебя еще и убеждать?
- А потому что иначе он проходимец!
Одни вдруг называли его скрытным, тайным кулаком. Другие объясняли его склонность к "попечительству" тем, что он, Галимзянов, вероятно, из породы неудачников. Логика здесь была простая. Нормальный, здоровый человек не будет заниматься всеми этими делами так долго. Самым распространенным объяснением было: это человек "с приветом". Фигурировало и такое мнение: своим альтруизмом он якобы хочет замолить какие-то свои грехи. Судя по тому, что человек не успокаивается много лет, грехи эти, вероятно, ужасны. Не потому ли его все проверяют и перепроверяют? Надо бы проверить по-настоящему. И наконец, некоторые считали, что казанский возчик переводит крупные суммы денег на счет дома ребенка и в другие детские организации всем назло. Был же Герострат, почему бы не быть и его антиподу, но по сути своей такому же Герострату? Несовершенный еще мир можно унижать добром так же, как и злом. Стоит только ткнуть миру в нос это добро как некий недостижимый идеал!
- Кто его просил заботиться о детях? Государство о них не заботится, что ли? Нашелся благодетель! Выполз откуда-то из навоза и решил мир удивлять?
- Для дома ребенка в Казани выстроили новое здание. Дети переехали, но вдруг настали сильные холода, а с отопительной системой что-то неладно. Галимзянов на своей телеге тут же привез десятки рефлекторов. Закупил сразу в магазине на триста - четыреста рублей. Разве может противоречить заботе государства чья-то человеческая забота?
- Все равно дурак этот твой Галимзянов или спекулянт!
Чувствовалось, в любую из этих версий некоторым людям поверить почему-то было легче. Принять же, что человек просто добр, изначально бескорыстен, почему-то было крайне трудно. Ну, а как же сам альтруист с улицы Межлаука, сам "новый" человек в лице Галимзянова объяснял свое поведение, смысл своего "попечительства?" Что он сам говорил?
А он в общем-то почти и не говорил об этом. И в этом заключался, пожалуй, главный парадокс. Он больше говорил, извините, о свиньях и о том, как их выходить и прокормить.
Как-то, все-таки не выдержав, я спросил его:
- Слушай, Асхат, а зачем ты все это делаешь?
- Зачем? - он улыбнулся.- Мать у моей жены в детдоме воспитывалась. Надо помнить об этом. Потом, когда в деревне мы жили... После войны туго было в деревне. Колхоз нам помогал. Вот и я помогаю.
В одну из других встреч он как-то обронил, что и он, и его жена, и дети "не любят деньги". Как-то вспомнил, что, когда первый раз послал деньги в детдом, родители - тогда они еще были живы - этот его поступок одобрили. В другой раз сказал, что "так" жить ему нравится.
- Холодильник полный! Телевизор есть! Жена пенсию получает,- он загнул палец.- Дочка - стипендию, сын зарплату приносит. У меня оклад. А зачем лишние деньги? Лишние деньги счастья не дают. От больших денег человек портится!
Удовлетворят читателя все эти объяснения? Меня они в общем-то удовлетворили.
Летом 1984 года Галимзянов сдал выращенных свиней заготконторе. Из 4168 рублей, причитающихся ему, 500 он перечислил на счет казанского Дома ребенка № 1, своим старым знакомым, а 3 тысячи бухгалтерия заготконторы от имени его семьи перевела на счет Интернациональной школы-интерната им.Е.Д.Стасовой в Иваново, в которой воспитываются дети-сироты различных национальностей, оставшиеся без родителей,- маленькие палестинцы, ливанцы, дети из Афганистана, Никарагуа. Остальные деньги (минус еще почтовые расходы) пошли на приобретение новой партии поросят и бычков.
Как интереснейший роман о великом энтузиасте-одиночке, своего рода Дон Кихоте наших дней, читал я материалы дела № 2891, заведенного на Галимзянова в приемной по жалобам Казанского горисполкома. Одним из интереснейших впечатлений жизни стало и знакомство с ним.
Я рассказал о нем читателям журнала "Смена"1. После публикации очерка в редакцию хлынули сотни писем.
"Я завидую ему, этот человек нашел свой путь. Пойти на почту и отправить телеграфом какую-то сумму не так уж обременительно, такие люди встречаются, но этот человек отдает не только свои сбережения, а практически всю свою жизнь, все свое время тому, чтобы у брошенного родителями ребенка прибавилась лишняя (не по "смете", не по "утвержденному бюджету") игрушка. Конечно, обманщик понятнее, он весь на ладони, а такой человек - загадка..." (Н.Карпенко, Макеевка).
"Первоначально я подумал, что передо мною материал из "социальной экзотики". Но вы правы: за конкретным поступком, за реальным человеком стоит явление, которое требует философского осмысления. Интересный, любопытный, интригующий воображение тип человека. Кто знает, может быть, попав в Казани на улицу Межлаука, люди, особенно приезжие, будут спрашивать: "А где здесь дом Асхата Галимзянова?" Этот человек - достопримечательность города, причем в лучшем смысле слова. Дело не только в том, что он помогает детям-сиротам. Он помогает, сам того не зная, и многим другим людям, утверждая в своей правоте одних и выправляя искалеченные души других. Мы слышим о нем, и нам становится легче..." (В.Лебедев, Гусь-Хрустальный).
"Это человек нового общества, человек, для которого работа на благо общества - простая естественная потребность. Удивительно и другое. Он как будто бы и не видит, и не ощущает черных сторон жизни, весь освещенный своей целью. И я, кажется, его понимаю: он боится, наверное, что ему не хватит его жизни, чтобы все свои мечты воплотить в реальность... (В.Чемурзиев, село Дубовское Алтайского края).
Так примерно оценило модель жизни, которую избрал для себя казанский возчик-альтруист Асхат Галимзянов, общественное мнение страны в лице многочисленных читателей журнала. И почти в каждом письме был вопрос: как дальше сложилась судьба его дела? Раньше над его фермой постоянно висела угроза сноса. Как обстоят дела с ней? Продолжает ли он свою "меценатскую" деятельность? Имеет ли возможность продолжать?
Публикация статьи в журнале сняла некоторые неприятности, но не изменила жизни Галимзянова. Днем, как и прежде, он со своей телегой обслуживал магазины, к которым был прикреплен. Утром и вечером кормил быков, ухаживал за больной женой. Но вдруг приехали две женщины с Одесской студии телевидения - снимать сюжет о нем. Казанская студия телевидения тоже не прошла мимо его "идеи". Приходилось Галимзянову порой уже не быть собой, а изображать себя. Надо сказать, что у него не очень это получалось.
- Надо быков кормить,- озабоченно вздыхал он, стоя перед кинокамерой.
Только "отсняли" Галимзянова одесситы с казанцами, приехали два кинематографиста из Новосибирска - с мыслью сделать о нем фильм. На работе стали проявлять недовольство. Торговым работникам было обидно, что телевизионщики и кинематографисты интересуются простым возчиком Галимзяновым, а не ими, занимающими в торговой сфере более крупные, серьезные и ответственные должности. Шла своя борьба с ним и здесь - раздавались телефонные звонки, звучали басовые интонации в голосе, возникало искреннее недоумение.
Приходили письма к Галимзянову. В одном из писем незнакомая женщина из Орловской области просила у него взаймы 1,5 тысячи рублей, а у авторов другого письма аппетиты были больше - они просили сразу 3 тысячи. И вовсе не удивило письмо Салтыкова из Перми, который просил "выделить ему субсидию в сумме 9 тысяч".
В иные минуты он хватался за голову:
- Они, наверно, думают, что я с быками деньги печатаю?! Типография у меня?
Я уже писал о ближайших планах Галимзянова посадить на территории Дома ребенка № 1 большие голубые ели и сделать самый настоящий памятник. Больших голубых елей в Горзеленхозе (может быть, и к лучшему) не оказалось, посадили ели маленькие и зеленые, а воплощение мысли о памятнике стало еще более реальным.
Как-то прихожу к Галимзянову на его "ферму" и вижу его озабоченным.
- Быки хорошие, серьезные. Драться уже начинают. Зоотехник на днях был. Скоро сдавать. Думаю, на 460 килограмм некоторые вытянут. 420 килограмм - норма. Значит, каждый бык принесет 1200. Общая сумма - считай, тысяч двадцать. За корм вычтут: я брал семь-восемь машин. Значит, тысяч шестнадцать можно на памятник отдать. Памятник пора делать. Быки хорошие! - убеждал он меня.
Еду к известным в Татарии супругам-скульпторам Раде Нигматуллиной и Виктору Рогожину. Они иногда работают вместе. Рада Нигматуллина прекрасно владеет детской темой, ее композиции всегда неожиданны и подлинно художественны, а Виктор Рогожин - художник социально мыслящий. Читали они или не читали очерки в "Смене"? Заказ необычный, невиданный - простой возчик заказывает монумент для Дома ребенка, расположенного вблизи одного из главных проспектов города. Власти не против. Не будут ли против художники? Не испугает ли их необычный заказ? Поверят ли они в реальность, в осуществимость этого дела?
Убеждать, слава Богу, не надо. Заказ вызывает любопытство и интерес.
На следующий день знакомлю художников с заказчиком - Асхатом Галимзяновым. Ласково гладя черного свирепого быка по морде, он говорит:
- Мое дело - быки, а ваше - памятник настоящий сделать. Из бронзы! Дети к красоте должны приучаться.- Он смеется, во рту торчит одинокий зуб.- После, как сделаем, зубы пойду лечить. Сейчас некогда!
Памятник - дело непростое. Один из самых важных и трудных моментов - отливка модели. Где отливать скульптуру? Отливку в стране производят на Мытищинском заводе художественного литья и в северной столице - на заводе "Монумент-скульптура". Но там все забито заказами. Пойдут ли на каком-нибудь из этих заводов навстречу необычному заказу? Есть еще один вариант - обратиться к руководству Литейного завода КамАЗа. Помогут ли там?
Работа над памятником началась. А Галимзянов мечтает после памятника в Казани поставить другой - в Иванове, на территории Интернациональной школы-интерната им.Стасовой. Например, на тему: "Дружба детей разных народов". Мечтает, но, как человек дела, уже договаривается с колхозом "Серп и молот", в селе Шапши о новой партии бычков в тридцать голов.
23 февраля 1987 года произошло событие, я думаю, неординарное: на территории Дома ребенка № 1, что находится вблизи проспекта Х.Ямашева, был открыт памятник, созданный на средства казанского возчика. В самом деле, ситуация невиданная: простой мужик заказал скульпторам монумент и вот дарит его детям, городу, республике.
Скульптор Виктор Рогожин и Асхат Галимзянов осторожно освободили памятник от закрывавшего его полотнища, и глазам сотен людей, пришедших на процедуру открытия, предстала большая многофигурная композиция "Сказка" - женщина-воспитательница в окружении детей, персонажей сказок и животных. В "штате" дома ребенка появилась еще одна "воспитательница" и несколько "детей".
Признаюсь читателям, открытие памятника было и моей радостью. Два года назад только я свел Асхата Галимзянова со скульпторами. За эти два года у них было все: и споры, и ссоры враздрызг, и трудности. Они не сходились в сроках исполнения заказа, в оплате; Галимзянов хотел, чтобы памятник был из бронзы, а из бронзы не получалось. Мне приходилось подчас вмешиваться, поправлять положение. Поставить крупный памятник в городе непростое дело. И, глядя на осунувшееся, исхудавшее лицо Галимзянова, я думал об этом снова. Накануне, выступая по Татарскому телевидению, я пригласил жителей Казани прийти на открытие необычного монумента, и было радостно видеть, что казанцы откликнулись на приглашение. Рядом со мной стоял пожилой человек - как потом оказалось, директор школы из далекой Рыбной Слободы, райцентра, находящегося от Казани за сотню с лишним километров. Несколько часов добирался он в город, волнуясь, что не успеет к открытию. Добро все-таки заразительно, мы все истосковались по нему в атмосфере рвачества, безразличия, равнодушия, воцарившихся в обществе, и необычный духовный посыл Галимзянова, в принципе отвергнувшего границу между "моим" и "общим", пробуждал в душе каждого человеческое начало. И вдвойне было радостно, что по-настоящему художественно значимая работа стала воплощением внутреннего стремления А.Галимзянова.
В последний год в доме у Асхата Галимзянова живет и его младший брат Талгат. Так уж случилось - не задалась у брата семейная жизнь. Как и все из рода Галимзяновых, человек он работящий, надежный. Спрашиваю его о дальнейших планах.
- Дальше? Побольше бы быков держать! Да негде, участок маленький. И вот еще хочу брату совет дать. Надо всем детям в первом детдоме заказать через Казанский мехкомбинат шубы. Сразу большую партию, на весь дом ребенка. Теплые шубы из натурального меха! А то для заграницы шьют, а для детей нет.
- Это во сколько же рублей обойдется вся партия?
- Да они недорого стоят,- включается в разговор и сам Асхат Галимзянов.- Ну, тысяча, ну, полторы! А то я ни разу не видел детей в шубах! Что это такое? Непорядок!
Вот такая команда помощников у казанского возчика-"мецената". Подарил он в 1987 году казанскому дому ребенка № 1 новую машину "Нива" стоимостью 11 тысяч рублей. На счет этого же дома ребенка перевел 2,5 тысячи рублей, вырученных от продажи тарной базе нескольких тысяч деревянных ящиков, собранных в течение года на рынке. Сдав совхозу сорок быков, перевел в фонд Чернобыля 10 тысяч рублей. Создание и установка памятника "Сказка" обошлись Галимзянову и его помощникам в 8 тысяч рублей. Галимзяновы не перевели еще дыхания, а уже мечтают сообща о партии шубенок для детей-сирот (у каждого ребенка-сироты есть, между прочим, живые родители); ищут номер счета, на который затем переводят 8 тысяч рублей народу Грузии, пострадавшему в тот год от стихийного бедствия.
Признаюсь читателям: в 1985 году, когда я писал первый очерк об альтруисте, я решился на своеобразный эксперимент, дабы до конца понять мотивы его поступков. Тогда в одном из казанских театров шла моя пьеса "День "Х" о Джалиле, и я - хотя денежное положение у меня в то время было нелегким - распорядился, чтобы гонорары за мои спектакли бухгалтерия театра перечисляла в Фонд мира. За год было перечислено около 500 рублей. Но что такое эти 500 рублей по сравнению с десятками тысяч казанского возчика-альтруиста! Копейки! Но благодаря этим "копейкам" я лучше понял душу своего героя.
Люди, ограниченные какими-то параметрами, легко измеримы. Люди, преследующие ближайшую выгоду, корысть, определяются этой корыстью. Она сразу же выявляет их масштаб. Тип же бескорыстного человека являет собой какую-то духовную бесконечность, он неизмерим и потому таинствен, интересен, загадочен.
Интересным и загадочным такой человек становится для многих.
Отдавать, а не брать - это так непонятно. И вот уже о Галимзянове пишет "Советская торговля", "Огонек", упоминают "Правда", "Советская культура", появляются материалы ТАСС, АПН, Центрального телевидения. И что любопытно, неизбежно возникают какие-то искажения, преувеличения. "Комсомольская правда" утверждает на своих страницах, что казанский возчик перечислил на счета милосердия 100 тысяч рублей1. Откуда взялась эта цифра (по документам получается около 60 тыс.), никому не ведомо, да это никого и не интересует. Раньше никто не верил, что он способен отдать копейку из своего кармана, теперь все говорят о ста тысячах. "Литературная Россия" пишет, что нашему альтруисту за его бескорыстие грозил суд, и если бы "не вмешательство писателя-публициста Д.Валеева"2, т.е. мое, то наш "идеалист" находился бы ныне, надо полагать, в местах не столь отдаленных. Чрезвычайно интересно наблюдать, как буквально на глазах рождается миф о человеке.
История А.Галимзянова обрастает легендарными подробностями.
Природа бескорыстия интересует всех.
Передо мной выдержка из письма читателя В.Синицына (Тула):
"Как много еще в жизни людей, у которых нет ни сердца, ни чувства любопытства к живой жизни. Вместо того, чтобы радоваться, что на нашей земле появляются странные альтруисты, они порой заводят на такого человека "дело". Галимзяновы между тем - это как бы часть природы, окружающей нас, и, подобно самой природе, они, защищая других и помогая другим, мало заботятся о себе, а потому фактически беззащитны перед грубой чужой силой. В житейской суете мы можем, грешным делом, и обидеть такого человека, посмеяться над ним. Но как только такой человек покидает нас, мы остро ощущаем его отсутствие и долго жалеем о нем, поминая всегда добрым словом. В Москве есть улица, носящая имя Федора Гааза. Кто он такой? Известный поэт, полководец? Нет, скромный тюремный врач в царской России, большой подвижник, заслуживший благодарность потомков тем, что, не щадя сил и здоровья, старался облегчить страдания всем больным и несчастным, которых было тогда немало среди тех, кого гнали по этапу на каторгу. А в украинском городе Ромны есть улица замечательной русской женщины Александры Деревской. Имя города вообще ассоциируется с именем этой женщины, спасшей и пригревшей в годы войны сорок две сироты разных национальностей. Ее уже давно нет в живых, но народная память о ней не угасает. В этом же ряду находится и Асхат Галимзянов..."
"В то время, когда большинство людей занято заботами о своем собственном материальном положении, когда вещи часто становятся не предметами, необходимыми человеку, а скорее препятствиями, отделяющими людей друг от друга и порождающими подчас вражду и равнодушие, конечно же, чистое бескорыстие выглядит чем-то странным, подозрительным, необычным. Если не глупым! Но как хороша, как прекрасна эта "глупость"! В самом деле, можно, оказывается, не брать деньги, а отдавать их и чувствовать себя счастливым. Можно трудиться с утра до ночи и не получать за этот труд ни копейки, ни благодарности и радоваться такой жизни, можно не покупать своим детям на "толкучке" импортное барахло и не слышать в ответ их ругательств, а, наоборот, получать от них постоянную помощь, духовную поддержку! Внутренняя природа этих людей совершенно иная. Ваш герой является человеком нового, завтрашнего общества. Оказывается, такие люди уже родились, уже живут среди нас. Само рождение этих счастливых людей дает жизни замечательную перспективу!" (А.Серков, Красноярск).
Да, А.Серков, пожалуй, прав. Во всяком случае я, кажется, не встречал более счастливого человека, чем Галимзянов.
Но, наверное, наивно призывать всех следовать основным принципам его жизни. Кто-то, возможно, пойдет за ним, а большинство, наверное, откажется. Путь Галимзянова один из труднейших.
Странна человеческая жизнь. Чем больше живешь, тем больше вопросов. И порой странен, загадочен, непостижим человек.
Теперь, устав порой от мелкого человеческого эгоизма, я иду к моему Дон Кихоту.
Как прекрасно, оказывается, что есть люди, которые абсолютно ничего не боятся, которые знают жизнь с ее изнанки и тем не менее не потеряли даже крупицы веры в нее. Мы сидим с возчиком Галимзяновым за совершенно пустым столом в его доме-кормокухне, говорим не о политике, не о будущем человечества, не об искусстве, а о свиньях или быках. Но уже через полчаса я чувствую, что у меня прибавилось бодрости и силы1.
За минувшие десятилетия мы наговорили и написали на тему о новом человеке, наверное, эвересты слов! И вот парадокс - этот человек пришел, живет рядом с нами, а мы почему-то не узнаем его. Мы перепроверяем его -не обманщик ли, не самозванец ли?
Впрочем, понять людей можно: как сразу узнать нового мегачеловека в его случайном эмпирическом облике? Ведь узнать-то не так просто! Смотрите: порой и фигура неказиста, и штаны от нескончаемой работы в гармошку, и шапчонка на голове чудом держится. А профессия? Вообще какая-то исчезающая - возчик.
В Москве, помню, я познакомился с молодым португальцем Жузе Серра. Он журналист, заканчивал МГУ, намеревался работать в португальской газете "Аванте". Его родители, известные португальские коммунисты, при Салазаре долгое время находились на нелегальном положении, в подполье. Со своей родной сестрой Жузе Серра впервые увиделся, когда ему исполнилось уже тринадцать лет. Он воспитывался в России, шесть лет провел в ивановской школе-интернате им.Е.Д.Стасовой, сестра находилась в другой стране. Я рассказывал ему о возчике Асхате Галимзянове, о памятнике, который он заказал на свои деньги в Казани, о памятнике, который он хочет поставить в неведомой ему Интернациональной школе-интернате в Иванове. На глазах у молодого португальца выступили слезы.
"Идти путем зерна"
"Каждый поступок и каждое слово, брошенное в этот вечно живущий и вечно творящий мир, это семя, которое не может умереть",- писал Карлейль.
Я вспоминаю эту блистательную фразу, читая письмо Артура Ригеля, пришедшее ко мне из Уральска. Кто этот человек, кем работает или где учится, я не знаю. Наверное, немец. Впрочем, разве имеет это какое-то значение?
"Ждите от меня письма лет через пять-десять,- пишет он,- когда я окончательно пойму, смог ли я встать на путь к мегачеловеку в самом себе. В декабре прошлого года мне исполнилось двадцать, и, видимо, с этим возрастом ко мне пришло желание всерьез заняться изучением духовного опыта живших до меня мыслителей. Фридрих Ницше, Артур Шопенгауэр, Монтень, аль Фараби - вот книги, с которых я начал свой путь к вершинам далекой для меня истины. На обложке Вашей книги "Три лика" так и написано: "Ум и душа жаждут постичь этот смысл..."
Нет, и сегодня в человеческих сердцах царит не только идеология наживы, философия рубля и доллара. В душах людей, в том числе молодых, прорастают к свету и другие семена.
"По своей духовной ориентации я, скорее, принадлежу к "религиозному типу", согласно классификации Э.Шпрингера, который считал, как и Вы, что люди отличаются друг от друга "не темпераментом, не конституцией, не поведением", а "ценностями духовной ориентации". Т.е. "религиозный тип" - это человек, который во всем жизненном универсуме ищет "высший смысл, высшую правду, первопричину". К этому типу Э.Шпрингер причислял Спинозу и Джордано Бруно, которые отдали жизнь во имя истины".
Это уже письмо тридцатидвухлетнего Геннадия Мацкевича из Белореченска Краснодарского края. Тоже ничего больше не знаю об этом человеке. Впрочем, так ли уж ничего: "Что касается моих пристрастий, то я преклоняюсь перед словами Блеза Паскаля - "Я уважаю только тех, кто ищет правду с болью в сердце". Как редок такой поиск".
Я привожу эти письма для того, чтобы читатель ощутил: процесс сотворения новых духовных реальностей не остался в далеком прошлом. И ныне идет огромная духовная работа по созиданию нового универсального мировоззрения, отвечающего реалиям надвигающегося III тысячелетия, и эта духовная работа незаметно производится сегодня десятками и сотнями безвестных философов и мыслителей, и просто думающих людей в разных концах мира, в том числе и у нас в стране. И в ряду их - моя попытка создания новой мегафилософии, опирающаяся ни на что другое, а именно на этот вал ожиданий, предощущений и предчувствий, недопроявленных видений будущего, духовных прорывов в него, которые, вероятно, уже в избытке накопились в человечестве.
"Люди издревле задаются вопросом: откуда взялось зло в этом мире? Я думаю,- пишет Г.Мацкевич,- что многое зависит от информации, которую получает мозг. Массовому человеку приходится жить в жестких рамках информационного голода. К тому же природа устроена так, что кратчайший путь к цели ведет через попрание морали. В стабильные эпохи такое попрание незначительно, но когда все идет на слом, как, например, сейчас, попрание морали приобретает катастрофический характер.
Есть две структуры, в которых живет человек. Первая - структура внутренней упорядоченности мира, или сфера разума. Вторая - структура внешней формы объектов, или сфера тела. Считать, что прогресс - это только положительное движение - ошибка. Движение двояко. Я скажу вам откровенно: это противоречие приведет человечество к самоуничтожению, если не дать бой движению "внешней формы"...
Откровенно говоря, в последние годы я люблю читать письма читателей даже больше, чем книги. Книги пишут избранные, единицы. Нередко в них бывает много лжи. Письма пишут все. Разумеется, и здесь попадается немало мусора, встречаешься с амбициями, претензиями, с требованиями "соответствовать" каким-то взглядам, но иногда среди писем обнаруживаются просто жемчужины. И порой рождается ощущение, что посредством писем, авторов которых ты совершенно не знаешь и никогда, возможно, не увидишь, с тобой говорит сама бесконечная жизнь.
О чем же говорит она сегодня?
"В первом послании к коринфянам упоминается деление всех людей на телесных, душевных и духовных. Это напоминает Вашу классификацию,- пишет мне двадцатишестилетний Ф.Шакиров из Набережных Челнов.-В книге И.Свенцицкой "Раннехристианские писания" я прочел, что первые две компоненты в человеке исходят из низших сил, которые исцеляли человека своими свойствами. Духовная же ипостась исходит от божества. Это его отблеск в человеке. И лишь тот, кто открывает в себе звучание этого отблеска, становится избранным. Нельзя ли рассматривать мега- или богочеловека, о котором Вы пишете, как посредника между этими "телесными" и "душевными" людьми и Богом как некоей условной высшей причинной силой предельного и запредельного Космоса? Возможно, Вы правы: пора и внешне восстановить издавна ощущаемое нами изнутри (об этом говорят все религии) единство человека и Космоса. В этом плане мегачеловека можно рассматривать как великое обобщение человека. Как обобщение пройденного им пути и как заявку на будущий путь во Вселенной, о чем пророчествовали Циолковский и Вернадский".
Да, как ни трудна жизнь, как ни мрачны и безнадежны ее ближайшие перспективы, но всходят на ее полях и странные, причудливые зеленые злаки, говорящие о существовании каких-то иных возможных миров и иных возможных жизненных установок, далеких от господствующей на рубеже тысячелетий моды погони за короткой наживой. Силы микроэгоизма, на которые в 90-х годах ХХ века делалась главная ставка, колоссальны, и их иррациональный взрыв, равный по мощи ядерному, смог разметать страну в клочья. Запальные шнуры подожжены, огонь уже бежит по ним, но именно в такую пору, когда неизвестно, чем обернется жизнь завтра и какими трагическими красками заиграет ее рисунок, и нужно, мне кажется, сеять семена мегаверы.
Неизвестно где, в ком и когда они взойдут, но они поднимутся, заколосятся. Семя завтрашней веры, брошенное в этот вечно кипящий и вечно творящий мир, действительно умереть не может. В огромной толпе, занятой бесконечной куплей-продажей, добыванием корма, ожесточенным дележом, я вижу и слышу "странных мальчиков" не от мира сего. Пусть на крикливом базаре жизни их мало, неважно. Они понесут свет веры в завтра. А пока под светом настольной лампы они пишут письма. Иногда я думаю: возможно, это их письма друг к другу? А я всего лишь посредник между ними?.. В общем-то так оно и есть, пожалуй. Писатель - посредник между людьми. И посол завтрашнего мира.
Поднимающуюся над человеческим универсумом ауру нового универсалистского учения незаметно и тихо ткут и безвестные философы и мыслители. Пройдут годы, быть может, десятилетия, и аура нового мирообъемлющего вероучения обретет формы суперрелигии, исподволь войдет в сознание миллионов людей, станет постоянной доминантой их духа. Вспомнят ли тогда первых, кто уже сегодня включился в работу по поиску для человечества новых очагов Света?
Собственно, мое строительство нового духовного Храма - тоже попытка дать знак, что "святость", т.е. меганачало, не умерла, не погибла.
...Сижу в "дворницкой" на улице Муштари в Казани, пью чай, разговариваю с хозяином, давним своим знакомым. Бог ты мой, единственная комнатка - вся в завалах книг. Книгами битком забиты стеллажи, идущие вдоль стен. Книги - на подоконнике единственного окна, и их там нагромождено так много, что свет едва пробивается со двора. И на полу нет даже малого клочка пространства, не занятого ими. И кровать в завалах книг, и стол, являющийся одновременно и обеденным, и письменным.
Диоген, древнегреческий философ родом из Синопа, жил в бочке. Это происходило еще за 350 лет до н.э. Но представьте себе бочку, в которой совсем не повернуться еще и от книг. Так живет в 90-х годах ХХ столетия и в начале века ХХI казанский философ Фан Валишин родом из деревни Наурузово Оренбургской области.
Жители дома по улице Муштари в Казани знают его, вероятно, только как дворника. Не раз, наверное, видели с метлой в руках. Но что за беда? Другие - и не только в Казани - знают этого необычного человека как руководителя известной среди философов исследовательской группы "Проблема динамизма", а главное - как мыслителя-методолога, основателя нового философского направления (Динамизм), возрождающего исходную, а именно монистическую традицию, источником которой является проблема Начала.
Традиция, как известно, тогда только жива, когда она заново создается собразно особенностям новой эпохи. Конечно, история постоянно несет с собой обновление, и в нем участвуют люди. Но весь вопрос в том, на чем основывается это обновление? Кстати, это полностью относится и к ситуации начала ХХI века. Если взять ближайшую историю, то мы видим, что за основу обновления мы брали либо идеологию, либо экономические постулаты, либо руководствовались политическими мотивами. Некоторые в качестве фундаментального базиса обновления предлагают выдвинуть еще культуру. Но с точки зрения философа с улицы Муштари подлинное обновление есть одновременно и процесс, и состояние. Идеология же, экономика, политика, культура - это лишь характеристики состояния, т.е. какой-то остановившейся, отвердевшей формы жизни.
Слепота и трагизм людей состоят в том, что они начинают обновление с изменения характеристик состояния, а именно с изменения политики, идеологии, экономики, культуры, но в глубокой тени оставляют основу - сам процесс творчества жизни. В тени остаются процессо- или жизнесозидающие моменты: философское творчество (Дух), научное творчество (Познание), техническое творчество (Практика) и художественное или, что то же самое, организационное творчество (Лирика). И все это можно наблюдать и в жизни.
Да, мы поспешно меняем ныне нашу политику, экономику, идеологию, нашу культуру, мы, лихорадочно спеша, снимаем для них кальку с западных образцов, но у нас оказывается в загоне наше собственное философское и научное творчество, в упадке и прострации техническое и художественное созидание. Какого же обновления мы хотим добиться при этом? Мы заняты переодеванием, нас заботит наш облик в глазах мира, наше Состояние, но мы совсем остановили при этом Процесс творчества жизни.
Люди до сих пор не понимают, кроме как рассудком (я излагаю здесь точку зрения своего друга-философа), известного положения Платона, высказанного им в его знаменитом диалоге-трактате "Государство" для пояснения именно подобной ситуации: пока не сольются воедино государственная власть и философия, до тех пор государства и народы не избавятся от зол.
- А что значит понимание этих вещей не на уровне рассудка, а на уровне духа? - спрашиваю я своего собеседника, выпивая, кажется, уже третью чашку крепкого чая.
- А это значит видение и понимание того, что на земле всегда были, есть и будут очаги незамутненной реальности. Очаги естества, очаги начала, где все дышит мощью духа, риском познания, мужеством действия, наконец, весной романтизма. Обычно власть и толпа засыпают эти родники естества, тогда как в них и спасение. Истоки трагедии страны в том,- продолжает мой собеседник,- что все те, кто имел отношение к курсу так называемого "нового мышления", не были носителями такой незамутненной реальности. Среди них не было тех, кто есть Свет. Поэтому пока не будет в человеческом мире всерьез утвержден статус людей Просветленных, пока толпа будет побивать их камнями, плевать на них и превращать их в отбросы общества, миру людей не избавиться от состояния Раба - Господина, от состояния Великого Инквизитора, если применить терминологию Достоевского. Люди должны дать возможность Просветленным работать среди них, предоставлять им возможность свободно создавать школы, центры Света на Земле. Всему живущему назначено Природой идти "путем зерна", и надо исполнять этот закон. Это зерно будет расти в нас самих, и мы как люди будем в этом случае расти непрерывно...
Возможны, не центры, но точки Света действительно существуют в нашей жизни. Я вижу эти огонечки, эти тонкие сгустки сияющей "незамутненной реальности", подобные огненной плазме, даже в ночном мраке, который окружает нас ныне. Уверен, когда-нибудь эти очаги Света незаметно покроют своей сетью всю планету, и несчастная израненная Земля станет, наконец, планетой Света для разумной земной жизни и живого Космоса.
Вот еще несколько идей носителя Света с казанской улицы Муштари.
Труд или творчество, согласно его точке зрения, есть сущность человеческой природы. Человек есть человек только в силу того, что каждый момент его жизни есть момент его творчества, т.е. житие и творчество совпадают в действительном человеке. Тонко и глубоко понимал этот момент М.Пришвин, записавший в своем дневнике: "Чем я силен? Только тем, что ценное людям слово добываю ценой собственной жизни".
Творчество или труд как сущность человеческой природы осуществляется, по Фану Валишину, в такой же форме, что и движение света. В форме волны. Человеческая волна и есть волна творческого начала, есть ритм, в котором сливаются воедино ритмы Познания, Лиризма, Духа и Практики. Это единый непрерывный ритм, возбуждаемый фактом Встречи человека со всеми мирами, вливается в силу вовлеченности каждого человека (и всего человеческого рода) во всеобщий ритм Природы, в ритм Вечности, в Одну Волну Начала... Такое понимание труда или творчества как единого волнового ритма позволяет выявить механизм возникновения в человеке Второго начала, т.е. антисозидающего или бесовского, сатанинского. Все человеческие недоразумения, по Валишину, вытекают из непонимания труда, и все нечеловеческое объясняется нарушением ритма, динамики труда-творчества. Демоническое начало возникает как разрушение творческого начала, разрушение человеческой волны, а вместе с ней и разрушение связи человека с Вечным. Наконец, как превращение человека в существо конечное, смертное, в существо существования. Сама вероятность этого разрушения есть не что иное как вероятность извращенного движения в человеческой природе. Человек, в котором погибает его собственное начало, остается вообще без Начала, а потому - без Смысла, без Духа, без Бога. Он уже, собственно, есть мнимая величина, и признавать его действительным может только ложное воображение. Если вспомнить Шеллинга, такой человек заимствует "видимость от истинного бытия, как змея заимствует краски от света". Больше того, такие люди, как носители конечных интересов, становятся источниками искусственных противоречий, порождающих искусственное или извращенное движение - суету. Суету обмана...
Помню, в августовские дни 1991 года философ с улицы Муштари пришел ко мне, ошеломленный, потрясенный. Принес записку, весьма любопытную и трагикомическую по содержанию, обнаруженную им в своей двери.
"Фан! Послезавтра, в понедельник, я еду в редакцию и постараюсь опубликовать содержание нашего разговора с тобой 19 августа вечером. Извини, ты мой друг, но истина и демократия дороже. Иначе я не могу. В.В. Август 1991 года".
Записка, положенная тогда философом на мой подоконник, так и осталась у меня с той поры. Почему-то я ее не выбросил, видимо, сознавая, что это - реликвия времени. Победа над "заговорщиками", над "гэкачепистами" была в те дни уже полной и очевидной, и в стране готова была вот-вот подняться эпидемия взаимного доносительства, впоследствии, к счастью, приостановленная.
- И какую же крамолу ты проповедовал этому В.В. 19 августа, в день так называемого путча, что он решил сделать на тебя донос обществу? - смеясь, спрашивал я.
- Я говорил, что это суета,- отвечал философ.- Извращенное движение, которому нельзя верить. И обе стороны, участвующие в этой суете, носители обмана.
- И мелкий бес, игравший роль твоего друга, решил тебя заложить? На всякий случай? Потому что иначе он не может? А ведь он действительно иначе не может.
Я смеялся в ту минуту. Но Бог ты мой, как беззащитны в жизни Просветленные, как непрост и прихотлив для думающего человека "путь зерна", как бесконечно неожиданно в своих проявлениях и изобретательно бесовство и сатанинство...
Минуло десять лет.
Фан Валишин ушел из дворников и пребывал в жизни свободным философом. Неизвестно, на что он существовал. Питался, наверное, только воздухом. Однако за это время сумел дважды побывать на международных философских конгрессах в Греции - на земле Аристотеля и Платона. Был непременным участником чуть ли не всех философских конференций, проводимых в России. Часто случалось, что когда он, выступая, стоял на трибунах конгрессов и съездов, его пошатывало от голода.
За десять лет в его дворницкой каморке ничего не изменилось. Только книг стало больше. Они заполнили буквально все пространство. В логове из книг философ и спал, свернувшись как зверь в лесу.
Шел март 2002 года, я вычитывал после корректоров гранки этой книги, когда в одной из казанских газет появилась статья Фана Валишина "О Встрече Правителя и Философа". В ней он открыто называл себя Учителем-Онтологом. И даже Стратегом. Встретившись, мы снова долго говорили о его философии.
Принципиальная политика возможна только на базе стратегии. А в современном мире, по Валишину, существует только две стратегии. Стратегия устойчивого развития и стратегия динамизма. Согласно стратегии устойчивого развития, история есть перманентный кризис существования - можно привести частные случаи такого понимания: история как смена общественно-экономических формаций (К.Маркс); история как смена форм рационализма (М.Вебер); история как смена форм существования (В.Лузгин).
Наличие кризиса, наличие противоречия здесь являются источником развития - Прогресс выступает в качестве ведущей линии истории, и для его осуществления самым эффективным вариантом воплощения стратегии устойчивого развития оказывается либерализм. По всему миру его и насаждают, где-то добровольно (Польша, Венгрия, Чехия...), а где-то пытаются навязывать силой (Югославия, Ирак, Афганистан...). По отношению к нашей стране применяются более изощренные приемы -они сработали, и нет уже Советского Союза; все эти годы Татарстан внутри России вел такую же политику, какую вели во времена Горбачева Литва, Латвия, Эстония внутри СССР, а Польша - внутри Варшавского Договора... Однако, никакие изощренные приемы не сработали бы, если бы страна справлялась со стратегическими проблемами.
После того как телега была поставлена впереди лошади, считает Валишин, а именно Торгаш - впереди Творца, и противостояние в холодной войне приняло характер противостояния двух различных вариантов стратегии устойчивого развития, сдача страны происходила как принятие западного варианта этой стратегии. А либерализм неизбежно привел к распаду Советского Союза.
Китайский вариант стратегии устойчивого развития в России тоже невозможен - нечто подобное могло бы быть в стране, если бы к власти в 1985 году вместо Горбачева пришел либо Машеров, либо Романов. Но, как известно, спецслужбы позаботились, чтобы такого не случилось.
В современном мире существует еще исламский вариант стратегии устойчивого развития - наиболее характерно его воплощает Иран. Свой вариант стратегии устойчивого развития - в Индии. Однако, какой бы ни была стратегия устойчивого развития, она, по Фану Валишину, является источником мирового системного кризиса. Оставаясь в рамках этой стратегии, невозможно преодолеть противоречия существования, и это неизбежно приводит к вырождению человеческого существования.
Стратегия устойчивого развития зиждется на Постулате Устойчивости. Его сформулировал казанский ученый, основатель КАИ Н.Четаев, мировая наука в 2002 году отмечала его 100-летие. Сам Н.Четаев усмотрел в Постулате устойчивости факт вырождения науки. Позже такого же рода факт установлен в основаниях математики в форме теоремы Геделя.
В своей статье "О встрече Правителя и Философа" Валишин развивает эту тему: "Стратегия динамизма зиждется на Постулате Динамизма и имеет множество предпосылок: геометрия Лобачевского, волна Луи де Бройля, теория неустойчивости Н.Четаева, проблема оптико-механической аналогии, попытка С.Вавилова постановки вопроса о создании новой физики, проблемы динамики полета, проблематика вариационных принципов, проблематика оснований математики (Гильберт, Брауэр, Пуанкаре, Гедель, Б.Чендов...), "Диалектика природы" Ф.Энгельса, опыт В.Ленина и советская система, проблема фотосинтеза, проблематика химического процесса, проблема человека, проблема физического вакуума, российский космизм, теория отражения (В.Ленин, Т.Павлов, П.Анохин, советско-болгарские исследования...), российская литература (М.Лермонтов, Ф.Достоевский, А.Блок, С.Есенин, В.Маяковский, М.Горький, М.Пришвин, Г.Тукай, Н.Рубцов, Д.Валеев...)"1.
В качестве одной из предпосылок динамизма он отмечает и мои книги. Спасибо. Но продолжу его мысль.
Стратегия динамизма, по Валишину, делает прежде всего возможными постановку и решение двух узловых сопряженных проблем современного мира:
1. Проблема Пути;
2. Проблема Системы.
В стратегии устойчивого развития Проблема Пути сводится к проблеме выбора между различными траекториями, тогда как траектория не есть Путь, а Путь есть Процесс (Волна). Только политический аферист, бывший генсек ЦК КПСС Горбачев, по Валишину, мог сказать "Процесс пошел", абсолютно не представляя природу процесса и не понимая того, что не понимает.
Между тем, стратегия динамизма сделала возможным раскрытие природы Процесса в силу постановки и решения Прямой задачи Реальности; природа Системы раскрывается как постановка решения Обратной Задачи Реальности. Сама же стратегия динамизма означает присутствие Реальности при подходе к малым и большим делам.
Она, с точки зрения нашего Учителя-Онтолога, есть стратегия императива Онтологического Начала, то есть осуществление неразрывности Прямой-Обратной задачи Реальности, неразрывности Процесса-Состояния, Метода-Системы и Волны-Траектории в каждой конкретной ситуации. На земле, по Валишину, наступает эра динамизма со своим исходным требованием: нет Пути без Горизонта, и нет Горизонта без Пути. В стратегии динамизма Горизонт как Встреча всех миров несет онтологическую нагрузку Системы, например, федерализм представляет собой именно такую систему применительно к горизонту каждой страны.
Стратегия устойчивого развития обеспечивает только присутствие существования и является источником омертвления всего Живого - здесь мы имеем дело с теневой реальностью, где Горизонт превращен в Пещеру, а Путь -в Лабиринт Прогресса.
Фан Валишин очень любит выделять понятия в своей философской системе заглавными буквами, порой у меня рябит в глазах от них, но что поделаешь - такова особенность его мышления. Однако закончу его мысль. Именно в современной жизни, согласно его точке зрения, горизонт превращен в пещеру, а путь - в лабиринт. И потому еще ни в одной стране нет федерализма в качестве социальной системы. Ибо федерализм по своей внутренней природе сопряжен с Процессом, а не с Прогрессом. С Прогрессом сопряжена система Раба-Господина, и очередной "Новый Мировой Порядок" это очередная Пещера Раба-Господина. Теперь она принимает форму глобализма, обрекающего земную цивилизацию на поддержание существования за счет паразитизма на всем Живом - это преступление перед природой со всеми его последствиями.
Как-то мы заговорили об учителях и о учениках. О том, "нужно ли учиться и нужно ли учить?" Или "сколько лет учиться" и "чему учить?"
Наш Стратег и Учитель-Онтолог и здесь оказался парадоксалистом.
Получение знаний, развитие интеллекта, с его точки зрения, хотя и является очень важной задачей, но не главное. Главная цель образования - пробуждение Духа, пробуждение в человеке Зерна, данного ему от природы в качестве дара. И у человека нет другой собственности, кроме этого дара. Нужно идти путем Зерна. Не оставаться маленьким зерном, а превращаться в Колос...
Мы пили обжигающий, круто заваренный чай.
- Слушай, ты мастер по заварке чая,- говорил я.-Он у тебя очень вкусный.
Валишин, довольный, улыбался.
Другой еды, кроме чая, в доме философа не было. Не было и сахара...
Я пишу эти строки глубокой ночью. Кажется, весь город уже спит. Но я знаю, еще наверняка мерцает в ночи точка Света на улице татарского математика Муштари. Там, в маленькой бедной каморке, в дворницкой, пульсирует мысль мегачеловека, денно и нощно размышляющего о... человечестве и его задачах во Вселенной.
Да, есть бесовство на земле, и его немало в нашей жизни. Но есть и чистые незамутненные люди Света.
"Мы превратили бы Казань в Мекку"
Создание американского технического гения - самолет "Стеллс", мрачный небесный стервятник, не видимый даже радарами, стоит полмиллиарда долларов. Его стоимость удалось снизить примерно на треть только за счет одной идеи русского автора, опубликованной в открытой печати. Вот что значит в наш век идея, дающая жизни "новое качество". Она стоит ныне миллионы и миллиарды долларов.
Когда наши политики, промышленники, предприниматели, администраторы увидят конкретную выгоду в опоре на "интеллект", "талант", "человеческий гений"? Очевидно, это произойдет тогда, когда в своей деятельности они сами выйдут на определенный мегауровень.
Сногсшибательные идеи завтрашнего универсального мира - экономического, научно-технического, философско-религиозного, общегуманитарного плана - рождаются уже сегодня в умах людей. Но труден и непрост для них естественный путь зерна.
За окном роскошный день бабьего лета. На столике чай с вареньем. Ветка с зелеными листьями колышется почти у самого лица.
Сижу, неторопливо беседую с доцентом кафедры теоретической механики Казанского инженерно-строительного института Айратом Терегуловым. Хозяину дома пятьдесят четыре года. В 1967 году он защитил кандидатскую диссертацию, давно уже написана и докторская, но нет ни времени, ни желания защищать ее. Уже много лет этот человек крепко "ушиблен" своими "идеями-фикс".
Еще учась в институте, он начал задумываться над фундаментальными проблемами механики. Когда начал вникать в суть, понял: желательно имитировать природные модели. Как они функционируют, как взаимодействуют со средой?
Плотность атмосферы близ поверхности земли резко убывает по высоте. Самые крупные птицы - кондоры с размахом крыльев до трех с половиной метров - парят на высотах около пяти километров. Менее крупные -орлы с размахом крыльев до двух с половиной метров -поднимаются в небо до двух с половиной километров; гусей с размахом крыльев до полутора метров можно увидеть лишь у поверхности земли. С увеличением плотности атмосферы уменьшается допустимый размер крыла. С точки зрения механики, полет кондора над вершинами гор или движение дельфина в океане - это процесс взаимодействия твердого тела с газом и жидкостью.
И настал час, когда в процессе исследований казанский теоретик пришел к необходимости фундаментального пересмотра существующих гипотез аэрогидромеханики. При этом ему пришлось опираться на философские аргументы. Обобщающий вывод: сложные явления природы имеют триединую структуру - две противоположные стороны и компромисс между ними. Философская проработка дала строгое обоснование результатам в аэрогидромеханике, в частности, в выработке оптимального режима движения твердого тела в среде.
Существующая в конце ХХ века летательная техника основана на жестком или неупругом взаимодействии с воздухом. Жесткое крыло самолета не взаимодействует со средой, а давит на нее с позиции силы. Работа в воздухе крыла Терегулова основана на упругом взаимодействии, на компромиссе.
Практически уникальные разработки казанского теоретика позволяют создать самолеты, которые будут иметь плавный режим движения, зависящий от изменения плотности атмосферы по высоте. Эти самолеты с максимальной безопасностью, экономичностью и комфортом не смогут использоваться для военных целей, что позволит полностью отделить гражданскую авиацию от военной. Это кажется фантастическим, но самолеты Терегулова будут иметь взлетно-посадочную скорость порядка 30 километров в час, смогут покрывать расстояние в тысячу километров за 35 минут и десять тысяч километров - за 90 минут, поднимаясь половину пути и времени с удельным расходом горючего гораздо меньшим, чем тратится на пассажира автобуса, а затем, планируя вниз с восстановлением основной части энергии, исрасходованной на подъеме, за счет специального торможения. Казанским мыслителем были получены также результаты по лучшим вариантам плавательных аппаратов, новым видам аэро- и гидротурбин.
Представьте, что у вас в руках появились такие идеи. Как вас встретят дорогие современники? Специалисты по авиации воспитаны на силовых, форсированных режимах и ориентированы по сути на военные цели. Специалисты по аэро- и гидротурбинам и кораблестроители также всем своим опытом работы ориентированы не на упругое взаимодействие с водой, а на тот же силовой форсаж. Их реакция заранее предсказуема. По существу же то, что предлагает Терегулов,- а это колоссальная экономия энергии, ресурсов,- принципиально новые мировые технологии, требующие и новых экономических форм взаимодействия. Для их осуществления нужна новая промышленность, новые заводы. Это, кстати, и путь в завтра. Запатентовать открытия, торговать лицензиями, практически осуществить проекты... Но ничего этого, к сожалению, в ближайшее время не произойдет. Человеческий мир, скорее всего, отмахнется от подобных идей.
Я рассматриваю чертежи терегуловского мини-плана. Его основное крыло имитирует главную секцию крыла летучей мыши. Это один из первых шагов теоретика к реализации результатов. Я рассматриваю чертеж конструкции электромобиля на четырех человек. Масса 250 килограммов, принципиально новый пропеллер-движитель, скорость порядка 120 км/час...
Да, рядом с нами находятся, а порой и живут годами гениальные люди. Они сдают бутылки на пунктах стеклопосуды, по утрам ходят на службу, терпеливо, как все, стоят в очередях за хлебом и часто не имеют ничего, кроме ничтожной зарплаты. Они невидимы, но "помечены": Бог или Сатана, на счастье или на проклятье наградил их крупными фантастическими идеями, и вот они одержимы ими и потому порой никому не нужны в мире, где царят пресность и покорство обычаю. Но, быть может, нужны? Может быть, именно они-то и спасут нас завтра?
За окном - роскошный сентябрьский вечер.
Сидим, беседуем за чашкой чая. О праве мыслителя... на последнюю точку, на уход из мира. Да, такой парадокс. Почему бы не обсудить и эту проблему?
Терегулов интересен не только своими техническими идеями, но и оригинальными философскими воззрениями. Они в непростой мозаике универсалистского учения, которое ныне создается в мире, могут найти свое место.
Основной закон логики, как известно, гласит: "Об одном и том же явлении в одно и то же время не могут высказываться суждения противоположного характера". Иначе говоря, всякое явление с логической точки зрения предстает как единое и непротиворечивое. Соответственно, основной закон диалектики утверждает противоположное: "В одном и том же явлении и в одно и то же время существуют стороны противоположного характера". Т.е. явление с позиции диалектики представляется как внутренне двойственное и противоречивое до непримиримости. При рассмотрении сложных явлений природы, подчас неизобразимых, не фиксируемых чувствами, не наглядных, мы не можем порой отдать предпочтение ни логике, ни диалектике, а должны использовать и тот, и другой методы одновременно. Последнее возможно только при условии их компромиссного сочетания, т.е. если в главном выполняются как требования логики, так и диалектики, но не выполняется точно ни то, ни другое. Вероятно, в силу этого всякое сложное явление природы и имеет обыкновенно триединую структуру и состоит всегда из двух сторон противоположного характера, сочлененных друг с другом компромиссом. Отсюда вытекает и схема развития человеческого познания и, вероятно, эволюции и самого человека. В первый период человек использует для познания окружающего мира лишь чисто логический метод. Диалектика как инструмент находилась в то время как бы в резерве, в непроявленном состоянии...
- Таков тип мышления, если хотите, вашего микрочеловека,- говорит Терегулов.- Мир в его представлении однороден, прост, нагляден, полностью подчинен элементарной логике и элементарным чувствам. Первая стадия человеческой цивилизации - локальное, очаговое, однородное развитие - закладывалась микрочеловеком. Но во второй переходный период человек использует уже и логический, и диалектический методы. Хотя и одновременно, но раздельно. Тип мышления макрочеловека (воспользуюсь снова вашей терминологией) более сложен. Это мышление базируется уже на операциях анализа и синтеза, на сознании противоречивости окружающего мира, но все действия производятся в пределах понятий и методов определенного, "родственного" душе пространства. Скажем, эвклидова - в математике, национального или государственного - в политике. Например, возьмем такой результат мышления, как голый национализм. Можно бранить, можно ругать, и поделом, но такой закономерно бывает форма мышления человека на второй стадии его развития, будь он татарин, еврей или немец. Вторая стадия - это региональное развитие человечества путем формирования отдельных стран, народов, религий, классов, когда мир постепенно "склеивался" вместе и в то же время разделялся на противоположности. В итоге в связи с развитием централизованной России и колонизацией американского континента мы в ХХ веке и имеем две противоположные социальные системы и промежуточный третий мир. Эта стадия достигла постепенно предела своего развития и вступила в полосу кризиса, видимого в СССР и скрытого в США. И вот тут наступает третья фаза. Тут и только тут человек в своем познании мира и самого себя - да, по-видимому, это ваш мега- или богочеловек - опирается уже на совместное использование логики и диалектики. И причем в непрерывном взаимодействии.
- Вот, смотрите,- продолжает Терегулов.- В неклассической физике укореняются понятия частицы и античастицы. Без них физика уже немыслима. В общей теории относительности пространство, время и масса также взаимосвязаны и изменяют свойства. Иными словами, представляют собой единое целое, составленное на копромиссных условиях. Короче, человечество постепенно и как бы бессознательно уже приступило к работе на путях мегамышления. Здесь я полностью согласен с вами. Микро- и макромышление, разумеется, будут использоватья человеком и дальше, но - не на осевых линиях развития. И это касается науки, экономики, философии, политики. С позиций мегамышления надо, видимо, смотреть сегодня и на триединый характер мировой социальной системы: лагерь "социализма", лагерь "капитализма" и в качестве компромисса лагерь стран третьего мира. Несмотря на колоссальные социально-политические изменения в странах Восточной Европы и Евразии, общая триединая структура мира, думается, в основных своих очертаниях сохранится. Переоформится, поколышется и - утрамбуется. Триединство - общий закон бытия. И он выше законов Мальтийского ордена, загадочного "Бильдербергского клуба" или "Трехсторонней комиссии", претендующих на роль тайных управителей мира. Управлять, кстати, нужно грамотно. Вы посмотрите на основную аксиому христианства. Я имею в виду аксиому о триедином Боге (един в трех лицах). Бог представляется как сложное явление, не имеющее наглядно фиксируемого представления. Это свидетельствует: христианская религия базируется на объективных законах природы и находится в соответствии с логико-диалектическим методом. Последнее, видимо, и объясняет неразрушаемость христианского мифа во времени. Неистинность самого Иисуса как Христа, т.е. как "божьего человека", в чем я могу, возможно, с вами согласиться, уже не имеет здесь особого значения. Да, отвечает объективным законам природы и ваша концепция триединого человека. Микро- и мегаипостаси можно рассматривать как диаметрально противоположные крайние варианты, а макроипостась - как компромиссное промежуточное звено. Триединым является человек, кстати, и в половом смысле: муж и жена смотрят друг на друга как противоположные модели, а в качестве компромиссного соединительного звена выступает их ребенок. Вот почему, между прочим, и крепок этот триединый институт семьи, прошедший проверку в течение тысячелетий...
В этом монологе - образ философии моего приятеля-мыслителя. Мы говорим долго. Право же, за чашкой хорошего чая и с хорошим собеседником перебирать историю мира, как колоду игральных карт,- занятие, достойное Богов. Любопытен взгляд Терегулова и на объективную роль человека во Вселенной. Его точка зрения -неожиданная точка зрения специалиста по теоретической механике.
Сферическая форма земной коры является, на его взгляд, оптимальной формой для выполнения назначения Земли в процессе ее собственной эволюции, т.е. ее функционирования в составе Солнечной системы и Космоса. Отсюда следует: все, что находится на поверхности Земли, в том числе и человек, должно служить в основном обеспечению ее формы и ее усовершенствованию. На нынешнем этапе объективная роль человека, по Терегулову, заключается в обеспечении нормального функционирования Земли глобальными мерами. Из этого вытекают весьма важные выводы, основной из которых таков: опасность глобальной катастрофы, нависшей над планетой, указывает на необходимость глобального развития человеческой цивилизации. Эта опасность, достаточно серьезная сегодня, будет убывать лишь по мере развития универсального, т.е. мирообъемлющего, высшего уровня мышления.
В условиях кризисного отклонения от оптимума резкий рост населения приводит к тому, что при решении сложных вопросов на одного человека, мыслящего в правильном направлении, приходится более одного человека, который мыслит неоптимально. Или в рамках явно устаревших категорий. Причем отклонение от оптимума проникает во все области жизнедеятельности, заражая болезнью производство, науку и политику, что делает процессы развития жизни опасными.
Опасность глобальной катастрофы свидетельствует: нынешний человек явно превышает свои возможности и нарушает экологию Земли как космического тела. Вселенная аккумулирует избыточную энергию, производимую человеком, в запасах ядерного оружия, и может уничтожить цивилизацию, которая нарушает процесс эволюции планеты Земля. Необходимо учесть: для нормального функционирования в интересах Космоса условия существования Земли во Вселенной должны обеспечиваться с некоторой точностью. Опасность глобального ядерного недоразумения указывает на прямую необходимость перехода человечества на стадию универсального существования с сокращением численности населения, повышения уровня сознания и уровня жизни отдельных народов. Если человек не сделает этого сам мирными средствами, это сделают за него какая-нибудь катастрофа, новые виды болезней (СПИД - это первый звонок) или в роли "надсмотрщика" выступит инопредельный разум. В процессе своего развития и выполнения объективной роли по обеспечению нормального функционирования Земли в Космосе человек прошел, по Терегулову, стихийную стадию локального развития (микробытия по моей терминологии), полустихийно-полубессознательную стадию регионального развития (макробытие в моем обозначении) и должен вступить в сознательную стадию глобального развития (мегабытие).
Собственно, выводы, идентичные моим.
На стадии мегабытия, считает мыслитель, должно осуществиться глобальное взаимодействие евроамериканской и евразийской цивилизаций, принципиально и закономерно отличающихся друг от друга как бы по признаку "пола". Духовность и идеи женского по природе пластического евразийского Востока должны соединиться с капиталами и прагматическим подходом богатого, но скудного идеями природно-мужского евроамериканского Запада. И чрезвычайная ошибка, больше того, преступление перед человечеством - менять где-то "пол" той или иной цивилизации. Здесь, кстати, может высветиться, по Терегулову, и особая роль Татарии, Башкирии, Казахстана как земель, находящихся на осевой линии моста взаимодействия народов Евразии и Евроамерики, поскольку именно на осевых швах могут особенно бурно зарождаться "яйцеклетки" цивилизации, принципиально новые идеи, требующие оплодотворения, прошу прощения, "сперматозоидами", т.е. капиталами. Вот такой примерно глобальный "секс", о котором многие, в том числе среди управителей мира, не подозревают, существует еще в глобальной политике. Наличие его надо учитывать непременно.
Мы разговаривали, и я подумал о том, что если бы жизнь развивалась нормально, естественно, то всего несколько человек - я, тот же Фан Валишин, Айрат Терегулов, еще кое-кто, о ком напишу позже,- могли бы легко превратить ту же Казань для мира в философскую Мекку. Чем универсальнее идеи, тем безграничнее и необъятнее сфера их применения. Наших идей, т.е. идей всего лишь нескольких человек, хватило бы для глубинных разработок на многие и многие десятилетия. Когда-нибудь это и произойдет, но не теперь.
Учитывая конкретные реалии бытия, естественно возникает мысль о праве художника, мыслителя на последнюю финальную точку. Жизнь каждого человека - это творчество, и кто должен поставить финальную точку в этом творческом акте? Сам художник, творец, философ или случай, естественный ход событий?
Эта проблема для серьезного мыслителя весьма остра и насущна. Скажем, жизнь оборачивается вдруг ликом фашизма. Какой-то из его разновидностей. Как быть, что делать в этих условиях писателю, мыслителю?
Есть три безопасные формы жизни. Сотрудничество с режимом, апологетическое служение ему. Нейтралитет, уход в исторические или асоциальные описания. Третье -эмиграция.
Несомненно, кто-то выберет один из этих трех возможных вариантов. Но очевидно также, что для кого-то все эти три варианта окажутся неприемлемыми. Эмигрировать некуда, поскольку весь мир в целом антигуманен. А прислуживание режиму или нейтралитет невозможны, скажем, в силу характера. И что тогда делать? Остается четвертый, последний вариант - когда гибель в борьбе мыслится как вероятная и единственно возможная форма бытия художника или мыслителя.
Такова моя точка зрения. Какова точка зрения Терегулова?
В самом деле, размышляет он, допустим, философ держит в руках рецепт спасения человечества. А человечество отворачивается от него. Оно не готово, оно не способно еще воспринять и принять формулу спасения. Для микрочеловека, обуреваемого личным эгоизмом, она, например, слишком сложна. Или антипатична изначально по своей сути. Для макрочеловека, ведомого классовым или национальным эгоизмом, она, допустим, тоже нечто чужеродное. Что в этих условиях должен делать философ? Безнадежно размахивать спасительным рецептом перед лицом озверевшего человечества или спокойно поставить точку в драме своего существования в прекрасном, но ненадежном мире?
В молодости я считал: универсальный талант - Божий дар, подарок судьбы. Но ныне, прожив изрядное количество лет, думаю: нести такой дар сквозь жизнь -непомерно тяжкое наказание, рок.
Мы говорим о жизни и смерти. Смеркается, тени все чернее, а вечер за окном удивительно роскошен и по-осеннему хрупок. И так же короток, как коротка человеческая жизнь.
"Сейчас требуется моя помощь..."
Крестьянин Фатхулла Шабанов, человек исчезающей профессии возчик Асхат Галимзянов, философы и мыслители Фан Валишин, Айрат Терегулов...
Я выстраиваю этих людей в определенный типологический ряд. Читатель, наверное, уже обратил внимание, что очень многое объединяет их: прежде всего, вписанность в глобальный мир, отсутствие эгоизма или, напротив, расширение его до всечеловеческих пределов, практическое, конкретное участие в выработке общебытийных, универсальных, планетарных принципов жизни, несгибаемость и несломленность духа.
Цель моего эссеистского исследования - поиски общего духовно-идейного знаменателя, объединяющего людей. Портретирование не столько какого-то одного конкретного человеческого характера, сколько определенного типа человека.
Ловлю, выискиваю в людях проявления меганачала. Скажу откровенно: человек, гоняющийся за рублем, за долларом - а таких ныне много,- мне менее интересен. Все действия, поступки, мысли, слова последнего предсказуемы заранее. На плацдарме рубля не развернешься, человеческие способности здесь тускнеют, сворачиваются. Страсть к наживе глушит все. Гораздо любопытнее человек, пренебрегающий рублем, а, следовательно, желудком во имя неведомой истины, служащий не Мамоне, а Богу, понимая под Богом некий универсальный идеал.
Действия таких людей часто неожиданны, почти всегда они - носители некоей необычной тайны.
Вот еще две "странные", на этот раз не безвестные, а знаменитые судьбы из этого же (типологического) ряда.
Однажды в своей автобиографии этот человек, также давно интересующий меня, напишет:
"Как-то утром я сказал себе, что до тридцати лет считаю себя вправе читать проповеди, заниматься наукой и музыкой, но после этого рубежа посвящу себя непосредственно служению людям. Какой характер будет носить деятельность, намеченная на будущее, в ту пору, естественно, не было ясно. Я положился на волю обстоятельств, твердо зная лишь одно: это могла быть самая что ни на есть скромная работа..."1.
Этому человеку - его имя Альберт Швейцер - было всего двадцать один год, когда он наметил себе такую программу жизни.
Швейцер учится на теологическом факультете Страсбургского университета, затем приезжает в Париж с намерением поступить на философский факультет Сорбонны, а также совершенствоваться в игре на органе. Он пишет диссертацию по философии на литературном теологическом факультете и в двадцать четыре года получает степень доктора философии. Его зачисляют помощником пастора одного из костелов Страсбурга, назначают приват-доцентом теологического факультета. Музыка, философия, наука - этим он занимается ряд лет; пишет и издает работы о Христе, Бахе, становится известным.
Но приходит время исполнения принятого решения. Быть может, он уж забыл о нем или отрекся от него, как от блажи молодости? Ведь столько дел и замыслов - органные концерты, лекции о литературе, проповеди...
В октябре 1905 года - Швейцеру ровно тридцать лет -он сообщает в письмах своим родным и друзьям, что в результате зрелого размышления он приступает к изучению медицины с тем, чтобы после окончания курса уехать работать врачом во Французскую Экваториальную Африку. Он знает даже точно, куда именно поедет: это провинция Габон, селение Ламбарене, шестьдесят километров южнее экватора.
Бескорыстный, бесконечный человек часто странен и неожидан в своих действиях. Он руководствуется принципиально иною логикой и иной моралью, чем человек, заряженный личным или групповым эгоизмом. Вот почему он порой совершенно непонятен. В нем есть что-то удивляющее и даже пугающее людей. Мы это уже видели на примере Асхата Галимзянова. Философия альтруизма более загадочна, чем философия эгоизма. Мегамир, в котором живет такой человек, легко выходящий за границы своего "я", трудно обнять мыслью, привыкшей оперировать на плацдарме эгоизма. Поэтому странно ли, что родные и близкие Швейцера стали опасаться, не помутился ли у него рассудок. В решении философа, проповедника, преподавателя университета, музыканта и специалиста по органостроению поехать врачом в глухие районы Черной Африки усматривали нечто патологическое.
Недалека надвигающаяся катастрофа общемирового кризиса - с миллионами убитых, миллионами покалеченных судеб, классовая и национальная злоба уже создает невыносимое напряжение, из которого вот-вот родится черный смерч мировой войны, и в это время как противовес всей этой болезни обесчеловечивания независимый одинокий человек, "сторонник свободных индивидуальных действий", как назовет он сам себя, "авантюрист милосердия", как назовут его другие, истратив на это все свои сбережения, накопленные трудом, опираясь на помощь только своей жены, такой же "авантюристки", откроет в затерянном районе Африки свою лечебницу и примет своего первого больного.
ХХ век - век исступленных классовых и национально-освободительных сражений, опустошительных войн: над миром поднимутся смерчи второй мировой войны и множества локальных войн, возникнут чудовищные призраки атомных и водородных взрывов, испепеливших Хиросиму, Нагасаки, атолл Бикини, люди, обезумевшие от злобы, будут уничтожать друг друга, а этот человек станет лечить их.
"Личный пример - не просто лучший метод убеждения, а единственный",- скажет он, обосновывая свою жизнь.
Все это, конечно, может показаться безумием. Кто услышит об этом примере? Чью совесть пробудит эта стоическая, но не равная борьба с мировым злом?
И в самом деле, едва начинается первая мировая война, как Швейцера, живущего во французской колонии, но эльзасца, германского подданного, тут же арестовывают. Правда, вскоре его освобождают - врач необходим,- но око надзора неотступно следит за ним. Потом мировая злоба все же "достанет" его: осенью 1917 года - Швейцеру сорок два года - его вместе с женой, наряду с другими интернированными германскими подданными, насильно привезут в Европу - в лагерь для военнопленных.
Именно в эти трудные для него месяцы этот человек напишет следующее:
"Мысль, которую я высказываю, рано или поздно овладеет всем миром, ибо она неодолимо понуждает к действию и разум, и сердце. Но настало ли время посылать ее сейчас в мир? Европа разорена и повержена в бедствия. Вокруг нас столько нужды и горя. Можем ли мы еще думать о тех, кто так далеко? Но у правды нет урочного часа. Ее время всякий раз наступает тогда и именно тогда, когда она кажется самой несвоевременной. Заботы о тех, кто в беде, правомерны уже тем, что они пробуждают нас от бездумного равнодушия и вызывают к жизни дух человечности".
И в лагере военнопленных этот человек думает об оставленных им прокаженных.
Уходит в прошлое война. У Альберта Швейцера выходят книги. В различных университетах Европы он читает лекции по вопросам культуры и раннего христианства. Чтобы собрать необходимые средства для продолжения своего дела, он выступает с лекциями о больнице в Африке, дает органные концерты. Готовясь к новой поездке, совершенствуется и во врачебном искусстве, поступив на курсы по акушерству и стоматологии, знакомится с новейшими достижениями тропической медицины. Другой человек, наверное, отказался бы от новой авантюры. Он честно и добросовестно исполнил обет непосредственного служения людям, принятый им на себя в молодости. Но "авантюрист милосердия" - враги называют его в это время уже "чудовищем милосердия" -по-прежнему верен верховной идее своей души.
В апреле 1924 года он снова вступает на землю Ламбарене - ему уже около пятидесяти - и на этой же земле завершится его земная одиссея через сорок один год в сентябре 1965 года.
Приведу несколько строк из его "Африканского дневника" за 1944 год, показывающих, насколько тяжела и порой невыносима была взятая им на себя ноша:
"Мы сами уже понимаем, до какой степени мы устали. Причина этой усталости - слишком длительное пребывание в жарком, влажном африканском климате и постоянное переутомление, вызванное непомерной нагрузкой. Приходится напрягать последние силы, чтобы справиться с работой, которой ежедневно требует от нас наше дело. Только бы не захворать, только бы быть в состоянии его продолжать. Ни одного из нас еще долго никто не сменит..."
Новая мировая война, опять развязанная Германией, унесет пятьдесят миллионов человеческих жизней. Сколько человек вылечил за это время немецкий интеллигент Швейцер?
Разрушенные города, печи Освенцима, запустение, голод, концентрационные лагеря, массовая нищета - всему этому незаметно противостоял и он со своим островком человечности в Ламбарене.
Когда чудовищный гриб первого атомного взрыва поднимется в небо над омертвевшими развалинами японского города, этот странный человек скажет:
"Если одной-единственной бомбой убивают сто тысяч человек - моя обязанность доказать миру, насколько ценна одна-единственная человеческая жизнь".
Пытаясь понять судьбу, поступки, линию поведения врача из Ламбарене, я пытаюсь вглядеться в философию жизни человека, живущего в большом общечеловеческом мире. Вчитываясь в основной труд Швейцера "Культура и этика", я проникаю не только в мысли его, Швейцера, но и в бесконечную область мыслей и духовных исканий человека мегамира.
"Град истины не может быть воздвигнут на болоте скептицизма. Наш мир - это не только цепь событий, но также и жизнь. К жизни же мира, в пределах доступного мне, я должен относиться не только как страждущий, но и как человек действия. И моя деятельность, исполненная смысла и имеющая своим объектом наш мир, ни что иное, как служение живому. Человек и мир неотделимы друг от друга. Единственная возможность придать смысл собственному бытию состоит в том, чтобы человек свое естественное отношение к миру поднял на уровень духовного... Как существо деятельное, он устанавливает духовную связь с миром тем, что он живет не для себя, а осознает свое сродство со всей жизнью, которая окружает его, переживает ее судьбу как свою собственную: всегда, сколько может, помогает ей и воспринимает свою помощь и спасение жизни как величайшее счастье, какое только может быть ему доступно".
"В нас, существах свободных, мыслящих и способных к целесообразной деятельности, стремление к совершенству развито настолько сильно, что мы испытываем неудержимое желание достичь высшей материальной и духовной ценности в нас самих и во всем подвластном нам бытии. Мы не знаем, каким образом возникло в нас это стремление. Но оно дано нам вместе с жизнью. И мы должны следовать этому стремлению, если хотим оставаться верными таинственной воле к жизни, заложенной в нас... Сознательно и по своей воле я отдаюсь бытию. Я начинаю служить идеалам, которые пробуждаются во мне, становлюсь силой, подобной той, которая так загадочно действует в природе. И таким путем я придаю внутренний смысл своему существованию... В глубоком благоговении перед жизнью воля к жизни придает ценность нашему существованию даже тогда, когда, согласно обычным представлениям, оно утратило уже всякий смысл..."
Разве все это мысли только Альберта Швейцера?
В его словах я различаю ход мышления и мирочувствования человека, обитателя мегамира.

Судьба Че Гевары тоже на слуху у каждого. Помню, весть о его гибели (это было в годы моей молодости) сразу же тронула меня, как смерть близкого человека.
Напомню то, что известно о нем.
Из интервью, взятого у этого человека в 1959 году:
- Ваша национальность, ваше происхождение?
- Я родился в Аргентине.
Любопытная и не случайная деталь, сразу же бросающаяся в глаза: этот человек не назвал своей национальности, для него данный момент не столь уж важен.
Другой эпизод из его молодости... Он любит дочь одного из богатейших помещиков Кордовы, и она любит его. Но куда он зовет свою любимую? В Венесуэлу, в один из глухих захолустных лепрозориев, где он, подобно Швейцеру, намеревается лечить прокаженных, людей, забытых и родными, и обществом. И влюбленные расстаются: она остается со своим богатством, а он, двадцатичетырехлетний альтруист с дипломом врача-дерматолога в кармане пиджака, прощается с родиной. На вокзале в Буэнос-Айресе он говорит своим родителям и друзьям с несколько шутливой улыбкой:
- С вами прощается солдат Америки.
В одном из писем он назовет себя еще "любителем приключений и астматиком".
Он едет в Боливию, Колумбию, затем в Перу. Целью его маршрута является один из лепрозориев Венесуэлы, но вмешиваются судьба или случай, и он через Коста-Рику попадает в Гватемалу. Для чего? Чтобы действительно стать солдатом Америки. Чтобы принять участие в гватемальской революции, которая в это время там происходит.
Этот человек вызывается поехать в самый отдаленный район, в джунгли, чтобы работать в индейских общинах. Он готов выполнять любую другую работу. Но из Гондураса на территорию Гватемалы вторгаются проамериканские группировки. Начинается война. Молодой альтруист в группе противовоздушной обороны столицы Гватемалы несет спасательную службу среди пожаров и разрывов бомб, перевозит оружие. Не случайно, что в картотеке ЦРУ его сразу же заносят в черный список. Он подлежит немедленной ликвидации в случае удачи переворота. Демократическое правительство падает, опасность нависла на головой, и он спасается в аргентинском посольстве. Час его смерти еще не настал. Этот час впереди.
Затем он бежит из Гватемалы в Мексику. В кармане ни гроша. Приятель покупает дешевый фотоаппарат, и они делают снимки в парках Мехико. Этим ремеслом молодой врач кормится несколько месяцев. Затем он находит работу в аллергологическом отделении Института кардиологии, женится, и у него рождается дочь. Опять жизнь на какой-то миг дает ему шанс на обычный, но спокойный и надежный вариант судьбы: работать, иметь семью, растить дочь, лечить свою астму.
Но "любитель приключений" в своем амплуа - он думает о новых авантюрах.
Один из его друзей позже будет вспоминать:
"Встречаясь с ним, мы говорили об Аргентине, Гватемале и Кубе, рассматривая их проблемы сквозь призму Латинской Америки. И уже тогда он возвышался над узким горизонтом креольских националистов и рассуждал с позиций континентального революционера"1.
В это время другими такими же любителями приключений готовится вооруженная экспедиция на Кубу. Наш идеалист встречается с ее руководителем. Позже он вспомнит:
"Я беседовал всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд будущей экспедиции. Собственно, после пережитого во время моих скитаний по Латинской Америке и гватемальского финала не требовалось многого, чтобы толкнуть меня на участие в революции против любого тирана... Нужно было делать дело, предпринимать конкретные меры, бороться. Победа казалась сомнительной, но я считал, что не так уж плохо умереть на прибрежном пляже чужой страны за возвышенные идеалы".
И вот после долгой нелегкой подготовки наступает день "Икс". Аргентинец с саквояжем, забитым под завязку медицинскими принадлежностями, забегает домой, целует жену, спящую дочь, пишет прощальное письмо родителям - его мысли уже не здесь, не дома.
Через два часа вместе с восемьюдесятью другими такими же искателями приключений он должен быть на яхте "Гранма".
История революции на Кубе известна. Известен и ее результат.
"Любитель приключений" становится директором Национального банка страны. Затем его назначают начальником промышленного департамента, министром промышленности.
Он пишет в эти годы работы по теории, стратегии и тактике партизанской войны, воспоминания, политические статьи, лекции по вопросам истории, внешней политики, экономического, государственного и партийного строительства. Работает как никогда много - на пределе физических и духовных сил.
Его жалованье как офицера Повстанческой армии составляет 125 песо, у него семья, уровень жизни более чем скромный, но он не берет гонораров за книги, опубликованные на Кубе, а гонорары, которые он должен получать за границей, передаются им прогрессивным общественным организациям. Семья у него в это время значительно увеличивается. Он разводится с первой женой и соединяет жизнь с жизнью своего товарища по оружию, бывшей партизанкой. За пять лет совместной жизни у них рождается четверо детей - две дочери и два сына. Дочь от первого брака также живет с ним. В это время на Кубе каждая семья получает продовольствие по карточкам - существует продуктовая квота, довольно скудная по размеру. Ему, как одному из руководителей страны, выделяется повышенная квота, но он сторонник "уравнительных идей" и в этом вопросе, и, устроив скандал, он кончает "с этим безобразием".
Жизнь богата эксцессами. Вторгаются наемники, и этот человек возглавляет одну из армий в провинции Пинар-дель-Рио. Наступают еще более тревожные дни так называемого карибского кризиса, и он снова на боевом посту командующего армией.
И все же эти пять лет его работы на Кубе были годами триумфа. Судьба выкинула ему счастливый билет - он был в числе победителей и мог до конца жизни спокойно, с сознанием исполненного долга, растрачивать золотой капитал обрушившейся на него всемирной славы и известности.
И вдруг - добровольно отказаться от всего этого? Отказаться от поста министра, от семьи? Сменить опять все на дым ненадежного партизанского костра в чужой стране, на жесткую лямку автомата? Снова ринуться на поиск приключений? Опять затеять игру с судьбой, со смертью? И это ему, астматику?
Странен бесконечный бескорыстный человек с точки зрения обыденного здравого смысла. Всегда неожидан в своих поступках. Непредсказуем в своих действиях.
Однажды Че Гевара скажет:
"Где бы я ни находился в Латинской Америке, я не считал себя иностранцем. В Гватемале я чувствовал себя гватемальцем, в Мексике - мексиканцем, в Перу - перуанцем, на Кубе - кубинцем".
Когда, каким образом в душу этому действительно настоящему "любителю приключений" приходит мысль стать боливийцем?
Куба - эпизод в его жизни, он - солдат Америки, солдат всего мира. Революция на Кубе должна быть поддержана революциями в других странах латиноамериканского континента, и это его личное кровное дело...
Последний раз его увидят в Нью-Йорке во главе кубинской делегации на Генеральной Ассамблее ООН. Именно там, в США, в одной из полемических бесед он заявит:
"Я чувствую себя не менее патриотом Латинской Америки, чем кто-либо из вас, и в любое время, как только понадобится, я готов отдать свою жизнь за освобождение любой из латиноамериканских стран, не прося ни у кого ничего взамен, не требуя ничего".
И это была не пустая фраза.
На его "исчезновение" сразу же обратят внимание газетные агентства мира. Его следы будут находить в разных странах. В связи с восстанием и военным переворотом в Доминиканской Республике газеты будут писать, что он принимает активное участие в событиях в этой стране. Другие источники станут указывать, что он пребывает в Китае. Уже значительно позже мировая печать станет утверждать, что он находился в Черной Африке, участвуя в гражданской войне в Конго.
Девятнадцать месяцев о нем не будет ничего точно известно миру - лишь слухи, легенды, домыслы, мифы будут питать различные версии об исчезновении и месте пребывания этого человека. И лишь через девятнадцать месяцев его следы действительно обнаружатся в Боливии.
Вот его последние письма.
Из письма другу:
"Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой и товарищами. Я официально отказываюсь от своего поста в руководстве партией, от своего поста министра, от звания майора, от моего кубинского гражданства. Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что работал достаточно честно и преданно. Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара, и поэтому настал час расставания".
Из письма к родителям:
"Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта и вновь, облачившись в доспехи, пускаюсь в путь".
Из письма детям:
"Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит, меня не будет среди вас. Знайте, ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и жил согласно своим убеждениям. Главное, будьте всегда способными чувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта человека..."
Знал ли он, чувствовал ли, что в этот раз ему не удастся переиграть смерть? Мне кажется, да. В письмах есть какое-то затаенное предчувствие конца. Но долг, идея души толкают, зовут его в новый путь.
На этот раз "приключение" должно было вылиться в большое по масштабу предприятие. В Венесуэле, Колумбии и Перу уже действовали партизанские отряды. Должны были начаться боевые действия в Аргентине и Боливии.
Удача такого же "эксперимента" на Кубе вдохновляла. Казалось, что все должно удачно получиться и здесь.
Но все сложилось по-другому.
Из дневника за 14 августа 1967 года: "Черный день. Ночью из последних новостей узнали, что армия открыла тайник, к которому мы направлялись. Сообщены детали, не вызывающие сомнения в правдивости сообщений. Радио сообщило также, что найдены различные документы и фотографии. Нам нанесен самый сильный удар. Кто-то нас предал".
Во время одного из боев с частями "рейнджеров" его, раненого, взяли в плен. Это происходит 8 октября 1967 года в ложбине Юро. Его увозят на вертолете в местечко Игере, помещают в здание школы, подвергают допросам. Ничего не добившись, на следующее утро в него выпускают очередь из автомата прямо в классной комнате школы.
Врачи и журналисты, которых допускают посмотреть на его труп, свидетельствуют, что на его теле обнаружено девять пулевых ран, из них две смертельных.
По одним заявлениям официальных властей тело искателя приключений подвергают кремации, по иным -тайному захоронению. Согласно другим слухам, его труп был увезен в американскую зону на Панамском канале.
Но прежде чем окончательно избавиться от него, как это станет известно позже, с его лица снимут маску, отрубят, а затем заспиртуют кисти его рук. Видимо, нужны были вещественные доказательства, что убитый действительно тот, кого уже давно занесли в "черные списки". И, вероятно, доказательства эти необходимы были для предъявления в какие-то инстанции.
Через много лет произойдет так, что и его посмертная маска, и кисти его рук, тщательно и тайно хранимые, окажутся все-таки на Кубе. И его друг скажет:
"Вот руки, в которых он держал оружие, ведя борьбу за освобождение, руки, которыми он писал, излагал свои блестящие мысли, руки, которыми он работал... Этот человек не принадлежит нашей стране. Он принадлежит миру..."1
Я привожу эту цитату ради последних двух фраз. Люди такого типа действительно принадлежат человечеству.
Вот еще одна цитата:
"Я не знаю, кто меня послал в мир, я не знаю, что такое мир, что такое Я. Я в ужасном и полнейшем неведении. Я не знаю, что такое мое тело, что такое мои чувства, что такое моя душа, что такое та часть моего я, которая думает то, что я говорю, которая размышляет обо всем и о самой себе и все-таки знает себя не больше, чем все остальное... Я вижу со всех сторон только бесконечности, которые заключают меня в себе, как атом; я как тень, которая продолжается только момент и никогда не возвращается..."
Это Блез Паскаль2.
Да, кто я, человек? И зачем я пришел в этот мир?
История мировой мысли знает немало подобных вопросов. И даже не вопросов, а стенаний, мольбы, воплей и криков. А между тем лодка, влекомая неудержимым потоком мировой жизни, все несет и несет человека; в руках его весло, и вечна работа, и вечно желание достичь берега обетованной земли.
Исполнится ли эта его мечта? Придет ли человечество к единению истины, добра и красоты? Станет ли это триединство фундаментом его повседневной практической деятельности?
"Странная" жизнь "странных" людей обещает это...

Пятое Евангелие, или Жажда идеального

Я пишу портрет человека. Всматриваюсь в свое лицо. В лица других.
Кого я ищу?
Человек одномерен?
Двумерен? Или многомерен?
На сцене мировой жизни действуют три великих близнеца.
И меня больше всего интересует третий человек. Не ради ли него я и пишу это эссе?
О чем оно? О жизни и времени? - да. О человеке? -да. О судьбах культуры? О распределении социальной энергии во времени и пространстве и о ее ритмике?
Жизнь - слишком грандиозное творение, и не о всем в ней можно сказать в жанре прозы или драмы, на языке для меня более привычном. И потому невольно приходится опираться на язык мысли и чувств, язык пророчеств и гипотез... Как обойтись без него? Мало видеть внешнюю поверхность каких-то явлений, тянет внутрь -в суть, в тайну.
Об искусстве и его уровнях? О войне идей? О тупиках и о выходах из лабиринта? Да, и об этом. Но главное, о свободном человеческом духе, устремленном к бесконечности.
Мы у порога III тысячелетия. Для большой истории оставшееся время короче взмаха секунды. Завтра мы уже станем пионерами сверхновой эры. Пойдет новый отсчет времени.
В этой книге мне хочется говорить не только о настоящем, но и о будущем. И о третьем человеке, на мой взгляд, главном обитателе начинающегося третьего тысячелетия. Но прежде хотелось бы вернуться к некоторым событиям I века нашей эры.
По своим воззрениям я универсалист и скорее, наверное, теистического толка. Сознание я считаю неотъемлемым, капитальнейшим свойством материи (таким же неотъемлемым, как свойства пространственные, временные, гравитационные, тепловые и т.д.). И мне не трудно вообразить как состояние материи, где свойство сознания представлено в неразличимо малой, почти исчезающей степени, так и такое состояние материи, где это свойство представлено в степенях неразличимо высоких. В результате крайний материалист прекрасно уживается во мне с крайним теистом. Иными словами, понятие о том, что люди издревле именуют Богом, с точки зрения универсалиста, может иметь вполне материалистическую природу. Пожалуй, универсалистская философия сомневается лишь в наличии единого и единственного Бога. Бога как единого и единственного (возьмем, например, формулу ислама: "...нет бога, кроме Аллаха, единого, у него нет товарища...") с точки зрения универсалистской философии можно представить только в качестве искомого, но недостижимого идеала. В действительности же мы, вероятней всего, имеем дело во Вселенной с бесконечной иерархией богоподобных реальностей.
Уверен, наука в III тысячелетии всерьез займется изучением этих богоподобных реальностей как неотъемлемого феномена бытия, включит их в общий состав природы. Религия в этом случае полностью сольется с наукой, будет постепенно как бы "онаучена", а наука - "обо`жена".
Для чего я об этом говорю? В частности, для того, чтобы сказать, что, знакомя читателей с воззрениями достаточно фантастическими и еретическими (к уровню воззрений рубежа II и III тысячелетий) и подтверждая право человека на постижение мира и, в том числе, такой его части, как Бог, я вместе с тем нисколько не хочу оскорбить при этом чувства верующих. Да и чувства неверующих тоже. Вспомним романы атеистически настроенных писателей - Айтматова, Тендрякова, Евдокимова, как и знаменитый роман Булгакова "Мастер и Маргарита". Случись полемика, мне пришлось бы спорить и с их трактовкой личности человека по имени Иешуа или Иисус.
Думаю, что начавшееся в мире освобождение мышления от стереотипов, созданных на ранних стадиях развития жизни, дает возможность человеку на высказывание взглядов, нарушающих установившиеся окостенелые традиции. Человек классовый, национальный, верующий в монотеистического Бога, по отношению к язычнику и представителю родоплеменного клана был крупным еретиком. Человек с универсальным планетарным мышлением по отношению к воззрениям классового человека - обыденным, научным, религиозным, философским - также страшный еретик.
Но что делать? Ересь - движитель прогресса. Она отвечает тенденциям объективного развития.
Да, речь пойдет и о самозванцах. Великих и мелких. О самозванцах прошлых эпох и самозванцах эпохи текущей. На наших глазах тираны из театра марионеток являются народу в личинах "демократов" и "свободолюбцев". Меркантильный классовый интерес предстает в их подаче в ранге "общечеловеческих ценностей". Мелкие наемники мысли, закупленные на корню масонской буржуазией, выдают себя за радетелей "нового мышления". Такое происходит ныне. Нечто подобное происходило не раз и в прошлом.
Русский религиозный мыслитель Г.Федотов в работе "Об антихристовом добре" задается вопросом: "Может ли Сатана принимать образ "святого", ревнителя церкви? Является ли имя Христово достаточным ограждением? О многих подвижниках мы читаем, что Сатана искушал их в одеянии "ангела". Св.Мартину он предстал в образе Христовом..."
Да только ли святому Мартину? Похоже, все, кто приходил пока в мир под именем или в маске Христа, были на самом деле людьми внутренне иноприродными.
Св.Ипполит свидетельствует: "Во всем соблазнитель сей хочет казаться подобным Сыну Божию... Снаружи явится, как ангел, волком будет внутри". Св.Кирилл Иерусалимский добавляет свои краски к портрету Лже-Христа, т.е. имитатора "божьего человека", имитатора богочеловека, имитатора мегачеловека согласно моей терминологии: "Сначала, как муж разумный и образованный, он напустит на себя лицемерную умеренность и человеколюбие. Потом же (после общего признания его Мессией) покроет себя всеми преступлениями бесчеловечия и беззакония, так что превзойдет всех бывших до него злодеев и нечестивцев...".
Св.Ефрем Сирин тоже видит в образе Антихриста прежде всего величайшего лицемера: "Он примет знак истинного пастыря, чтобы обмануть стадо... Представится смиренным и кротким врагом неправды, сокрушителем идолов, великим ценителем благочестия, милостивым покровителем бедных, необычайно прекрасным, кротчайшим, ясным со всеми. И во всем этом под видом благочестия будет обманывать мир, пока не добьется царства". После воцарения же своего "он уже не благочестив, как прежде, не покровитель бедных, а во всем суров, жесток, непостоянен, грозен, неумолим, мрачен, ужасен и отвратителен, горд, преступен и безрассуден".
Пожалуй, эти блестящие точные характеристики относятся к самозванцам всех времен и народов, выдававших себя за "благодетелей человечества". Каждый из читателей может прежде всего прикинуть, например, сам, кого из современных деятелей он видит в качестве такого Антихриста. По-моему, претендентов на эту роль всегда в избытке.
Да, похоже, если применить церковную терминологию, и теперь на дворе торжествует "царство Антихриста". Когда же придет и придет ли вообще "царство Христа", предсказанное в Библии в его новом пришествии?
Размышляя, я пришел к выводу: это "царство" уже относительно близко. Только одна особенность: в отличие от верующих христиан я жду не второго пришествия Христа, а первого. Да, можно сказать и так: первого пришествия Христа или в переводе "божьего человека". Или богочеловека, а по моей терминологии - мегачеловека.
Можно уподобить последнего, если применить словарь ислама, и человеку, поднявшемуся на уровень Мухаммеда, посланника Аллаха. Богочеловек (а его первоначальными ипостасями были зверь и просто человек) еще не являлся миру как массовый тип, как "явление". Но приходит его исторический час, и в лике человечества медленно, но все более зримо проступают его черты. Они проявляются в его лице и сегодня - в годы тяжелейшей и великой смуты. Да и как им не проявиться сегодня? Спаситель, Мессия приходит в мир именно в роковой момент, когда действительно нужно спасать заблудшее человечество.
Писатель порой выступает в роли следователя по особо важным делам. Что делать - приходится иногда проводить тщательные расследования тех или иных событий, фактов. Скажем, когда я писал свой "1887", передо мной предстала картина, полная подлинной трагедийности и весьма далекая от официальной трактовки событий. Скрупулезное расследование пришлось провести и тогда, когда меня заинтересовала история подпольной деятельности и гибели Джалиля, и я писал свой "День Икс". И здесь вскрылись обстоятельства, доселе никому неизвестные. А разве мало приходилось размышлять над реальными уголовными делами? Люди обращались за помощью, и порой система доказательств, на которую опирались "высококвалифицированные" следствие, суд, органы надзора, трещала по швам лишь от одного прикосновения к ней.
Я пришел к выводу: искажения фактов, умолчания нужны нам, людям, так же, как и правда. А может быть, даже больше. Без них, похоже, мы никак не можем обойтись.
История любого народа полна самых невероятных искажений. Так называемая строгая наука, блюдущая вроде бы объективность, даже если взять такой ее раздел, как физика, в немалой степени состоит из гипотез и теорий весьма сомнительного достоинства. Именно потому, что людям порой не нужна истина как таковая, даже наше настоящее погружено для нас в глубокий туман. Мы часто не видим очевидного, не знаем всей правды даже о событиях, в которых сами участвуем. Наше сознание подчас предельно догматизировано и мифологизировано.
В жизни человек часто выступает в своего рода маске. Циник, авантюрист, политический делец низкой пробы подчас "работает" под исторического героя, а деятель, нередко весьма заурядного уровня, порой "играет" в вождя, в великую личность. Иначе говоря, если мы хотим знать всю правду о себе, то явление "самозванства", "антихристовства" - в жизни чрезвычайно распространенное, но постоянно замалчиваемое - должно быть взято нами во внимание.
Успех "явления" той или иной маски народу, я думаю, косвенно свидетельствует о глубочайшей и неутолимой человеческой жажде идеального. Его чистая вера в "маску", в ее безобманность, абсолютность показывает, что идеальное, видимо, имеет в мировом человеке глубокие тайные корни. Человек словно неизлечимо тоскует по универсальности, по некоей мега-духовности, долженствующей оправдать его обыденное бытие и подарить его жизни какой-то высший смысл, и порой, задолго до реального осуществления предваряя события, только силой своего воспаленного, взыскующего красоты воображения строит, созидает сам почти из "ничего" золотой, чаемый душой образ мега-человека, своего Спасителя.
Самозванцы, в том числе великие самозванцы, это всегда результат "художественного" воображения, интеллектуальной и духовной деятельности самого человечества, не удовлетворенного наличным распорядком вещей и молящего об иной, "высшей" реальности и даже "проектирующего" эту реальность посредством создания какого-то конкретного образа.
Здесь я хочу вспомнить историю человека по имени Иешуа или Иисуса, родившегося около первого года новой эры в многодетной семье плотника из Вифлеема неизвестно от кого (Иосиф взял Марию в жены, когда она уже была беременна будущим Иисусом). И вот в течение двух тысячелетий имя этого некогда безродного человека живет на устах значительной части человечества. Десятки и сотни миллионов людей поклонялись и поклоняются ему как основателю одной из самых могущественных религий на земле. Этот человек в представлении множества людей - образец кротости и человеколюбия, пример универсального мегасознания, вбирающего в себя заботу о всеобщей жизни.
Конечно, и вся Библия целиком, и Новый завет, в котором непосредственно рассказывается об Иисусе, за эти два тысячелетия людьми читаны-перечитаны и прокомментированы самым разнообразнейшим образом. Например, нашлись люди, которые потратили десятки лет только на тщательный скрупулезный подсчет количества слов в Библии. И не только слов, но даже и букв. Оказывается, в Библии 774 746 слов, а букв 3 566 480; в Новом завете соответственно 181 253 и 838 380. Этими старательными не то лингвистами, не то математиками от богословия подсчитано также, что союз "и", скажем, встречается в Ветхом завете 35 543 раза, а в Новом - 10 684, что обращение Господь упоминается 1855 раз. И так далее.
Я привожу эти цифры лишь для того, чтобы сказать, что и изучено, конечно, все самым сверхдоскональнейшим образом, и литературы написано на библейские темы за двадцать веков буквально огромные горы. И зная все это, предлагать тем не менее новое прочтение евангелий? Возможно ли это?
С моей точки зрения - и это становится очевидным, если внимательно, спокойно и трезво прочесть Евангелия - реальный Иисус из Вифлеема - полный антипод созданного воображением человечества образа.
Что у нас есть, чтобы объективно судить об этом человеке? Есть очень короткие сведения, скорее, даже просто упоминания, оставленные тремя римскими авторами: Тацитом, опубликовавшим в 116 г. н.э. свое сочинение "Анналы", в котором на трети страницы есть упоминание о человеке, называвшемся Христом; Плинием Младшим, занимавшим в 111-113 годах пост римского наместника в Иудее и в одном из отчетов крайне сжато упомянувшим о последователях Христа; наконец, Светонием в книге "Жизнеописание двенадцати цезарей" (около 121 года н.э.), оставившим буквально две строчки о "христианах, приверженцах нового и преступного суеверия".
Помимо свидетельств из Рима об историчности этого лица, есть еще одна запись в книге иудейского историка Иосифа Флавия "Иудейские древности".
Тоже предельно короткое - собственно один абзац - сжатое до схемы изложение истории Иисуса.
Правда, современные библеисты считают эту запись в "Иудейских древностях" Иосифа Флавия позднейшей вставкой, как бы фальшивкой, но я не думаю, что это так. Первые Евангелия в это время (70-80-е годы н.э.) были уже написаны, ходили по рукам, и Иосиф Флавий (видимо, слышавший об Иисусе, его распятии и возникшей впоследствии общине, принявшей его имя), очевидно, просто воспользовался каким-нибудь списком Евангелия, почерпнув из него данные для своего, так называемого в библеистике, "Флавиева свидетельства".
Все эти исторические свидетельства - римские и иудейские - чрезвычайно скудны. Что из них можно узнать, в конце концов? Да только то, собственно, что в первой трети I века н.э. на земле Палестины на самом деле жил некий Иисус, за которым пошло, по Флавию, "много иудеев, равно как и язычников". Основная информация об этом человеке содержится в Евангелиях или Благоповествованиях от Матфея, Марка, Луки, Иоанна. И все. Остальное - домыслы, вымыслы, фантазии и толкования позднейших авторов.
Как может относиться к Евангелиям современный человек?
Евангелия, несомненно, гениальный литературный памятник. Великая литература. С другой стороны, это своего рода сборник документов, собрание материалов, воспоминаний, легенд о жизни определенного человека. Своеобразная книга из серии, если хотите, древней ЖЗЛ.
В жизни немало загадочных страниц. Загадочен и центральный эпизод иудейской истории начала I тысячелетия, связанный с распятием известного проповедника. Эти страницы его бытия наиболее темны, хотя нам кажется, что мы здесь знаем все.
Но можно ли ведать все о событиях двухтысячелетней давности, если мы не знаем правды даже о событиях, происходивших на наших глазах. Что нам известно, скажем, о гибели президента США Кеннеди, застреленного на глазах всех в Далласе? Благодаря телевидению весь мир вроде бы стал свидетелем убийства, написано множество книг, бесчисленное количество статей, а ясной картины так и нет. Возможно, мы никогда не узнаем полной правды о гибели царской семьи в Екатеринбурге, хотя, кажется, знаем об этом все. Или о круге событий, в котором оборвались нити жизней Кирова, Горького.
Какое-то количество лет назад, будучи в московском доме-музее Горького, я стал выспрашивать его работников о последних днях писателя. И вдруг, к удивлению своему, увидел в их глазах неподдельный страх. На эту тему, как понял, было наложено строгое табу. Даже в 1989 году.
В марте 1938-го личный секретарь Горького и двое лечащих его врачей, обвинявшиеся и признавшиеся в умерщвлении писателя и его сына Максима, были приговорены Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. Через пятьдесят лет, в феврале 1988-го они были начисто реабилитированы пленумом того же суда. Но акт реабилитации нисколько не прояснил картины. Как же все-таки умерли Горький и его сын? Сами, подчиняясь печати судьбы, или с чьей-то субъективной квалифицированной помощью?
Цена процесса, на котором люди были осуждены, и пленума, на котором они были оправданы,- собственно, одна и та же. Ложь, подтасовка фактов, умолчания имели место и там, и там.
Короче говоря, прав на сомнения в общепринятых догмах у современного человека, мне кажется, более чем достаточно. Многое надо подвергать ревизии и тщательной проверке.
Думается, подлежит проверке и эпизод, связанный с распятием человека по имени Иисус,- центральный момент, на котором основана вся христианская цивилизация.
Четыре евангелиста составили жизнеописание Иисуса, круга его идей, целей, действий спустя сорок-семьдесят лет после событий, реально произошедших в действительности.
Иоанн в своем жизнеописании (21, 24) и сам себя выдает за ученика Иисуса: "Сей ученик и свидетельствует о сем и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его".
Да и Лука в начале своего "Благовествования" (1,1-3) тоже сразу же ссылается как бы на источники: "Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами... то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать..."
Отвлечемся от религиозной стороны вопроса. Взглянем на Евангелия как на художественную литературу и вместе с тем исторический документ.
Конечно, Евангелия были написаны с апологетическими целями, но какую бы цель ни ставили перед собой авторы, их воображение все равно питала реальная действительность. Фальсифицировать события трудно и в общем-то до конца невозможно. Так и здесь. Как бы ни рядили ученики и апостолы своего пророка в Христа, то есть в Божьего человека, Мессию, вставшего из гроба, из его "божественного" лика все равно проглядывает лик реального Иисуса.
Вот он меня в данном случае и интересует.
Из Евангелий встает образ интересного, любопытного человека. Не подчиняющегося обстоятельствам, а "сочиняющего" эти обстоятельства, сочиняющего сюжет своей собственной жизни и жизни окружающих людей. Образ макрочеловека, высокой, конечно, и талантливой "пробы", решившего ради совершенно конкретных политических целей по заранее разработанному "сценарию" сыграть роль Христа, то есть Мессии, сына Божьего, и сыгравшего эту роль в общем-то для себя неудачно. Лично для него игра в "распятие" и последующее "воскрешение из мертвых" по нечаянной, непредвиденной случайности закончилась трагически. Смертью.
Сообщу то, что известно. Все четыре Евангелия составлялись тогда (60-90-е годы н.э.), когда Рим еще стоял над Иерусалимом и полностью владычествовал над землей Иудеи. Это обстоятельство, конечно, сказалось на их характере. Все они носят проримскую ориентацию. Пилат, управитель, изображен благородным человеком, сочувствующим Иисусу. Основной конфликт, на котором делают акцент евангелисты,- конфликт Иисуса и его нового учения с фарисеями и книжниками, представителями старого учения буквалистов и талмудистов, которые "уселись на моисеевом седалище" и, говоря словами самого Иисуса, "никак не могут с него сдвинуться". Был ли этот конфликт у реального Иисуса? Несомненно. Но у него был и другой конфликт, более глубокий, более серьезный и важный,- c Римом.
Этот человек, играя роль пророка и учителя, был своего рода лидером националистического движения, борющегося за освобождение Иудеи от римского владычества и объединение иудейского народа. Но этот его конфликт с Римом в Евангелиях затушеван. О нем можно только догадываться по отдельным, сказанным вскользь словам. А между тем в деятельности Иисуса он был, вероятно, главным. Не столько борьба против Моисеевых заповедей двигала им, сколько, видимо, борьба против Рима и его иудейских приспешников в лице так называемых "книжников".
В детстве всегда закладывается будущая судьба человека. И в этом отношении детство Иисуса любопытно.
По Матфею, рождение его и приход в человеческий мир напоминает сказку. В какой-то мере эта сказка похожа немного на историю царя Эдипа, которому предсказали, что он убьет своего отца и женится на матери. Это было предсказано еще отцу Эдипа, и он, дабы спасти себе жизнь, оставил младенца в горах. Ребенка подобрал пастух. Эдип вырос. Став взрослым, он узнал о предсказанной ему судьбе и, чтобы избежать ее, решил уйти в другую страну. По дороге, как известно, встретил какого-то незнакомого человека, поссорился с ним и убил его, не зная, что это его отец. Так исполнилась первая часть предсказания. Но позднее исполнилась и вторая часть - вышло так, что он разделил ложе с собственной матерью.
Предсказание было, видимо, одним из важнейших сюжетообразующих приемов в древнейшей литературе. К нему прибегнул Софокл, когда писал своего "Эдипа-царя", и к нему же прибегнул евангелист Матфей.
По Матфею, Иисус родился в Вифлееме, когда в Иудее царствовал Ирод. В это время в Иерусалим якобы пришли мудрецы: "Где только что родившийся царь иудейский? Мы видели его звезду на востоке и пришли ему поклониться". Ирод, царь Иудеи, забеспокоился, собрал священников, стал спрашивать у них, где мог родиться Мессия. Узнав подробности, он послал мудрецов в Вифлеем: "Подите разведайте и известите меня, чтобы и я мог поклониться". Коварный Ирод замыслил убийство младенца. Мудрецы нашли будущего Мессию, но не вернулись к Ироду. И здесь-то вот, пишет Матфей, голос свыше подсказал Иосифу, неродному отцу младенца Иисуса, что мудрецы приходили неспроста. Иосиф понял, что Ирод ищет младенца, чтобы убить его, и, взяв жену свою Марию и ребенка, тут же бежал вместе с ними в Египет, где скрывался до смерти Ирода. Ирод же, не найдя Мессию в Вифлееме, распорядился на всякий случай перебить всех младенцев мужского пола до двухлетнего возраста. Но эта мера не спасла его. Родившийся Мессия был далеко, а когда Ирод умер, Иосиф с Марией и младенцем вернулись на родину и стали жить в городе Назарете в провинции Галилея.
Вот такая красивая, сентиментальная история.
Другие евангелисты - Марк, Лука и Иоанн - либо обходят этот момент, либо, описывая рождение Иисуса, прибегают к более реалистическим деталям. Конечно, у них в ходу другие подробности, другие легенды. Лука описывает, например, трогательный момент, как однажды Иосифу и Марии не досталось места в гостинице в их скитаниях, и они ночевали в каком-то чужом хлеву вместе со скотом, положив родившегося Иисуса в ясли.
Какая общая картина происхождения Иисуса встает в воображении при чтении Евангелий, когда спокойным, трезвым, рационалистическим сознанием человека ХХI века постепенно освобождаешь от всяких домыслов и вымыслов и как бы реставрируешь далекие события?
Мария была, вероятно, женщиной легкомысленной: она забеременела неизвестно от кого, но бедный Иосиф узнал об этом слишком поздно, уже сочетавшись с ней браком. Что делать? Первой его мыслью было прогнать жену, но это не избавило бы его от позора. К тому же Мария оказалась, видимо, не только красивой женщиной, но и умной, находчивой. Перед ее неотразимым обаянием было трудно устоять. Представляю, как был ошеломлен Иосиф, когда она заявила ему, что она "понесла" не от человека, а от "святого духа" и что он может не беспокоиться - ее и его честь незапятнаны. Когда человек по-настоящему любит, он может поверить и в невероятное. И Иосиф, видимо, поверил. А что ему оставалось делать?
Тем не менее они, вероятно, вынуждены были все же бежать. И, возможно, даже далеко - в Египет. Но бежать, спасаясь не от царя Ирода, а от позора, слухов, сплетен. Немало лет они, видимо, провели на чужбине и вернулись лишь тогда, когда им стало казаться, что все забыто. И, конечно, не случайно они стали жить в другом городе - не в Вифлееме, а в Назарете. Но слухом земля полнится, сплетни о незаконнорожденности Иисуса дошли, по-видимому, и туда. Сколько седых волос появилось на голове задерганного, осмеиваемого Иосифа от всех этих переживаний! Какие скандалы сотрясали семью красивой Марии! Как запекалось мщением сердце маленького Иисуса, которому его сверстники, издеваясь и смеясь, кричали, наверное, в лицо: "Этот выродок - от Святого духа!"
Все эти сведения я почерпнул из Евангелий, кое-что, конечно, домыслив, но есть одно свидетельство происхождения Иисуса и неевангелического характера. Около 177 года греко-римский мыслитель Цельс написал трактат "Правдивое слово". Сам трактат не сохранился, исчез, но содержание его известно по переложению богослова Оригена (185-254 гг.), обильно цитировавшего Цельса.
Цельс писал о слухах, ходивших среди его современников. Так вот, согласно этим слухам, Мария, мать Иисуса, была действительно дамой, способной на неожиданные поступки. Тогда, в те годы людям было даже известно, с кем Мария "путалась", перед тем как забеременеть Иисусом,- это был некий Панфера, или Пандира, солдат римской армии, грек по национальности. Плотник Иосиф, муж Марии, выгнал ее из дома - все-таки выгнал, по Цельсу,- и оказалось так, что, когда пришло время родов, Марии пришлось рожать в какой-то чужой конюшне.
Цельс опирается на слухи и о том, что искусству фокусничества и гипнотизма Иисус научился в Египте,- этим ремеслом он кормился с самых ранних лет, не надеясь ни на кого, кроме как на самого себя.
В незаконнорожденности - зерно характера будущего основателя нового учения. Комплекс неполноценности, видимо, с ранних лет прожаривал душу мощным пламенем, непостижимая гордыня ветвилась и прорастала мощными корнями в маленьком испепеленном сердце:
- Вы не верите, что я от Святого духа? Я заставлю вас поверить в это!
Таким же был и Иоанн, будущий знаменитый Иоанн-Креститель, помощник его и друг. Многое в судьбе и характере Иоанна сходно с судьбой и характером Иисуса. Он был старше Иисуса на шесть месяцев и тоже был незаконнорожденным. Елисавета, жена бесплодного старца Захария, подруга, кстати, Марии, тоже "понесла" его неизвестно от кого. Возможно, от того же Панферы. Сходная судьба была, видимо, решающим обстоятельством, которое сблизило их по-настоящему. Иисус - личность, несомненно, более сильная и яркая, подчинил Иоанна. Иоанн был, вероятно, первым его учеником и верным помощником.
Не знаю, когда, каким образом - об этом нет данных, но однажды, по-видимому, в воспаленном воображении Иисуса родилась великая мысль, питаемая еще детскими мечтаниями и обидами; - стать Мессией. И отныне его жизнь была посвящена выполнению этого обязательства, принятого им. Талантливый, опытный человек, он понимал, что души людей только тогда потянутся к нему, когда он сильно поразит их воображение.
И вот Иоанн, его друг и помощник, стал проповедовать приход Иисуса из пустыни: "Покайтесь, ибо приблизилось царство Божие!", он говорил людям о близких переменах, крестил их в новую веру.
Реальный смысл этой деятельности заключался в том, чтобы иудеев, бывших под Римом, оторвать от римской власти духовно, насадить новую узконационалистическую веру.
Иоанн говорил людям, что крестит их в воде покаяния, но "идущий за мной", тот, кто "сильнее меня, у которого я не достоин развязать ремень обуви,- Христос - будет крестить вас духом святым и огнем" (от Луки, 3, 16).
Таким образом, пока Иисус, спрятавшись где-то в пустыне, постился в течение сорока суток, внутренне готовясь предстать перед иудейским миром и накапливая в себе для этого решимость, экзальтацию и волю, Иоанн, его помощник и соратник, готовил его приход в душах людей. И вот после сорока дней голодания перед людьми, которых крестил Иоанн, появляется Иисус - этот момент изобразил художник Иванов в своем известном холсте "Явление Христа народу", который он писал около тридцати лет. И в самом деле, момент крайне интересный -то была минута рокового превращения реального человека Иисуса в божественного Христа, в сына Божьего, в Мессию. Именно Иоанн, как, наверное, и было вначале между ними обговорено, окрестив Иисуса, тут же провозгласил его сыном Божьим, тем, кто сильнее его самого.
Сценарий появления в Иудее будущего Мессии был разработан давно, о нем говорилось еще пророками в древних писаниях. У народных масс было ожидание, что кто-то придет и объединит их, освободит из-под власти Рима, даст каждому волю, цель, путь.
И, конечно, уже тот факт, что Иисус решился на исполнение такой значительной роли, в полной мере свидетельствует о силе его личности. Он, видимо, считал себя готовым для выполнения такой звездной роли.
Оскорбления, перенесенные в детстве и юности, сформировали характер прочный, твердый, экзальтированный.
В медицинских энциклопедиях и различных трудах по питанию написано, что 35 суток человек может голодать без особой опасности для здоровья; голодание, длительный пост вымывают из человека все шлаки, накопленные в организме, все лишнее, поднимают в нем энергию, взращивают его дух. Оказывается, 56 процентов нашей энергии уходит на переработку пищи, а во время длительного голодания эта энергия, естественно, остается в человеке. Это время в духовном плане - время его эйфории, ощущения подъема, какого-то необыкновенного могущества.
Все это, видимо, пережил и Иисус, когда постился в течение сорока суток.
Его окружали разные люди. Одни издевались и смеялись над ним - евангелисты причисляют их к сонму Сатаны. Другие проверяли, третьи - из доверчивых - верили на слово.
Когда его спрашивали: "Почему ты не ешь?" - Иисус отвечал, что еда ему не нужна, что он сын Божий.
- Если ты сын Божий, то скажи, чтобы камни сделались хлебами,- говорили ему.
А он находчиво приводил цитату из древнего писания:
- Не хлебом единым жив человек, а всяким словом, исходящим из уст Божьих.
Его, видимо, было трудно смутить, привести в растерянность. Оратор, спорщик и агитатор он был искуснейший.
- Вот ведь написано в писании - если ты сын Божий, бросься вниз, не разобьешся!
- Написано также - не искушай господа Бога твоего,- отвечал он с улыбкой.
С этого времени он начал проповедовать сам. И проповедовал всюду, где оказывался.
Иоанн-Креститель за свои речи вскоре был арестован властями и казнен, и никто уже не мог помешать новоявленному пророку, даже его первый ученик, вздумай он - через месяц, через год или три - вдруг открыть кому-нибудь правду. В первую очередь предают любого учителя его последователи и ученики, и, дабы не случилось это печальное и естественное дело, Иоанн, возможно, несмотря на свою верность, и был принесен в жертву? Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти... Конечно, это мое допущение, но все возможно. На арене иудейской истории действовал уже не Иисус, а Христос, сын Божий, и этому сыну Божьему не нужны были свидетели, даже из самых преданнейших, его минувшей жизни. Ученики и последователи, конечно, необходимы, но разве на одном Иоанне замкнулся весь мир? Вот братья Симон и Андрей, простые рыбаки. Разве не могут они стать его апостолами?
Любопытно, что говорит им Иисус, как убеждает последовать за собой:
- Вы ловите рыбу? Бросьте! Идите за мной, и я сделаю вас ловцами человеков (от Марка, 1,17).
На чем же, на какую приманку сам Иисус "ловит" людей? В чем суть его учения?
Суть эта проста. Каждой "сестре по серьге", всем и каждому в отдельности - свое слово утешения:
- Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
- Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
- Блаженны алчущие, ибо они насытятся... (от Матфея, 5,4-6).
Каждый найдет у него то, что хочет, чего жаждет. Где-то даже он льстит людям: "Вы - соль земли, вы - свет мира..."
Раньше древними было сказано: "Око за око, зуб за зуб". А он говорил: "Не противься злу. Кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую. Кто хочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду".
Раньше говорили: "Люби ближнего своего и ненавидь врага своего". А он утверждал: "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за тех, кто обижает и гонит вас".
Вот на что он ловил людей.
Дальше мы увидим, что для себя он не считал нужным быть верным этим заповедям. С такой же легкостью и афористичностью выражения он мог утверждать и совсем противоположное. Но в чем заключается эффект массового восприятия? Все дурное, зовущее к ненависти, что также проповедовал Иисус, правда, в более узком кругу своих учеников, словно выпало из памяти человечества. И даже читая Евангелия, читатель словно не видит этих эпизодов. В памяти остаются лишь проповеди добра, красивая морально-этическая риторика. В воображении этот человек предстает своего рода символом бескорыстия, существом, полностью лишенным зла.
- Не судите, да не судимы будете! Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в своем глазе не чувствуешь?
Все это проповедовал Иисус, и люди слушали его: вот она, правда жизни, вот как надо жить, дабы обрести счастье. И, обманываясь риторикой, они не замечали, что сам проповедник нарушал свои заповеди у них же на глазах.
- Не судите, да не судимы будете! - только что говорил он. И тут же судил: "Лицемер, вынь прежде бревно из своего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего!"
Он мог и угрожать: "Кто отречется от меня перед людьми, отрекусь от того и я!"
Только что он обращался со словами знаменитой Нагорной проповеди, своего рода гимном добра, к народу, к массам, а вот уже в узком кругу своих учеников говорит совсем другое: "Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч".
Народу он говорит одно, членам своей группы, участникам своей тайной секты нечто иное:
"Я пришел разделить человека с отцом его, а дочь с матерью. Кто любит отца или мать более, нежели меня, недостоин меня. И кто любит сына или дочь более, нежели меня, недостоин меня".
Он хочет таким образом полностью отделить человека от человека, лишить его всех человеческих привязанностей, отношений, дабы каждый служил ему, Иисусу, и только ему, осуществляя принцип абсолютной любви к нему и абсолютного почитания.
"От дней Иоанна-Крестителя доныне царство Небесное силою берется",- вот его очередной афоризм (от Матфея, 11, 12).
Ставка, таким образом, и в глобальном смысле - на силу, на войну, на меч.
Этого меча в руках Иисуса почти никто каким-то странным, непостижимым образом не видит. А между тем меч этот из своих рук он не выпускает никогда.
Вот как-то Петр, бывший рыбак, а теперь последователь Иисуса, член его "секты", "ловец человеков", будущий Апостол спрашивает своего главаря: "Мы оставили все и последовали за тобой. Что же будет нам за это?" Что отвечает ему Иисус? "Вы, кто последовал за мной, когда сядет сын человеческий на престоле славы своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен израилевых".
В этом ответе видна его цель: Иисусу нужен престол славы своей. И тогда и будут последние первыми, а первые - последними.
Таким образом, идея переворота, идея личной абсолютной власти неотразимо владела им.
В Иерусалиме, выйдя из храма в котором он организовал дебош и шумный скандал, в ответ на вопросы своих сподвижников, что последует в дальнейшем, Иисус нарисовал любопытную картину.
Это была картина войн одних народов против других народов, царства против другого царства, начала болезней, беззакония... Он предвещал, словом, гражданскую войну и одновременно войну с Римской империей. Вот для чего ему нужны были слава и власть. И он, видимо, был уверен, что эти события произойдут очень скоро, так как сохранилась его фраза в переложении Матфея (24,34): "Истинно говорю вам: не пройдет род сей, как все сие будет".
У древних в писаниях не раз возникали пророчества о Мессии, который придет, будет проповедовать новые законы народу, потом его убьют, а на третий день он воскреснет. Эти легенды жили уже в народе издавна, и Иисус решил взять на себя роль Мессии: для этого нужно было только талантливо и безошибочно разыграть сюжет распятия на кресте сына Божьего, Мессии, а затем его чудесного воскрешения. Иисусом была задумана, иными словами, грандиозная авантюра, в случае удачи сулившая исполнителю могущественную власть.
Слухов, пущенных Иоанном-Крестителем и другими учениками, способностей к врачеванию, к гипнотизму, к красивой риторике было мало; чтобы достичь цели, нужен был яркий спектакль.
Сыграть роль Мессии означало конкретно сыграть роль мученика, страдальца, быть распятым на кресте, умереть и воскреснуть. На всех этапах нужно было при этом остаться живым. Распятие должно было быть действительным, а смерть - мнимой.
Риск, конечно, был большим, в ход дела, даже тщательно распланированный, могла вмешаться любая случайность, но Иисус не был бы Иисусом - подчеркиваю еще раз, что это была весьма крупная, сильная, неординарная личность, если бы его мог остановить страх. Страх, естественно, жил в душе, но велико было искушение пройти по тонкому волосу над бездной.
В решающий час перед добровольной отдачей себя (с помощью вернейшего и преданнейшего ученика Иуды - не предателя, а исполнительного помощника) в руки врагов, он говорит членам своей группы: "Душа моя скорбит смертельно. Побудьте здесь и бодрствуйте со мной" (от Матфея, 26, 38).
Что его томит? Нетерпение? Предчувствие конца? Но игра уже началась, вот-вот Иуда должен привести толпу людей, которая возьмет его. Все ли будет так, как намечено, обговорено?
Трагична и, конечно, полна пафоса минута, когда Иуда подходит к Иисусу и, успокаивая его, шепчет ему тихо на ухо: "Радуйся, Равви!" - и целует его (от Матфея, 26, 49). Страх, нетерпение, неопределенность, видимо, владеют и им: он, Иуда, добросовестно исполнил свою часть сценария, но все ли дальше произойдет так, как запланировано и намечено?
Опущу все дальнейшие подробности этой интереснейшей игры человека со славой и одновременно со смертью. Рассказ об Иисусе не есть предмет моего специального исследования. Иисус из Вифлеема, вздумавший сыграть роль Христа, сына Божьего из древних писаний, меня интересует, собственно, не как таковой.
Мой предмет размышлений - тип человека, который он собой представляет, явление самозванства, не просто спорадически случайное, а отвечающее определенной потребности человечества в идеале, которое мы здесь отчетливо наблюдаем.
Поэтому опущу множество деталей этого сюжета, весьма интересных самих по себе, но в данном случае излишних. Внимательное и подробное самостоятельное сличение евангельских текстов при определенном взгляде на эти тексты даст читателю достаточно полную и развернутую картину тех реальных событий, которые происходили тогда в Иерусалиме.
Суть этих событий была в следующем. Иисус сам шел к распятию и, действуя в сговоре со своими сообщниками, был действительно распят вместе с двумя преступниками. Это произошло под вечер в пятницу. Смерть на кресте обычно очень длительна и, конечно, мучительна. С Иисусом же случилось невероятное - он "умирает" очень быстро, спустя три часа; еще были живы и бранились его собратья по казни. Поскольку была пятница, а впереди предстояла суббота - великий день для иудеев, когда им нельзя заниматься никаким трудом, в том числе хоронить умерших, несколько человек приходят к Пилату с просьбой о том, чтобы преступникам перебили на ногах коленные чашечки или всю голень, дабы они скорее умерли и их спокойно можно было бы снять с креста. Впереди была суббота, оставлять преступников, в том числе Иисуса, на кресте не следовало, согласно обычаям. Пилат согласился с доводами и удовлетворил просьбу, дав разрешение. Все шло, видимо, так, как и было намечено. Стражники ломают голени у двух разбойников, а, подойдя к Иисусу, "видят", что он мертв. Стоит ли уродовать мертвеца? И голени Иисусу перебиты не были. Вот для чего он, видимо, "умирает" так быстро. Оставалось лишь снять его с креста, положить в гроб, что находился неподалеку, а там и конец опасному спектаклю...
Немного подлечась за субботу и воскресенье и придя в себя, в понедельник к народу Иудеи явился бы уже Мессия, воскресший из небытия и предвещанный пророками еще в Ветхом завете. Но тут, как иногда бывает в жизни, тщательно расписанный ход событий взрывает роковая и непредусмотренная случайность: один из стражников, вероятно, не входящий в число заговорщиков, людей Иисуса, и, по-видимому, в чем-то усомнившийся, на всякий случай взял копье и метнул его в грудную клетку распятого. Об этом нет данных у других евангелистов, об этом свидетельствует только Иоанн. Копье с хрустом пробивает ребра. На землю льется кровь, действительная, уже не придуманная. Наступает уже не играемая, а реальная смерть.
Что оставалось делать заговорщикам? Они остались без своего вождя. Для Иуды не предусмотренная гибель учителя явилась ударом, потрясшим все его существо. Он не смог пережить эту смерть и повесился. Но другие ученики, видимо, оправились от удара быстро. Тело Иисуса было снято с креста и положено в гроб. В ту же ночь его выкрадывают и хоронят где-то втайне от всего мира. В воскресенье гробницу открывают - она, естественно, пуста, и появляются первые слухи о воскрешении казненного Иисуса и его скором втором пришествии в образе Мессии, сына Божьего.
Завершилась реальная жизнь реального Иисуса, начинается фантастическая жизнь его "учения". Спектакль с мнимым предательством, реальным распятием, сначала с мнимой, а потом действительной смертью, реальной кражей тела и мнимым воскрешением дает толчок для рождения великого мифа.
"Когда же придет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся перед Ним все народы; и отделит он одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов" (от Матфея, 25, 31-32) - так представлялся миг мечтаемого торжества Иисусу, жаждавшему власти, которая должна была бы побороть и власть римского прокуратора Понтия Пилата, и власть первосвященников.
Этот человек жаждал полной, абсолютной власти над жизнью и смертью иудеев, над их душами. Не получилось. Копье безвестного стражника остановило его полет к власти. Но, остановив этот полет, убив носителя этой идеи, удар копья стражника из Иерусалима сделал большее; он странным образом оказал влияние на мировую историю, способствовав рождению новой мощной мировой религии.
Живой Иисус служил чисто расистской, узконационалистической "ветхозаветной" идее; он бы служил ей, останься жив и став так называемым Мессией. Догматы Нагорной проповеди были для него лишь демагогическим прикрытием, и рано или поздно он разоблачил бы себя. Но этого разоблачения не могло произойти уже с Иисусом мертвым, превратившимся в символ, в чистую идею. Произошла странная, но вместе с тем закономерная метаморфоза: рядовой иудейский проповедник превратился в учителя всех народов, его расистские, узконационалистические идеи - в универсалистскую доктрину добра. Низкая идея, отрекшись от себя, в своем воплощении стала идеалом.
Здесь мы видим "противоположный жест" идеи, падение низкого, ничтожного и победу великого. Почему это случилось? Вот это, пожалуй, самое любопытное.
Так, видимо, сильна в народах жажда идеального, возвышенного, святого, что и в Иисусе, в этом в общем-то даже неудачливом игроке, для которого были хороши все средства, в том числе ложь, подлог, жестокость, в этом авантюристе идеи, проповедовавшем добро, но не брезговавшем и злом, человечество увидело пример кротости и человеколюбия, образец заботы о покинутых и несчастных, сирых и убогих. Произошла диалектическая перемена мест, осуществился переход из одной качественной противоположности в другую. Человечество как бы остановилось на Нагорной проповеди и услышало лишь слова только этой речи Иисуса, не слыша и закрывая глаза на все остальное.
Нагорная проповедь Иисуса была обращена к народу, к массам, и в ней он был дальше от правды своего ума и сердца. Эта правда его сердца лучше видна в речах, непосредственно обращенных им к своим последователям. Но человечество не захотело заметить ее.
О чем это свидетельствует? Я думаю, о великой жажде идеального, бескорыстного. И в этой жажде грешное и греховное человечество, исповедующее две тысячи лет христианскую религию, оказалось гораздо ближе к идеалу, чем сам Иисус, давший ей первоначальный импульс.
Как бережно хранит человечество в своей памяти, передавая из поколения в поколение, догматы добра!
Нагорная проповедь - это ложь Иисуса, но человечество обратило эту ложь в свою правду, сделало ее знаменем своего развития, целью своего совершенствования. В конечном счете явление в I веке Христа человечеству способствовало прогрессу нравственности в течение тысячелетий.
Здесь может возникнуть вопрос: неужели человечество не могло найти в себе самом более чистого примера для моделирования идеи совершенного человека. Но, видимо, "качество" натуры не всегда имеет значение.
Конечно, найдутся люди - не только среди верующих, но и атеистов, которые ни в коей мере не согласятся с моей версией Иисуса. Но не будем спорить. Почитайте еще раз Евангелия - с карандашом в руке. Попробуйте взглянуть абсолютно свежими глазами на фигуру иудейского проповедника.
Любая религия - это продукт воображения, художественного творчества народов, отражающего какую-то глубинную их потребность в идеале, и, вероятно, в процессе этого творчества при удачном сложении обстоятельств и люди, далеко не отвечающие идеалу, могут превращаться в великих героев; гений человечества неузнаваемо преображает натуру, реальность начинает отвечать своему понятию. Конкретная модель, в данном случае это был человек по имени Иешуа из Вифлеема, мифологизируется, обрастает легендами, слухами, превращается в абстракцию, в идею. Все мелкое, нечистое, грязное в процессе мифологизации уходит, улетучивается, на смену, гиперболически преображаясь в размерах, приходит все великое, чистое, достигая в конечном счете какого-то абсолюта. И в конце этого процесса метаморфического преобразования "натуры" в свою противоположность, конечно, уже трудно узнать то, что послужило своего рода закваской начавшемуся процессу: нет уже больше мелкого проповедника, одержимого комплексом неполноценности и одновременно комплексом фюреризма, если брать позднейшие термины, нет больше жалкой, немногочисленной секты его последователей. Есть символ идеального человека-бога, сына Божьего и одновременно сына человеческого, брата и друга всех народов, и есть огромная многомиллионная армия тех, кто молит этого небожителя о своем спасении и ждет его нового пришествия на землю. Родилась религия.
Феномен голого короля описал еще Андерсен в одной из своих сказок. Здесь, в случае с Иисусом, мы видим аналогичное развитие событий. Политический фанатик, человек несомненно талантливый и своеобычный, предстает в общественном сознании миллионных масс в ранге человека-бога. Почему? Видимо, потому, что человечество обуреваемо жаждой идеала. Оно жаждет великого образца, примера. Жаждет взрастить в себе, в своем теле и духе, мощную, великую личность. И оно выдумало Христа. Вылепило его по существу из грязи. Вообразило, дорисовало. Допело. Человечество превратило свои глубинные представления о человеческом добре, истине, о пути и назначении человека в какой-то золотой, сияющий образ бога-сына, знающего этот путь. И ведающего о своем назначении в мире.
Этот момент очень важен. Собственно, почему я взялся здесь за разработку сюжета об Иисусе и возникшей религии? Идея "самозванства" работает на мою центральную идею. Если человечество коллективными усилиями родило такой образ, как образ Христа, в качестве идеального представления о человеке, родило в своем воображении, в мысли, в чувстве, то оно в реальности должно идти к этому образу, к этому уже не воображаемому, а действительному типу человека. Такой человек, следовательно, уже заложен в генетической программе социального и духовного развития человечества, содержится в нем в потенции, как зерно, способное к росту, как проект, ждущий своей реализации. Осуществившись в мысли, в мечте, в том числе религиозной, он ждет своего осуществления в действительности.
Все это еще раз означает, я думаю, и то, что, будь мировой человек хуже, мельче, гаже, останься он неспособен к развитию, к дальнейшему совершенствованию, он не смог бы из такой фигуры, как Иисус, создать такой блистающий образ, как образ Спасителя.
Человечество, заключенное в социальный лабиринт, ведет себя подобно человеку, заключенному в камеру. У него начинаются галлюцинации, его душу посещают видения, и в них оно выходит на свободу.
Невольник, заключенный в камеру, может принять мышь за овцу, таракана - за птицу счастья. Нечто подобное произошло и с иудейским народом, заключенным в римскую камеру, а затем и с другими народами, принявшими Иисуса за Христа.
Последний не более как продукт галлюцинаторной деятельности человечества, работающей на удовлетворение сильнейшей и неутолимой потребности в идеале, столь же необходимой, вероятно, как и половая потребность.
Половая потребность физически продолжает человеческий род. Потребность в идеале духовно указывает пункт назначения.
С этой точки зрения я рассматриваю фигуры, подобные Христу, как лжеявление нового типа человека, закономерно и необходимо возникающее на определенных этапах исторической жизни человечества. Ему, этому мегачеловеку, еще рано было приходить на землю, еще не настал его исторический срок, еще не отгорела эпоха царствований национально заряженного классового человека, но тоска о нем, своего рода Мессии и Спасителе мира, уже жила в душе народных масс, в мифах и легендах...
В природе любой идеи заключено свойство совершать "противоположные жесты".
Об этом уже шла речь.
"Хитрость понятия" подкрадывается к любому, и даже самому величественному, явлению с неожиданной стороны. Миг торжества - это всегда одновременно и начало падения. Мы видели, как низкое, обыкновенное превращалось в великое. Закономерно должен был прийти час, когда, согласно тому же закону диалектической игры противоположностей, великое было бы "обращено" в рядовое.
Чудо превращения Иисуса в Христа увенчивается в истории актом "разоблачения" через две тысячи лет Христа в Иисуса.
Уже в самой этой фигуре с самого начала было заложено противоречие, которое при дальнейшем своем развитии закономерно приводило к ее отрицанию.
Если есть Бог, то зачем нужна фигура посредника? Его сына в образе человека? Кроме того, если есть Бог и его сын, Бого-человек, естественно, может возникнуть вопрос: кто лучше? Если есть, наконец, один сын, то почему их не может быть два, три, четыре?
Мысль о неединственности Бога и о неединственности Мессии заложена, таким образом, в самой глубинной сути учения, возникшего в I веке новой эры.
Если сын Бога и человека может стать Богом, то не может ли стать Богом и сын человека? Мы считаем Иисуса сыном Бога-Отца. Но от кого "понесла" Мария согласно евангельским мифам? От Бога- Святого Духа. Так кто же его отец на самом деле? Бог-Отец или Бог- Дух Святой?
Мы не разобрались даже в этом пустяке. Способны ли мы в таком случае постичь такое событие, как Бог? Когда Бог - это что-то невозможное, далекое, выраженное в нечеловеческих, фантастических формах, когда на нем ореол безгреховкой святости - это одно, а когда он принимает примитивные формы человека, то не свидетельство ли это того, что кровь человека, гены человека в нем действуют сильнее, чем кровь и гены Бога? Если Бог уподобляется мне, а не я Ему, то не говорит ли это о том, что я сильнее Его? Что это уже мой Бог, и я могу делать с ним все, что хочу. Хочу - рожу Его, а захочу - убью.
Отсюда возможна и дальнейшая мысль, что уже не Бог есть Бог, а человек - Бог.
И массовое - в толще народа - убиение Бога человеком, начатое им в XIX веке, в XX и продолженное - наверняка этот процесс будет происходить также и в XXI столетии - не от этой ли мысли?
Уже в самой фигуре Христа таилась какая-то червоточина, какая-то двусмысленность, которая спустя два тысячелетия, естественно, привела религиозную систему к распаду, крушению. Эта червоточина шла от неистинности его мессианства, ложности самой фигуры Иисуса.
Освобождение от Бога в его старых формах - это, собственно, утрата иллюзий.
На этом комплексе утраченных иллюзий может взойти, как трава на пепелище, философия негативизма, полного отрицания веры в высшие начала мировой жизни. Но принцип негативизма, доведенный до отрицания самого отрицания, закономерно приводит и к рождению новой веры - широкой, всеобъемлющей, всечеловеческой, грандиозной по масштабам и прекрасной по художественности своей отделки. Думается, эта новая вера явится продуктом творчества будущего человека.
Лжеявление бескорыстного, бесконечного человека, осуществившееся в форме фантастических, религиозных исканий, должно уступить место действительному, уже историческому явлению бого-человека на сцену современного мирового действия. Вместо полуфантастического образа должен прийти сам герой.
* * *
Первую часть эссе "Пятое евангелие, или Жажда идеала" я написал в 1981 или 1982 году. Через шесть или семь лет, в 1988 году мне с большим трудом удалось опубликовать эту работу в книге "Стук резца по камню", а в 1994 году она вошла в роман-эссе "Третий человек, или Небожитель", куда это эссе изначально и предназначалось. Я полагал, что публикация эссе приведет к взрыву. Но нет, все прошло тихо. Это была пора начавшегося безвременья, люди были растеряны, и религиозная крамола и ересь, даже крупного формата, не преследовались.
Сейчас, по прошествии почти двадцати лет, я считаю, что необходимо снова вернуться к этой теме. Вопрос, поднятый мной, очень серьезен, и оказалось, что я не все сказал до конца. За истекшее время у меня появились и новые идеи, и новые знания. А кроме того, и новые догадки и даже открытия, порой совершенно сенсационного характера.
Я предлагал своим читателям, дабы они согласились с моей версией новозаветных событий, перечитать еще раз Евангелия с карандашом в руке и попробовать взглянуть на фигуру знаменитого иудейского проповедника свежими и спокойно-беспристрастными глазами. И тогда подлинное знание, что такое есть некоторые известные идеи на самом деле, казалось мне, откроется им. Конечно, это было наивно и очень утопично. В серьезных вопросах, а такими являются, в частности, и "ужасные" истины предыстории христианского учения, люди не привыкли доверяться собственному мышлению. Они не станут с карандашом в руках сличать различные тексты, соединять линиями отдельные пунктирно-узловые точки и проводить собственное следствие в случаях, когда у них возникнут какие-то сомнения или подозрения. Зачем? Чтобы остаться наедине с ужасом подлога, в который была вовлечена мировая цивилизация? Инстинкт самосохранения требует от человека немедленно бежать в таких случаях в толпу, в стадо. А там известно, кто проповедует истины и каковы эти истины на вкус, на цвет и на ощупь.
Кроме того, в последние годы мне открылось и другое. Первоначально я полагал, что Иисус и двенадцать его ближайших учеников-помощников, будущих апостолов, составляли, так сказать, заговор частного значения и порядка, и только позже, после гибели проповедника от непредусмотренного замыслом удара копья стражника, благодаря деятельности апостолов Павла, Петра, Иакова, Иоанна и других, которые проповедовали фанатично и исступленно истины своего учителя, первоначально тоже как частные лица, постепенно и возникла на Ближнем Востоке христианская парадигма, овладевшая потом сознанием множества народов и в определенной мере поработившая их. Сейчас я думаю иначе. Ничего частного, а следовательно, и случайного в деятельности всех этих лиц, пожалуй, не было. Заговор Иисуса и кучки его ближайших сподвижников был частью более глобального и более серьезного заговора по завоеванию земного мира.
Но чтобы до конца понять, что происходило в I веке нашей эры, надо обратиться к еще более ранней эпохе - к событиям, имевшим место за полторы тысячи лет до новой эры, еще во времена Моисея.
Идея поставить на службу геополитике формулы того или иного божества, использовать информационно-религиозное оружие как эффективное средство для достижения искомых позиций на Земле зародилась, по всем имеющимся данным, еще в древнем геолиопольском оккультном жречестве Египта, сформированного там выходцами то ли из жреческих иерархий погибшей Атлантиды, то ли из древней Индии.
Моисей, по всей видимости, был агентом этих чрезвычайно зашифрованных оккультных сил. Можно сказать и так: агентом по особым поручениям.
Не знаю, просто не помню, когда я сделал на нескольких листках бумаги эти записи, которые сейчас приведу. Вероятно, несколько лет назад. То ли это краткий конспект книги Джона Бейнса "Звездный человек", философа конца ХХ века, основателя и директора Института философии герметизма "Дарио Салас", автора ряда книг об эзотеризме (Чили, Сантьяго), то ли изложение его концепции? Так или иначе, но вот точка зрения, изложенная этим мыслителем.
Существовал ли и существует ли Сатана на самом деле или это просто миф, созданный людьми для объяснения тех или иных действий? Кто-то отмахнется от подобной проблемы, но это очень серьезный вопрос. Если мы верим в существование Бога, то обязаны верить и в существование Дьявола, или Сатаны, как противоположности Всевышнего. Поскольку в жизни не бывает абсолютного единства, наличие того или иного начала дает основание полагать, что существует и его противоположность. Нет света без тьмы, добра без зла, правды без лжи. За жизнью следует смерть, а за смертью - жизнь. Следовательно, Богу принадлежит роль высшего созидательного начала и разума, а Дьяволу - начала разрушительного. В древней Каббале Дьявол символически был представлен как тень Бога. Подобно великому Создателю, окруженному ангелами, демон также имеет свой пекельный легион.
Одно из преданий, к которому, по Бейнсу, великие учителя герметизма относятся с доверием, утверждает, что в судьбоносный момент истории человечества сильному "диаболическому Архангелу", если можно так выразиться, удалось преодолеть оккультные защитные средства нашей планеты и, проникнув в ее атмосферу, вызвать большие потрясения. (Об этом существе подробней изложено в "Подстерегающем" Х.Л.Ловкрафта). Согласно герметическим летописям, прямым, хотя и невольным, причинителем такой катастрофы, которая дает знать о себе и поныне, является Моисей.
Кто такой все-таки Моисей? Известно, что младенцем он был найден в засмоленной корзине на берегу Нила и попал к дочери фараона, получил жреческое образование и жреческое воспитание. По одной из версий Моисей, будучи по крови иудеем, ввел в заблуждение египетских жрецов, выдав себя за египтянина, то есть смошенничал, что в общем-то характерно для людей, и жрецы посвятили его в тайны обрядовой магии и открыли способы вызывать вибрацию основных природных тонов с целью пробудить желательные для мага явления.
Когда я рассказывал об этом своей жене, она задала резонный вопрос: а откуда Моисей узнал, кто он родом, ведь его нашли в корзине младенцем? Нельзя не согласиться с такой постановкой вопроса. Но, возможно, было так, что потом в этом человеке сказался голос крови. А может быть, случилось так, что в один прекрасный момент он взглянул в зеркало и увидел, что на него смотрит не египтянин, а иудей. Я сам, например, засомневался в собственном происхождении, когда мой возраст приблизился к шестидесяти.
Но есть и другая версия, согласно которой Моисей был египтянином, которого жрецы специально готовили для работы с племенем иудеев, в то время представлявшим жалкий сброд, погрязший в гомосексуализме, лесбиянстве и скотоложстве.
Теория атомной физики учит, что человек, по Бейнсу, способен вызывать патологические изменения, или трансмутации, материи. Таким образом, чтобы добиться определенных мутаций посредством тайных процедур, вовсе не нужно быть чудотворцем.
Благодаря эзотерической причастности к египетской магии в Моисее, знавшем о существовании могущественных сил и умевшем ими управлять, возбудили дерзновенную мечту войти в соглашение с Ангелом - божественным существом, которое послало бы ему силу и помощь неба. Более поздний сюжет, использованный Гёте, о соглашении между Фаустом и Мефистофелем берет свое начало, по-видимому, отсюда.
После долгих церемоний, по рассказам учителей герметизма, Моисей в полном одиночестве исполнил ритуальную церемонию, произнося магические слова и заклинания. После возникновения странных атмосферных явлений ему явилось некое причудливое существо. Моисея объял ужас, ибо он почувствовал, что существо излучает ток необычайной силы. Никому не дано узнать и трудно себе представить, при каких обстоятельствах было заключено соглашение ("завет") между агентом египетского жречества и небом. Ангел пообещал поддержку, потребовав взамен строгого подчинения. Он назвался Я. и выразил желание, чтобы символом заключенного "завета" для его последователей стала несложная хирургическая операция - обрезание. Каждый подвергшийся этому обрезанию мужчина получал право считать себя сыном Я. Договор скреплялся пролитой кровью.
С того дня Моисей, возобладавший сверхъестественными возможностями, сотворил множество чудес. Между тем страшные эпидемии и многие другие бедствия постигли Египет. Оккультная защита Земли была пробита, в ней образовалась как бы дыра, и Я. обрушил свой гнев на землян. Именно это время явилось началом исхода из Египта больных иудеев под водительством Моисея в Синайскую пустыню, скитания по которой длились якобы сорок лет.
Я сам подсчитал, что этот исход состоялся примерно в 1534 году до новой эры, по другим же источникам изгнание больных рабов в пустыню состоялось в промежутке между 1358 и 1350 годами до новой эры.
Я. между тем начал предъявлять все более странные требования, общим знаменателем которых была жажда кровопролития. Моисей ужаснулся, поняв свою ошибку (а возможно, он пал жертвой обмана со стороны гелиопольского жречества, намеренно выведшего его на контакт с Дьяволом - Д.В.): он вдруг осознал, что тот, кого он принимал за "божественного ангела", в сущности является "ангелом мрака", полной противоположностью лучезарной силы, помощью которой он желал заручиться. Этот пекельный ангел, представитель воинства теней, оказался вампиром, питавшимся человеческой кровью,-субстанцией, заряженной витальностью от божественной искры. Вот почему этому времени сопутствовало множество кровопролитий, спровоцированных оккультным диктатором.
Кто же был этот Я.? Исходя из его эволюции, по учению отцов герметизма, можно сказать, что это древнее существо неизвестного происхождения, сохранявшее свою индивидуальность в течение долгого периода космического времени. К сожалению, его эволюция была направлена в сторону темных, отрицательных, разрушительных энергий. Таких существ во Вселенной немало. К счастью, магнитный щит нашей планеты служит для них непреодолимым барьером. Однако Моисей, совершив магический обряд, распахнул ворота и расчистил путь, по которому Я. удалось проникнуть на Землю. Данное событие послужило началом кровавой эры. Группа иудеев, бродившая по Синайской пустыне, стала первой жертвой отрицательной энергии Я. (Позже этими жертвами окажутся тюрки-ашкенази, а в наши дни - многочисленное разноязыкое племя мемзеров, которые начнут служить во имя исполнения тех же сатанинских целей, что и племя иудеев-сефардов, получившее во времена Моисея первый импульс отрицательной энергии - Д.В.). Этим обстоятельством объясняются, по Бейнсу, последствия, постигшие иудеев и их приспешников (ашкенази, мемзеров-полукровок, шабесгоев) с течением времени.
Для людей, выросших на почве голого атеизма, чей дух воспитан натуральной реальностью и ничем более, такие персонажи мировой Вселенной, как некое древнее Я., представляются выходцами из области ненаучной фантастики, но если встать на другую точку зрения, а именно склониться к концепции безграничного проявления материальной и духовной сущности мироздания - в формах неожиданных, самых экзотических и внезапных для нашего сознания,- то все становится на свои законные места.
Что происходило дальше? Моисей, убедясь, что повлиять на Я., охваченного невероятной, дикой изначальной злобой, невозможно, собрал приближенных к себе мудрецов (это были, по-видимому, помимо египтян, левиты -люди из касты Левия) и посвятил их в великую тайну Мессии. Эти мужи были способны при помощи магических ритуалов воплотить в жизнь тайну божественного чуда и сотворить Бога в надежде, что он через своего посланца Мессию освободит их, избавит мир от разрушительной силы Я. Но все они были уже обрезанными, то есть вступившими в "завет", в соглашение с Я., и, следовательно, бывшие его сынами, и, вероятно, Бог, сотворенный ими в результате серии проведенных магических ритуалов, а именно бог Иегова, тоже явился сыном Я. Взятый Моисеем и руководимым им племенем иудеев "завет" был нерушим, и это был "завет" вечной зависимости этого племени, их пророков и их бога Иеговы от Дьявола или кого-то еще хуже.
Игры в магические ритуалы не довели до добра, что-то случилось в Синайской пустыне с людьми, пришедшими туда под водительством Моисея. После этих непонятных событий Моисей якобы взошел на гору НЕБО, и больше его живым никто не видел. Возможно, Я. забрал его, оставив оставшимся бога Иегову. Мудрецы, унаследовавшие заветы пророка, взращенного египетским жречеством, вконец заигравшимся в магические церемонии, соблюдали их, исполняя мессианский обряд согласно установленным канонам. В результате этого пятнадцатью столетиями позже явился Иисус, "сын человеческий", Спаситель, которого ждали посвященные в его тайну мудрецы. Миссия его состояла в том, чтобы избавить "избранный" богом Иеговой народ от оккультного убийцы и спасти иудейский мир от невидимого всесильного вампира по имени Я. Это одна версия. Другая же носит обратный характер: согласно ей, миссия Иисуса заключалась в том, чтобы исполнить наконец "завет" Я., а именно: используя религиозное оружие в качестве орудия проникновения, поработить и завоевать окружающий мир.
В силу возложенной миссии Иисус был активным членом братства магов, получая от них всяческую поддержку и вдохновение. Ведь неизвестно, где был и чем занимался этот "богочеловек" с 13 до 30 лет. Говорят, в тайных архивах Ватикана хранится множество запретных книг, в том числе неканонических Евангелий от Петра, Андрея, Варфоломея, Никодима, Варнавы (подобное евангелие от Фомы мне и самому доводилось читать), наконец, три Евангелия от Марка, причем одно из них было создано для узкого круга посвященных и, следовательно, было суперсекретно. По слухам есть и так называемое Тибетское евангелие, в котором повествуется, чему именно учился и чем занимался Иисус, находясь в Индии, Непале и Персии1.
Вероятно, для исполнения своей миссии этот человек проходил всестороннюю многолетнюю спецподготовку. Однако он выполнил свою миссию лишь частично, ему не удалось достигнуть конечной цели.
Распятие на кресте, по Джону Бейнсу,- заранее предначертанный сценарий, согласно которому, во имя того чтобы Христос мог вселиться в атмосферу планеты Земля и заменить на ней Я., должна была пролиться кровь Иисуса. Опять какой-то ритуал, опять некая магическая церемония, и непременно с кровью.
Собственно, операцию под кодовым названием "Иисус Христос" можно, пожалуй, рассматривать и как продолжение заговора против Я., причем столь же неудачного. Попытка Моисея и его сподвижников сотворить для иудеев некоего бога и заменить им Я. привела к созданию бога Иеговы, больше похожего не на бога, а на Бафомета. И вот новая попытка - творение Спасителя, бого-сына из сына обыкновенной женщины Марии и римского солдата Панферы. Иисус был распят, но что-то не получилось, и замена Я. на Христа окончательно не удалась. И в общем-то понятно, почему не удалась. Иисус сам был из "обрезанных", то есть находился в "завете", в соглашении с Я., был его сыном. Вероятно, Я. не захотел отдать своего сына Иегове, который сам был отпрыском Я. Вот почему копье стражника вдруг взметнулось в воздухе и пронзило грудь распятого Иисуса. Это копье метнул в своего сына Я.- древнее вселенское существо неизвестного происхождения, впущенное Моисеем в атмосферу планеты Земля.
Все это на метафизическом уровне рассмотрения, бесспорно, красивый и вполне реалистический сюжет, вполне могущий иметь место, но на физическом уровне авантюрное предприятие Иисуса, я считаю,- часть заговора иудейского раввината против Римской империи. Долговременные планы, надо сказать, привели к успеху: империя пала, разложенная изнутри христианством, отказавшаяся от прежних языческих богов... во имя Бога-Отца, под маской которого в сознание миллионов неофитов был контрабандно проведен иудейский бог Иегова.
Смысл произошедшего подлога заключается именно в этом. Иисус постоянно ссылается на Отца: "Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела" (Иоанн, 14-10). "Никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня" (Иоанн, 14-6). "Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца моего" (Иоанн, 14-7). И - так далее, до бесконечности. На его губах постоянно рефрен: "Отец мой", "Как заповедал Мне Отец". Но кто Бог-Отец его? Я как-то задумался об этом и вдруг прозрел. Иисус проповедует в синагогах, где звучит слово бога Иеговы. Вся его паства, все его апостолы - из обрезанных, для которых формулы Иеговы неукоснительны к исполнению. Все христианство первых трех веков рождалось исключительно в синагогах. И взгляните: Иисус пришел к иудеям не с новым Богом, он пришел с Богом старым на своих устах. Он не пришел нарушить "заветы" этого старого Бога, а напротив - исполнить их. Он не пришел опять же смести законы Моисея, воздвигнутые в сознании Иеговой, а наоборот, еще более укрепить их. И Бог-Отец его, которому нынче молится почти миллиард верующих разных национальностей, отказавшихся когда-то в своей истории от своих собственных национальных богов, это -доцивилизационный племенной божок иудеев Иегова, в I веке новой эры принявший псевдоним Бога-Отца.
Чрезвычайно ловкая операция, ничего не скажешь. Для внутреннего пользования фарисеями оставлен бог Иегова в чистом виде, для внешнего распространения -тот же бог Иегова, но уже под псевдонимом Бога-Отца. Не случайно гонитель первых христиан, фанатик-изувер Савл на пути в Дамаск вдруг обернулся полной своей противоположностью, превратившись в ревностного проповедника христианства апостола Павла. И здесь, кстати, мы видим игру в псевдонимы. Фарисеи тайно, скрытно, но чрезвычайно напористо и активно взялись за пропаганду христианства во внешнем мире, но сами для себя эту ветвь иудаизма не стали принимать. И вовсе не случайно, что Ветхий завет с постулатами бога Иеговы и пророка Моисея находится в одной связке, под одной обложкой с Новым заветом с постулатами Бога-отца и пророка Иисуса. Удивительно другое: сотни миллионов верующих за две тысячи лет так и не распознали внутренней природы Того, кому они молятся.
Фарисеи создали одну религию в двух разновидностях.
"Око - за око, зуб - за зуб" - это для себя. Формула их поведения с внешним миром. А что для внешнего мира? "Не противься злому. Но кто ударит в правую щеку твою, обрати к нему другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два". Или другая важная формула для себя: "Люби ближнего своего и ненавидь врага твоего". А как должен вести себя внешний мир? Полярно противоположно: "А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас".
Для внутреннего пользования - Ветхий завет, Тора и Талмуд с жесткими установками поведения. Для внешнего распространения - Нагорная проповедь Нового завета с мягкими формулами всепрощения, смирения и покорности.
И над всем этим - монолог Иисуса: "Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все" (Матфей, 5-17:18).
Весь прежний закон, данный Моисею Иеговой на горе Синай, остается в силе. В силе остается над Иисусом и бог Иегова.
Пустыня на Синайском полуострове, по которой Моисей якобы сорок лет водил иудеев, невелика - величиной с Крымский полуостров. В любом направлении ее можно пересечь за неделю-полторы неторопливого хода. Сорок лет в этой пустыне можно только кружиться по небольшому кругу. Кстати, небезынтересен вопрос: кто финансировал этот поход Моисея, кто кормил и поил ораву людей, выведенных им из Египта, в течение этих сорока лет? Впрочем, цифра сорок - это цифра скорее всего символическая. Может быть, это - сорок месяцев. А возможно, даже всего сорок суток. Вспомним, и Иисус перед явлением к народу постился в пустыне сорок суток. И что любопытно, его неразлучным спутником в эти дни был Дьявол. Моисея в течение сорока лет, месяцев или дней искушал Я., а Иисуса - об этом прямо говорится в Евангелиях,- существо по имени Дьявол.
Похоже, Я., или Дьявол, и совершал в пустыне над своими подопечными какую-то загадочную операцию зомбирования. Моисей не вышел из пустыни живым, он бесследно исчез. Его преемником стал безжалостный Иисус Навин. В пустыню вошли жалкие больные рабы, погрязшие в мужеложстве и скотоложстве. Вышла жестокая армия вторжения, напавшая на Палестину. Каждый из членов этой армии был уже словно пропитан мессианской идеей беспощадного истребления всех несогласных с их тиранией, каждый считал себя миссионером бога Иеговы, давшего завет на завоевание мира. Именно после выхода из Синайской пустыни душой каждого иудея овладевает комплекс величия и одновременно комплекс преследования. И не тот же ли самый комплекс паранойяльных идей овладевает и душой Иисуса после сорокасуточных камланий в пустыне наедине с Дьяволом? Мотивы величия и преследования звучат буквально в каждом его слове, в каждой речи. Любой современный психиатр нашел бы в Иисусе своего пациента.
Что-то странное и непонятное происходило в пустыне с нашими пророками. Скорее Иисусу Навину, чем Иисусу Христу, должна была бы принадлежать такая проповедь: "Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч" (Матфей, 10-34). А угрозы, которые он беспрестанно расточает? Вот его угрозы городам за то, что они не покаялись: "Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись; но говорю вам: Тиру и Сидоне отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься; ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе, то он оставался бы до сего дня; но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, чем тебе".
Поистине Иисус, назвавший себя Христом, то есть "Божьим человеком",- достойный сын Я. и достойный сын Иеговы. Он даже в семье находит человеку врагов: "И враги человеку - домашние его" (Матфей, 10-36). А вот продолжение этой мысли: "И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную" (Матфей, 19-29). Ради вечной жизни, следовательно, можно предавать братьев, сестер, отца, мать, жену, детей, свою Родину.
По В.Истархову, на книгу которого "Удар русских богов" я уже ссылался, из Синайской пустыни во времена Моисея вышли уже не люди, а, условно говоря, "биороботы" с запрограммированным алгоритмом поведения. Возможно, и Иисус после сорокасуточных бдений в пустыне с Дьяволом превратился в некоего "биоробота"? Ведь только биоробот может беззастенчиво предложить людям "вечную жизнь" в обмен на предательство самых близких людей!
В первой книге Моисея "Бытие" (написанной не Моисеем, а пророком Ездрой, если не ошибаюсь, через 1180 лет после Моисея) говорится: "Да будет у вас обрезан весь мужской пол; обрезайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужского пола, рожденный в доме и купленный за серебро у какого-нибудь иноплеменника, который не от твоего семени... Будет завет Мой на теле вашем заветом вечным. Необрезанный же мужского пола, который не обрежет крайней плоти своей (в восьмой день), истребится душа та из народа своего, ибо он нарушил завет Мой" (17-10:14). Вспомним, что таков был завет Я.
Почему обрезание так важно? Об этом пишет Р.Безертинов, на книгу которого "Тэнгрианство - религия тюрков и монголов" я также ссылался. Согласно восточным учениям, человек имеет в своем теле семь духовно-энергетических центров, называемых чакрами. Чакры имеют вихревую структуру и, представляя собой силовые вихри тонкой энергии, имеют вид спиральных конусов. Через них происходит информационно-энергетическое взаимодействие тела и духа человека с окружающим пространством. Нижние чакры - у копчика, половая, возле пупка - отвечают за прием энергии, размножение, оргазм, систему контроля, воли и управления. Верхние чакры - сердечная, горловая, третий глаз, теменная - контролируют в человеке состояние любви, меру справедливости, способности к ощущению добра и зла, ясновидению, творчеству, наконец, связи с космосом и Богом.
Выяснилось, что эти чакры вступают в действие в определенной последовательности в течение первых двух недель после рождения ребенка. За первые восемь дней у родившегося ребенка успевают открыться только три нижние чакры - у копчика, половая и около пупка. Обрезание на восьмой день путем внезапного кровавого травмирования ребенка нарушает вступление в деятельность сердечной, горловой, теменной чакр и чакры третий глаз, функция которой - ясновидение. Способности к высшей духовной деятельности как бы пресекаются. Человека превращают в своего рода получеловека, искусственно тормозя его духовное развитие. Особые последствия имеет нарушение работы чакры, через которую у человека развивается чувство любви. Вмешательство в работу седьмой теменной чакры нарушает связь человека с Богом, с космосом.
В результате таких операций, совершаемых в течение многих поколений, формируется, по Р.Безертинову, действительно своего рода дезинтегрируемый биоробот на человеческой элементной базе, который бесструктурно-дистанционно управляется, благодаря ущербности его психики, минуя сознание, через подсознание из некоего единого Центра. Биороботы не могут действовать самостоятельно, им нужна программа, и такая программа, по Р.Безертинову, "обрезанным" племенам дается. Их жрецами.
Некоторые моменты в массовом поведении иеговистов и мусульман, для которых обряд обрезания обязателен,- их природная агрессивность, постоянная конфликтность с окружающим миром, комплексы обиды, преследований, гонимости и одновременно склонность к фанаберии свидетельствуют, что дело обстоит именно так.
Иисус был обрезан на восьмой день (Лука, 2-21). На восьмой день своей жизни ребенок, нареченный именем Иисус, вошел в "завет", в соглашение с Я., стал его сыном. У него замедлилось и приостановилось в должной степени открытие чакр, отвечающих за развитие высшей духовной деятельности.
Поэтому вполне правомерна фраза, сказанная этим человеком: "Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение" (Лука, 12:51). А почитайте сами, что он там говорит дальше. В параграфах 52 и 53.
Биороботы не имеют понятий об этике. Они вне нравственности изначально.
* * *
У меня в руках находится уникальная книга "Античные критики христианства", вышедшая в свет в начале 1935 года в Москве тиражом всего 3200 экземпляров. Здесь собраны сохранившиеся отрывки из книг греко-римских мыслителей первых веков новой эры - Лукиана, Цельса, Минуция Феликса, Порфирия, Гиерокла, Юлиана, Либавия. Надо полагать, на территории России осталось не так уж много экземпляров этой книги. На Западе, конечно, издания этих авторов, я думаю, имеются.
Все мыслители - особенно это относится к Цельсу, Порфирию, Юлиану,- судя по всему, имеют обширное образование, блестяще знакомы с классической философской, исторической и художественной литературой древности и современных им дней, чрезвычайно эрудированы и в раннем христианстве. Цельс, например, застал новозаветные источники еще в стадии их созревания или созидания, когда христиане "трижды, четырежды и более переделывали и перерабатывали первые записи Евангелий". И, конечно, мнение их об Иисусе было мнением людей, ощущавших его на короткой дистанции. "Не только Палестина,- писал в свое время Энгельс,- но весь Восток кишмя кишел такими основателями, среди которых господствовала, можно сказать, прямо дарвиновская борьба за существование". Бесчисленные секты и течения возникали беспрестанно; каждое течение считало себя единственным носителем откровения Божьего и отвергало все прочие, как "бесовские" и нечестивые. Секта Иисуса, по свидетельствам Цельса, Порфирия, Юлиана, была точно такой же, но стала опасной в силу полученного ею влияния. И такие настроения можно понять. Скажем, императора Юлиана, прозванного Отступником и погибшего на самом взлете от руки агента христиан, весьма удручало, как об этом говорит в своей "Надгробной речи Юлиану" Либаний, "когда он видел повергнутые храмы, прекращение обрядов, опрокинутые жертвенники, упразднение жертв, гонения на жрецов, раздел богатства храмов между самыми распущенными людьми".
Я в своем очерке, написанном в конце II тысячелетия, скептически отношусь и идее божественности Иисуса. Но подобная аттестация этого человека абсолютно не нова. Цельс, написавший свое "Правдивое слово" в 177-178 гг., уничтоженное христианами и дошедшее до нас лишь в переложении Оригена, считал Иисуса "обманщиком и шарлатаном". Гиерокл, бывший в 307-308 гг. префектом Египта,- от его двух книг остались буквально лишь две страницы, все сожжено,- аттестовал проповедника из Галилеи как "предводителя шайки бандитов", не меньше. Минуций Феликс нашел, что Иисус и его последователи - из "неправедных".
Но обратимся за подробностями к Цельсу. Приведу обильные цитаты из него. И минимум комментариев.
"Когда Иоанн тебя купал, на тебя с небес спустился образ птицы, утверждаешь ты (Матфей, 3-16:17). Но какой заслуживающий доверия свидетель видел это явление или кто слышал глас с небес, провозглашающий тебя сыном Бога? Только то, что ты об этом говоришь и приводишь в качестве свидетеля одного какого-то из тех, которые были казнены вместе с тобой... Раздобыв себе десять или одиннадцать приверженцев, отпетых людей, самых низких мытарей и лодочников, ты с ними бродяжил тут и там, с трудом добывая себе жалкое пропитание... А зачем тебя еще младенцем понадобилось увезти в Египет, чтобы тебя не убили? Ведь Богу не подобало бояться смерти, а между тем ангел явился с неба, приказывая тебе и твоим домашним бежать, чтобы вы, оставшись, не были убиты. Неужели дважды уже посланный ради тебя ангел не мог защитить тебя здесь, великий Бог не мог защитить собственного сына? Очевидно, в тебе не было ничего божественного, и пролившаяся на кресте твоя кровь не была "влагой, какая течет лишь у жителей неба счастливых", как о том повествует "Илиада"... Иисус, на которого вы ссылаетесь, не был провозвещенным сыном Божьим и был наказан иудеями как преступник. Что касается воскресения мертвых, суда Божьего, славы для праведников и адского пламени для грешников, то об этом христиане не учат ничему новому. Если Иисус был сыном Божьим, то почему он выполнял все принятые у иудеев обычаи, вплоть до обычных у них жертвоприношений?.. Хвастун, грубый лжец и нечестивец. Тем, которые желают быть обмануты, много явилось таких, каким был Иисус... Я мог бы рассказать о способе прорицания в Финикии и Палестине, который мне приходилось слышать и который я изучил. Есть много видов пророчества; наиболее совершенный - у здешних людей. Многие безвестные личности в храмах и вне храмов, некоторые даже нищенствующие, бродящие по городам и лагерям, очень легко, когда представляется случай, начинают держать себя как прорицатели, каждому удобно и привычно заявлять: "Я - Бог или дух Божий, или сын Божий. Я явился. Мир погибает, и вы, люди, гибнете за грехи. Я хочу вас спасти. И вы скоро увидите меня возвращающимся с силой небесной. Блажен, кто теперь меня почтит; на всех же прочих, на их города и земли я пошлю вечный огонь, и люди, не сознающие своих грехов, тщетно будут каяться и стенать; а тем, кто послушался меня, я дарую вечное спасение". К этим угрозам они вслед за тем прибавляют непонятные полусумасшедшие, совершенно невнятные речи, смысла которых ни один здравомыслящий человек не откроет: они сбивчивы и пусты, но дураку или шарлатану они дают повод использовать сказанное, в каком направлении ему будет угодно. Эти "подлинные" пророки, которых мне приходилось слушать, уличенные мной, сознались, чего они домогаются, и признали, что выдумывают свои бессвязные речи...
Нет, не полагалось бы, чтобы Бог убегал и чтоб его повели связанным, и менее всего возможно, чтобы его приверженцы, делившие с ним всю его личную жизнь, следовавшие ему как учителю, покинули и предали того, кого считали спасителем, сыном и ангелом величайшего Бога. Хороший военачальник... никогда не был предан; даже дурной атаман разбойников, начальствующий над негодяями, поскольку он кажется полезным своим товарищам, не был предан своими. А так как тот был предан своими подчиненными, он не был, следовательно, хорошим командиром, а, обманув своих учеников, не внушил обманутым даже того, скажем, благоволения, какое разбойники испытывают к атаману... Ученики Иисуса выдумали, будто все приключившееся с ними он предвидел и предсказал... Но почему заслуживает доверия это предсказание? Откуда этот труп оказался бессмертным?.. Какой разумный Бог или демон, или человек, предвидя, что с ним приключится такая беда, не постарался бы, если бы он мог, уклониться, а не подвергнуться тому, что он знал заранее? Если он заранее назвал того, кто его предаст и кто от него отречется, то как же это они не испугались его, как Бога, и не отказались от мысли предать его и отречься от него? А между тем они предали его и отреклись от него, нисколько о нем не думая. Ведь если против человека злоумышляют и он, вовремя об этом узнав, заранее скажет об этом злоумышленникам, то они откажутся от своего намерения и остерегутся. Следовательно, это не могло произойти после его предсказания... Далее: если он сам так решил, если он принял казнь, повинуясь отцу, то очевидно, что все совершившееся с ним как с Богом по его воле и мысли не должно было быть для него болезненным и тягостным. Что же он зовет на помощь, жалуется и молит об избавлении от страха смерти, говоря: "Отец, если можно, да минет меня чаша сия"?.. Над ним надсмеялись, облачили его в пурпур, надели на него терновый венец и дали в руки тростник; почему же он, если уж не раньше, то хоть в этот момент не проявляет божественной силы, не спасается от этого позора, не карает оскорбляющих его самого и отца его? Ну а когда тело его было распято, какова была его кровь? Такая... "какая течет у жителей неба"?"
Далее Цельс продолжает:
"Почему Иисус на кресте так жадно потянулся к питью и не мог стерпеть жажду, как ее часто переносит любой человек?.. Он был казнен и претерпел такие страдания, не убедив никого при жизни, даже своих учеников; да и сам не показал себя свободным от всех пороков... Далее те, которые были с ним при жизни, слушали его речь и следовали ему как учителю,- видя его казнь и смерть, не умерли ни вместе с ним, ни за него, не убедились, что надо презирать мучения, но стали отрицать, что они его ученики... Лично он завербовал десяток лодочников и самых отверженных мытарей, и то не всех. Если при жизни он никого не убедил, а после его смерти желающие убеждают столь многих, то это разве не верх нелепости?..
Или вы говорите: "Мы на том основании считаем его сыном Божьим, что он исцелял хромых и слепых и воскрешал мертвых". Но, о свет и истина, Иисус сам собственными устами, согласно вашему писанию, ясно заявляет, что появятся и другие пользующиеся подобными силами злодеи и шарлатаны, и он называет того, кто хитро подстроит это, неким сатаной; таким образом, он и сам не отрицает, что такие чудеса не представляют ничего божественного... Разве это не наглость - на основании одних и тех же действий одного считать Богом, а других - шарлатанами?..
Что вас привлекло к нему, как не его предсказания, что он якобы воскреснет после смерти? Ну, хорошо, поверим вам, что он это сказал. Но сколько есть других, которые распространяют такие басни, убеждая простодушных слушателей и используя их заблуждение? Ведь то же самое говорят у скифов о Замолксисе - рабе Пифагора, в Италии - о самом Пифагоре, в Египте - о Рампсините; этот даже играл якобы в аду в кости с Деметрой и вернулся оттуда с подарком от нее - золототканым полотенцем. Такое же рассказывают об Орфее у одризов, о Протесилае в Фессалии, о Геракле в Тенаре и о Тезее...
Утверждение некоторых христиан и иудеев, что Бог или сын Божий не то сошел, не то сойдет на землю в качестве судьи над всем земным,- самое постыдное, и опровержение его не требует долгих слов. В чем смысл такого сошествия Бога? Чтобы узнать, что делается у людей? Значит, он не всеведущ? Или он знает все, но не исправляет и не может своей божественной силой исправить, не послав для этого кого-то во плоти?.. Но, говорят христиане, он хочет дать нам познание его... чтобы тот, кто обретет его, став праведником, спасся, а не обретший был наказан, как уличенный злодей. Что же, после стольких лет Бог вспомнил судить поведение людей, а до того не думал об этом?
Оставим, однако, в стороне все, в чем можно их уличить касательно их учителя, допустим, что то был действительно какой-то вестник неба. Так вот, явился ли он первым и один, или и до него являлись другие? Если бы они ответили, что только он явился, то они были бы обличены во лжи и в противоречии с самими собой: ведь они часто говорят, что и другие являлись... Итак, если были посланы и другие, то очевидно, что и этот - от того же Бога. Ну, надо полагать, его миссия была более серьезной ввиду того, что иудеи то ли сбились с пути, то ли извратили благочестие, то ли творили нечестивое... Итак, у христиан и у иудеев один и тот же Бог. (Помню, я испытал потрясение от открытия, когда до меня вдруг дошло, что Бог-отец христиан - это всего лишь закамуфлированный иудейский бог Иегова, а оказалось, что и это наблюдение не ново; его заметил еще во втором веке Цельс.- Д.В.). Во всяком случае, христиане, принадлежащие к главной церкви, открыто признают это, а также принимают за истину принятую у евреев космогонию, в частности, насчет шести дней творения и седьмого дня, в который Бог, отдохнув, ушел на свой наблюдательный пункт. Они называют первым человеком того же, что и иудеи, и точно так же включают его потомство в свои генеалогии; они рассказывают о тех же кознях братьев друг против друга, что и иудеи, те же истории о переселении в Египет и о бегстве оттуда... Они выдвигают некоего противника Бога, называя его Дьяволом, а на еврейском языке - Сатаной.
Вообще все это - темные представления, и отнюдь не является признаком святости утверждение, что в самом деле величайший Бог, желая чем-либо быть полезным людям, наталкивается на супостата и оказывается бессильным... Христиане говорят, что сын Божий наказан Дьяволом и что он учит проявлять стойкость, когда Дьявол будет их тоже наказывать; это совершенно нелепо: я думаю, надо было, чтобы наказан был Дьявол, а не угрожать людям, подвергшимся его козням...
У некоторых из древних сказано многое о сотворении мира и земли на основании глубокого понимания природы вещей; а Моисей и пророки, оставившие христианам свои писания, не зная, какова природа мира и человека, сочинили грубую нелепость; начать с того, что Моисей считает, что мир сотворен Богом, но не может указать, из чего. Совсем нелепо, что Бог уделил на сотворение мира несколько дней, когда дней еще не было. Ведь когда не было неба, еще не была утверждена земля и солнце еще не обращалось,- откуда взялись дни? А что означает "да будет свет" и к кому обращен этот призыв? Ведь не занял же творец свет сверху, как человек, зажигающий светильник у соседей?.. И Бог не создал человека по подобию своему, ибо Бог не таков и нисколько не похож ни на какой образ. У Бога нет ни уст, ни голоса; у него нет и ничего другого из того, что нам знакомо. Он не имеет фигуры или цвета, он не участвует в движении и в сущности. От него все исходит, а он ни от чего; Бог недоступен слову... его нельзя обозначить именем... он не обладает никаким свойством, которое может быть охвачено названием; он вне всякого восприятия...
Наиболее сильный учитель Платон, который в "Тимее" пишет: "Найти творца и отца всего этого - труд; а найдя, невозможно изъяснить перед всеми". Вы видите, как выразители воли Богов ищут пути к истине и как Платон знал, что всем идти по этому пути невозможно".
Все эти сентенции римского "язычника" Цельса,- я привел лишь крайне небольшую их часть,- звучат удивительно современно. И главное, чрезвычайно убедительно и мудро. И столь же убедительны и доказательны книги Порфирия, Юлиана. От них также остались лишь отрывки и переложения. Все было сожжено и уничтожено победившими иеговистами, назвавшими себя христианами.
Пожалуй, сказки и басни Библии никогда не восторжествовали бы в сознании миллионов людей, если бы Моисей и Иисус представляли лишь самих себя; они были бы сметены временем и давно забыты, как сотни таких же проповедников или пророков. Однако за ними стояла скрытая мощь тайной, глубоко законспирированной организации, уходящей корнями в структуры древних иерархий египетского жречества, в назначения еще более древнего и загадочного существа Я. Об этом античные противники новозаветного иеговизма не догадывались и не писали. А возможно, и догадывались, и писали, но до нас эти мысли и наблюдения не дошли. Дьявол уничтожил все, что перечило его замыслам и намерениям. Впрочем, что-то, может быть, и осталось. Ибо о чем писал Минуций Феликс? Разве не об этом?
"Они угрожают всей земле и самой вселенной с ее светилами пожаром, предсказывают им гибель, как будто бы установленный божественным законом вечный порядок может нарушиться, связь всех элементов - порваться, система небесная - распасться, та масса, которая ее поддерживает и окружает,- обрушиться. Не довольствуясь этим безумным представлением, они придумывают и прибавляют бабьи сказки: они заявляют, что они возродятся после смерти, когда превратятся уже в прах и пепел, и с какой-то непонятной уверенностью сами верят в свои измышления: можно подумать, что они уже пробовали оживать. Двойное зло, двойное безумие: небу и звездам, которые мы покидаем такими, какими застали, они предвещают гибель, а себе, рождающимся и умирающим, как и все мы, они обещают вечность, после того как помрут и будут уничтожены!"
Фантастика! И причем отнюдь не божественная, а какая-то сатанинская!
И начало этой фантастике - в пути обрезанного сына Я. на Голгофу.
* * *
Давайте еще раз, но более основательно, дотошно просуммируем все, что прямо или косвенно свидетельствует о существовавшем заговоре и об участии в нем Иисуса.
Первые косвенные данные, указывающие на круг заговорщиков,- свидетельства Иоанна Крестителя об Иисусе как о Спасителе, о Христе, а потом исчезновение этого человека из череды событий. Это как бы первое предуведомление о герое дня, возглас глашатая: "Смотрите, кто идет!" Всякий человек, что-то понимающий в театральном деле, знает: появлению главного героя на сцене, ведущего основную интригу спектакля, должна предшествовать информация о нем. И лучше всего, если она будет носить загадочный характер. Ту же, говоря языком XXI века, рекламно-пиаровскую цель - сосредоточение внимания, создание ажиотажа, нагнетание слухов, домыслов, сплетен - преследует изгнание Иисусом торговцев и менял из иерусалимской синагоги. В освященных пределах храма шла обычная для нравов того времени торговля волами, овцами, птицей, обмен различных валют. Чтобы обратить на себя внимание и запомниться людям, Иисус поднимает в синагоге громкий скандал: "Дом Отца Моего не делайте домом торговли!" Иерусалимская синагога - дом бога Иеговы. Почему основателю новой религии надо столь ревностно заботиться о чистоте храма Иеговы - старого племенного божка иудеев? И почему он не предпринимал таких акций прежде? Ведь в Иерусалиме Иисус бывал многократно.
Аналогичный пиаровский ход был устроен им и в синагоге Назарета. Когда кончилось богослужение, Иисус пожелал прочитать указанные им (по его выбору) отрывки из Писания и получил на это разрешение главы синагоги. Ему подали книгу пророка Исайи (входящую в состав книг Ветхого завета), и он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: "Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение..." А далее начал говорить: "Ныне исполнилось Писание сие, слышанное нами". Все закончилось изгнанием его из города. Но результат, видимо, был достигнут: Иисус в очередной раз "засветился". В синагоге Капернаума, одного из городков Галилеи, ему уже ассистировал человек, разыгрывавший сумасшедшего. Иисус успешно изгнал из него "беса". Обо всем этом можно прочитать в главе четвертой Евангелия от Луки.
Но вот последняя (страстная) неделя жизни Иисуса. Кульминационный момент.
Приближается Пасха, и толпы народа стекаются по долине Иордана к Иерусалиму. Иисус покидает городок Ефраим и вместе со своими учениками, с которыми он провел неотлучно три года, направляется также в Иерусалим. О чем он говорит по дороге членам своей секты? О том, что будет предан первосвященникам, которые осудят его на смерть. Более того, следуют уточнения: он будет распят и на третий день воскреснет. Это не предвосхищение, не предвидение, а знание. Похоже, план предстоящих событий сверстан, детально расписан, согласован с остальными исполнителями, и остается только точно разыграть намеченную игру. По пути в Иерусалим группа, ведомая Иисусом, останавливается на отдых в Иерихоне у государственного служащего, начальника мытарей, то есть сборщика податей, Закхея. Следующая остановка - в окрестностях Иерусалима, в селении Вифания в доме, где жили сестры Мария и Марфа и их брат Лазарь, незадолго перед этим четверо суток пролежавший мертвым в гробу и затем воскрешенный Иисусом. Правда, непонятно: иудеи обязаны хоронить умерших не позже завтрашнего дня, почему же разлагающегося Лазаря упорно держали в гробу четверо суток? Вероятно, по той причине, что бедный Лазарь был недостаточно мертв. Иными словами, и начальник мытарей Закхей, и сестры из Вифании Мария и Марфа, и их брат Лазарь, то ли бывший действительно мертвецом, то ли представлявшийся им, были, по-видимому, членами некоей законспирированной секретной организации, помогавшей Иисусу в осуществлении разработанного замысла.
В ту ночь в Вифании Иисус еще раз напоминает о предстоящем ему распятии на кресте, а Иуда Искариот, ближайший его ученик, с которым он не расставался три года, отправляется один в Иерусалим в дом Каиафы для того, чтобы согласовать, вероятно, последующие действия. Там было решено, по всей видимости, произвести псевдораспятие Иисуса на Голгофе после праздника Пасхи. Что дальше? А дальше Иисус с группой приближенных заговорщиков отправляется на следующий день из Вифании в Иерусалим. Это было воскресенье, называемое теперь "вербным". Момент кульминации приближался. В Иерусалим накануне Пасхи должен был войти не просто некий проповедник, а описанный в Писании Мессия. Пророк Захария (см. его книгу пророчеств в составе книг Ветхого завета) о пришествии Мессии писал так: "Ликуй от радости, дщерь Сиона; торжествуй, дщерь Иерусалима; се царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной". Мог ли предстоящий спектакль обойтись без осла с ослицей? Разумеется, нет. И через какое-то время Иисус посылает апостолов Петра и Иоанна в соседнее селение за, вероятно, припасенными заранее и ждущими своего часа ослом и ослицей. Он подробно указывает, где они найдут животных. Если их спросят, зачем им молодой осел и мать-ослица, они должны были произнести заветный пароль: "Они нужны Господу". Можно представить себе Бого-сына, сверяющего свои действия с текстами старца Захария. Уже этот факт говорит о том, что перед нами группа комедиантов, решивших сыграть исторические роли. Апостолы приводят Иисусу осла и ослицу, и Иисус на молодом осле, украшенном в знак царских почестей, въезжает в Иерусалим. При этом наемные квакеры бросают перед ним ветви смоковниц, оливковых или каштановых деревьев и кричат: "Осанна Сыну Давидову! Благословен грядущий во имя Господа! Осанна в вышних!"
В понедельник и во вторник он снова посещает в Иерусалиме синагогу - дом бога Иеговы. Вечером первого дня он опять предупреждает своих апостолов: "Вы знаете, что через два дня будет Пасха и Сын Человеческий предан будет на распятие". В это же время другие участники трагифарса - фарисеи, саддукеи, иродиане, старейшины, члены Синедриона - собираются на совещание, чтобы обговорить последние детали предстоящего утверждения - через акт голгофского распятия - Иисуса в Мессию, в Спасителя, в Христа, то есть в сына Бога. На этом совещании принимает участие и один из ближайших апостолов Иисуса - Иуда Искариот.
Среду Иисус проводит в Вифании в уединении, а в четверг снова посылает Петра и Иоанна с поручением в Иерусалим. По указанному Иисусом адресу те извещают хозяина одного из домов, вероятно, тоже члена тайного ордена, что все они вместе будут праздновать в его доме Пасху. В четверг вечером в этом доме и состоялась так называемая "тайная вечеря". Собственно говоря, ужин заговорщиков. Уже отужинав, Иисус говорит: "Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня". Все допытываются, на кого падет такая роль. Но все заранее расписано и обговорено. Однако Иуда Искариот на всякий случай переспрашивает: "Не я ли, Равви (Учитель)?" Иисус отвечает: "Ты сказал", а затем, чуть погодя, громко добавляет: "Что делаешь, делай скорее". И Иуда, выполняя приказ, уходит в ночь, чтобы привести толпу.
В Евангелии от Иоанна все это описано, каждый может прочитать сам.
Обратите внимание: во время "тайной вечери", когда Иуда по указанию Иисуса внезапно уходит куда-то, последний вдруг предлагает всем оставшимся прогуляться и ведет их зачем-то за город - за речку Кедрон, в Гефсиманский сад, где ночью ни души. Для чего? Но самое любопытное: Иуда вроде бы не должен был знать, куда направится Иисус с остальными учениками. Ведь он ушел раньше. Однако он приводит фарисеев именно в Гефсиманский сад. Выходит, действия Иуды были полностью согласованы с Иисусом?
Хотя все и обговорено и случайностей быть не должно, но Иисуса томит страх смерти, и он обращается к богу Иегове: "Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия". Однако уже слышится лязг мечей и звуки шагов, и виден впереди толпы Иуда Искариот. Вот он подходит к Иисусу и шепчет: "Радуйся, Равви!" - и целует его. А где все его другие ученики, особенно из числа любимых -Иоанн, Петр, Иаков? Может быть, они решили вступиться и отбить от стражи своего учителя? Это было нетрудно. Их было двенадцать человек. Петр, поскольку открыто носил меч, был, по всей видимости, римлянином, а значит, лицом неприкосновенным. Иудеям за ношение оружия полагалась смертная казнь - через распятие, и даже храмовая стража Синедриона могла быть вооружена только дубинками. Прилюдное нападение на римлянина также грозило каждому участнику смертью. Петр успевает отрубить ухо одному из напавших, некоему Малху, но Иисус вдруг прекращает потасовку. С чего вдруг? Ведь он всегда ходил с охраной! Кто его ученики? В первую очередь охранники, телохранители! Однако все они покидают Иисуса. По договоренности?
Весьма странна линия поведения Иисуса на допросах у римского прокуратора Понтия Пилата. Он молчит или отделывается какими-то отдельными фразами. Пилат, вероятно, чувствует, что его хотят вовлечь в какую-то авантюру и не находит никакой вины за Иисусом, но похоже, что и сам Иисус, и те, кто якобы судят его -первосвященники и саддукеи,- хотят непременно, чтобы он оказался распятым на кресте. То, что запланировано, должно исполниться. К народу Иудеи с голгофского креста после распятия и воскрешения должен явиться грозный Мессия. И поэтому толпа вопит: "Распни его!" Пилат пытается вывернуться: "Царя ли вашего распну?" Но его реплику перекрывает ответный рев: "Нет у нас царя, кроме Кесаря! Если отпустишь его, ты не друг Кесарю!" Пилату, собственно, угрожают доносом, и он отступает. Путь на Голгофу для Иисуса открыт. И путь с Голгофы - в мир.
Сам момент казни Иисуса на кресте отмечен некоторыми отступлениями от принятых в то время норм. Во-первых, у римлян было принято наносить распятому удар копьем под мышку, который не был смертельным, но ускорял смерть и сокращал его страдания. Это, как правило, делалось в начале казни. На этот раз этот обычай почему-то не был соблюден. Во-вторых, в иудейском варианте казни через распятие осужденному сразу же после распятия на кресте давали глоток вина, которое приправлялось сильным усыпляющим средством. Так поступали с каждым преступником, независимо от симпатий или антипатий. Слева и справа от Иисуса находились два преступника. Они приняли предложенный им традиционный напиток, Иисус же отказался от него1. Почему? Так требовалось по сценарию? Надо было сохранить силы?
Иисус провисел на кресте несколько часов, но достаточно мало, если исходить из практики такого рода казней. Последнее его слово было: "Совершилось!" - и тут же его голова упала на грудь, и он якобы скончался.
Вспомним, был пятничный вечер, надвигалась суббота, день Шабад, день отдыха для иудеев, когда согласно Торе им не позволялась никакая работа - даже сморкаться, даже ходить в сапогах, подбитых гвоздями (гвозди - это тяжесть, таскать их - значит делать какую-то работу).
И здесь все было просчитано. Время торопило, надо было спешить. Чтобы ускорить смерть распятого, в обычаях того времени было принято перебивать голени ног тяжелым молотком, после чего тело беспомощно повисало и наступала смерть. Так поступили с другими казненными вместе с Иисусом. Но зачем Иисусу перебивать голени, если он уже "испустил дух"? Вот для чего понадобилась быстрая смерть Иисуса: его тело не должно было быть повреждено, ведь после распятия он обязан был на третий день воскреснуть.
Все было продумано до мелочей, было обговорено, но и на старуху бывает проруха, как гласит поговорка. В дело вмешалась случайность, которую не смог никто предотвратить. Все случилось за какую-то секунду. Один из римских стражников, не входивший, видимо, в число заговорщиков, естественно, усомнился в смерти Иисуса и метнул острое копье ему в грудь. И "тотчас истекла кровь и вода". Предчувствие смерти, томившее Иисуса в канун событий, оправдалось. Можно представить потрясение, испытанное всеми участниками этого трагического фарса. Человек, который находился уже у порога исполнения назначенной ему роли грозного Мессии - Спасителя иудейского народа, Христа, или сына Бога, был мертв. И мертв непритворно, неподдельно, вполне натурально. Мертв так, что воскреснуть ему было уже невозможно.
Что дальше? А дальше снова возникают вопросы. Богатый человек, видный член Синедриона, по существу (во всяком случае, внешне) вынесшего смертный приговор Иисусу и настоявшего на его исполнении перед римским прокуратором, Иосиф Аримафейский отправляется к Пилату, дабы тот разрешил снять тело Иисуса для погребения. Почему Иосиф так заботится о теле казненного проповедника? Ведь для члена Синедриона последний - заведомый шарлатан, мошенник, явный преступник? Все объясняется, если допустить, что Иосиф Аримафейский тоже из тайного ордена. Удивительны и дальнейшие хлопоты. Тело Иисуса заворачивают в дорогое полотно, роскошно сдобренное ста литрами смирны и алоя, которые принес некий Никодим, тоже член Синедриона, то есть высшего иудейского религиозного Совета, наделенного судебной властью. Далее тело переносят в избранную для него гробницу, находящуюся в саду у Иосифа Аримафейского. Гроб высечен из цельной скалы и был изначально предназначен для самого хозяина, и вот туда, предварительно омыв тело, умастив его благовониями, завернув голову белым платком и обвив полотнами, и кладут труп Иисуса.
Вы понимаете что-нибудь или нет? Я ничего не понимаю.
Повторяю, для любого фарисея и саддукея, для любого члена Синедриона, какими являлись Иосиф Аримафейский и Никодим, Иисус - враг, достойный лишь шельмования, оплевывания и жестокой казни. Чем же объяснить посмертные почести, которые Синедрион в лице своих известных и влиятельных сочленов вдруг оказывает казненному преступнику?
По всей видимости, всех посвященных в тайну голгофского распятия в первые часы охватывает чувство растерянности. Но достаточно скоро они уже приходят в себя. Тело Иисуса исчезает из гробницы. Во всяком случае, утром в пасхальное воскресенье его уже нет в гробнице богатого Иосифа, а Мария Магдалина уже возвещает всем, что якобы наблюдала его видение у гроба. Больше того, в то же воскресенье вечером о появлении Иисуса свидетельствуют собравшиеся в одном из домов его апостолы и в числе их неверующий Фома, которого заставили-таки поверить, что Иисус воскрес. В третий раз, по Иоанну, Иисус появляется среди людей на берегу Тривердиадского моря - об этом "свидетельствуют" давние члены его тайного ордена Петр, Фома, называемый еще Близнецом, Нафанаил из Каны Галилейской, сыновья Заведеевы и еще двое его бывших учеников... Надо сказать, это были очень убедительные и весьма "доказательные свидетельства". Сотни миллионов людей в течение двух тысяч лет будут свято веровать в эти "истины".
Поразительно и фантастично: из какого мелкого сора рождаются порой величайшие мировые религии.
* * *
Однажды жена моя сказала: "Скажи, зачем ты взялся разрабатывать эту тему? Мне что-то немножко не по себе. Почему-то мороз пробирает кожу".
И были еще два моих читателя, вопросы которых смыкались со взглядом моей жены. Они звучали примерно так: "Извините, но вы человек, носящий татарскую фамилию, а значит, в своих корнях мусульманин. Имеете ли вы право публично высказывать свой взгляд на некоторые знаковые фигуры, принадлежащие людям совсем других национальных миров? Во всяком случае, не лучше ли придерживаться хотя бы нейтралитета?"
Наверное, надо ответить на эти вопросы.
Три любопытных подлога лежат, как видим, в основе христианской цивилизации, возникшей в I веке новой эры. Во-первых, человек, несомненно талантливый и одаренный, но рожденный от случайной связи женщины из Вифлеема Марии и римского солдата Панферы или Пандиры, выдан здесь за Бога-Сына. Во-вторых, все происходящее на Голгофе миллионы людей принимают за чистую монету, однако монета далеко не чиста: есть факты, и о них мы говорили, свидетельствующие о наличии заговора, участником которого был проповедник Иисус. И, наконец, в-третьих, вместо Бога-Отца на самом деле выступает древний племенной божок иудейского племени Иегова; он протащен в сознание людей едва ли не контрабандным способом: Бог-Отец - псевдоним Иеговы...
Есть ли абсолютно запретные сюжеты для сознания мыслящего человека? Опасные сюжеты есть, и их сколько угодно, но есть ли запретные? На заре нового времени, в первые века нашей эры опасные сюжеты на христианском поле разрабатывали Лукиан, Цельс, Порфирий, Гиерокл, Юлиан, Либаний. В XIX столетии и в начале XX века - Лео Таксиль, автор "Забавного Евангелия, или Жизни Иисуса", знаменитый Марк Твен, автор совершенно не знаменитых "Писем с Земли", "Сделки с Сатаной", "Размышлений о религии"1. И совершенно естественно, что и в конце ХХ и в начале XXI столетий появляются новые подходы к этой теме. Хотим мы этого или не хотим, но уже очевидно, что первые века III тысячелетия явятся эпохой слома человеческой цивилизации, основанной на монотеизме старого типа.
Уже сейчас закладывается фундамент здания новой цивилизации, и, естественно, она будет развиваться под знаком новой религии. Первый абрис этой панрелигии будущего обозначаю я в этой книге, я выступаю здесь как вестник, как пророк, и потому мои взгляды не есть взгляды частного человека... Что касается моего происхождения, то оно загадочно и туманно для меня самого. Может быть, в другом месте я расскажу об этом как-нибудь подробней. Сейчас же упомяну: да, среди моих предков были, очевидно, мусульмане, а в еще более далеком прошлом - тэнгрианцы; были атеисты; были, возможно, католики-христиане и не исключено, что и иудаисты. В наличии три версии моего происхождения. Среди них есть восточная. Есть западная. И есть та, что посередине. Но кем бы я ни был по крови, сам я - не мусульманин, не шиит, не суннит, не тэнгрианец, не буддист, не иеговист, не зороастриец, не христианин, не даосист, не конфуцианец, не синтоист, не баптист, не лютеранин. Мое мышление имеет поликонфессиональные характеристики и универсальную полиэтническую основу. Я -диасист, вероятно, первый и пока единственный приверженец религии Сверхбога, религии мегачеловека... Возможно, мои последователи назовут эту религию как-то иначе, возможно, дадут ей какое-то иное обозначение, но я выступаю от лица абсолютно новой религиозной парадигмы и потому - "имею право". Больше того, я это право просто беру у мира, чтобы принести ему весть о будущем приходе настоящего Спасителя.
Пришествию настоящего Спасителя предшествует появление Лжеспасителя, и такой знаковой фигурой был человек, который весьма интересует меня с этой точки зрения. Безоглядная доверчивая двухтысячелетняя вера десятков и сотен миллионов людей в него говорит об огромном потенциале духовности, пронизывающей человеческие массы, и о том, что эта вера должна оправдаться: вместо имитатора на сцену исторической действительности обязательно придет сам богочеловек. У него будет много имен, много лиц, он явится в жизнь из человеческого тела, он прорастет вовне как явление бескорыстного, бесконечного человека.
Вот почему я постоянно ищу такого человека вокруг себя. Отдельные черты его я нахожу в самых простых людях. Таких, как Фатхулла Шабанов или возчик Асхат Галимзянов. Как мой старый знакомый философ Фан Валишин или знаменитый врач Альберт Швейцер. Или революционер Че Гевара. Черт мегачеловека, черт подлинного Христа, то есть Божьего человека, в них гораздо больше, чем в сыне галилеянки Марии и римского солдата Панферы. И это радостно: на сцену современного мирового действия пробивается действительный герой.

О времени

Прерву ненадолго нить размышлений о человеке, о его типологии. Писательская профессия склоняет человека к бродяжничеству. Приходится много ездить, бывать в разных уголках страны.
О, если бы суперурбанистический пейзаж современных городов был отмечен хоть какой-то красотой! Нет, чаще всего встречаешь бездарные архитектурные решения, еще более удивительное бездарное исполнение, господство примитива.
К сожалению, слишком часто приходится сталкиваться в жизни с мышлением, ориентированным только на сегодняшний день, лишь на производственный или коммерческий результат. С психологией и деловой практикой "временщиков", с групповым эгоизмом. Чье это мышление? Какой тип человека стоит за ним?
Если человек смотрит на мир только сквозь узкую щель, будучи сам ни морально, ни материально не заинтересован взлетать выше крыши своего предприятия, выходить за пределы крыльца своей "фирмы" - это издержки мышления прошлого. Если человек живет порой чисто прагматическим, сиюминутным пониманием эффективности будущих производств и сам, будучи человеком, начинает "экономить" на человеке - значит, он забывает главное.
На нынешнем уровне развития жизни, видимо, не всегда "срабатывают" ум, талант, культура иного сегодняшнего человека. Не всегда, вероятно, на уровне ума этого человека можно по-настоящему решать какие-то крупные проблемы.
И, возможно, нельзя даже по-настоящему в чем-то винить людей с подобным типом мышления. Просто мы упираемся в "потолок" их духовных возможностей.
Человек по своей природе нередко "чистый" исполнитель - и хороших дел, и плохих. Что это такое в социальном плане и применительно к теме нашего разговора? Нацель такого человека на "голую пользу", и он будет "делать" эту "пользу" - в том числе во вред красоте, смыслу. Наоборот, настрой его на соединение пользы и красоты, и он будет работать на их синтез. Человека часто формирует, лепит не только микроситуация, но и макросреда. Работу, мораль, цели ему дает его макромир, его группа, например, его "фирма", "клан". Отсюда рождение группового, кланового или местнического эгоизма.
Целостное видение мира эгоистическому человеку, ведомому личным или групповым эгоизмом, не дано. Поэтому не случайно, что люди подобного типа не справляются с решением и мировых проблем. Ни с ядерной угрозой, ни с тотальным загрязнением среды обитания, физическим и моральным, ни с голодом. На данных уровнях мышления и мировосприятия по-настоящему нельзя уже решить сейчас ни одной серьезной глобальной проблемы. Можно только загонять их внутрь.
Где же выход из лабиринта?
Наверное, он в руках человека, в котором сливается воедино и прошлое, и настоящее, и будущее. Человека, которому тесно в пеленах кланового, классового, местнического, национального эгоизма (впрочем, группового эгоизма любого толка), у которого есть силы соединить воедино "машину" и "человека", "пользу" и "красоту".
Есть ли такие люди на Земле? Это - люди типа Швейцера, Асхата Галимзянова, Че Гевары, Валишина. Они особенно нужны в ключевых точках, откуда исходят волны влияния и воздействия на жизнь.
Мы, наверное, решим многие неразрешимые проблемы - и в общемировом плане, и в плане внутреннем, если выйдем на социально новое, высшее состояние нашего духа.
В тотальный переход в это еще незнакомое, неизведанное состояние была втянута в XX веке и будет втянута в XXI столетии вся мировая действительность.
В последнее время мы часто говорим о необходимости глубокой перестройки нашего сознания. Конечно же, необходимы переориентация, перевод его на другие, высшие этажи духовности, иначе провалы неизбежно будут возникать на нашем пути. Однако эгоистический человек, опутанный личным и групповым эгоизмом, живущий внутри нас, в наших душах, легко не сдает своих позиций.
Страницы газет полны полемики, яростного искания истины, поиска выходов из тупиков действительности.
В жизни много неразумного. Но самое страшное, наверное, это быть "разумным" исполнителем какого-то машинного, механического процесса, лишенного большой человеческой идеи. Сознание человечества должно непрестанно производить проверку на гуманность, на смысл, на красоту всего того, что делает человек. В любой "пользе" искать высший смысл, высшее состояние духовности...
Наше время -
Время чудес.
Жмет прогресса
Тяжелый пресс.
Искусственный шелк,
Искусственный блеск,
Искусственных кож
Искусственный треск...
Это одно из определений сегодняшнего дня, данное поэтом1.
Конечно, однозначно определить лицо переживаемой минуты - вещь невозможная. И, наверное, не нужная.
Да, "прогресса тяжелый пресс". Да, "искусственных кож искусственный треск". А что еще? Срезом каких социальных, экономических, политических процессов является нынешнее время? Куда ведет мировая тенденция развития жизни и где на этой бесконечной линии располагается та точка, которая являет собой сегодняшний день?
Без постановки этих вопросов невозможен мало-мальски серьезный разговор о жизни. Лишь проникая в суть происходящего,- а она обусловлена громадным историческим рядом бывшего, прошлого, минувшего,- можно, наверное, отыскать ту систему отсчета, с помощью которой только и можно дать более или менее истинную оценку тем или иным явлениям, отрешась при этом от вкусовщины, от субъективности и конъюнктуры момента, от прочих преходящих интересов.
Дело, наверное, не в масштабах. Часто вещи интересны не столько сами по себе, сколько тем, провозвестником каких процессов в будущем они являются. И вот в этом смысле промышленные проекты наших дней означают, конечно же, многое. Это первые ласточки качественного изменения, первые вехи или знаки начавшейся грандиозной революции в промышленности, которая охватывает ныне весь мир. В конце XVIII - начале XIX столетий человечество перешло рубикон - мануфактурно-ремесленный способ производства сменился фабрично-заводским. И как изменилось тогда лицо мира - экономическое, социальное, политическое! И как изменил свои черты лик культуры!
Сейчас, переступив порог XXI века, мы вступаем в не менее уникальный момент истории.
Первые десятилетия XXI века будут, очевидно, годами постепенного перехода - но уже от машинно-заводского способа производства к комплексно-автоматизированным системам производства - и к новому фундаментальному этапу развития человеческой цивилизации.
Кроме того, уже родилось, уже живет, а в ближайшие десятилетия выйдет на сцену всемирной истории в качестве полноправного действующего лица первое общее дитя человечества - думающая машина. Искусственный интеллект (не только "искусственный шелк и искусственный блеск") стал уже реальностью. Ныне по-другому звучит даже само понятие о машине. Еще вроде бы совсем недавно считалось, что машина - это искусственное устройство для замены и облегчения производственных функций человека. Теперь машина - искусственное устройство для замены и облегчения не только производственных, но и интеллектуальных функций человека.
Каким оно будет, это дитя? Как сложатся наши взаимоотношения с ним? Как сложатся в глобальном масштабе взаимоотношения человеческого и искусственного Разума в целом? Какими будут наши взаимоотношения с космосом? И с Разумом, гнездящимся там?
Уже сегодня идет речь о гибриде искусственного и естественного интеллекта как необходимом условии формирования завтрашней среды обитания, но сюжеты каких драм и трагических коллизий откроются нам при этом! Нынешние национальные войны покажутся нам детскими по сравнению с конфликтами, в которых, возможно, будут участвовать представители естественной и искусственной цивилизаций.
Человечеству, конечно же, не суждено быть прикованным к одной точке Вселенной и пребывать в одиночном заключении на одной планете, где оно будет вырождаться само и истощать ее ресурсы. И не находимся ли мы уже сейчас на самых первых стадиях перехода и к космическому этапу развития земной цивилизации?
Какие бы страхи апокалипсического характера ни мучили нашу душу, в каком бы непримиримом противоречии ни сталкивался опыт нашего сердца с новыми привычками людей, которые родятся уже в новом мире, быть может, более живом, более населенном другими разумными цивилизациями, но этот переход человечества от существования в мире, ограниченном тонкой пленкой биосферы, к новому необъятному миру, к жизни в открытом космосе, этот тотальный разрыв пуповины, связывающей человека и его разум с материнской планетой, будет рано или поздно совершен. Иначе прошлое человечества станет единственным выбором, единственным вариантом и его будущего.
Но невероятное расширение мира, возможно, ожидает человека и в другом направлении.
Как философ, я пришел к постулату, что мироздание бесконечно не только в количественном отношении, например, в смысле протяженности его в пространстве и времени, но и качественно. Мир и его основные фундаментальные свойства, в том числе пространственно-временные, как и свойство, именуемое сознанием, бесконечны и качественно; они бесконечнолики. И мы, люди, возможно, не только скромные обитатели отдельных резерваций данного мира, пришедшие в него на какой-то короткий срок, а и представители некоего совершенно непредставимого, бесконечно разнообразного панвселенского Разума, имеющего, условно говоря, тысячу обликов и тысячу лиц, в том числе человеческое, тысячу материальных структур и тысячу способов и видов мышления. В этом смысле в системе мироздания мегачеловека легко находится материальное место и для того, кого миллионы людей в просторечии именуют Богом. Больше того, может найтись место для Бога любой степени силы и достоинства - католической, православной модификации, мусульманской, индуистской, буддистской и какой угодно модели, включая не только старые, традиционные, но и новейшие и совершенно непредставимые, включая в том числе и бесконечную иерархию Божеств, персонажей моей религии-философии.
Разумеется, набрасывая контуры общей гипотезы или теории человеческой цивилизации, мы размышляем о судьбе мирового человека лишь в пределах нашего привычного трехмерного эвклидова мира. Нас в значительной степени сдерживают границы познания, границы очерченного сегодняшним днем опыта и понимания. Но, находясь в их пределах, мы, вероятно, можем в каких-то фантастических видениях-предчувствиях представлять и биографию нашего бесконечного Я, возможно, пронизывающего собой и иные, неэвклидовы образования.
Все вместе мы участвуем ныне в уникальном эксперименте. Общими силами кирпич за кирпичом, блок за блоком, мы возводим новый Храм истины и веры. Практически на конец XX века был заложен еще только фундамент, да и то не целиком, всю же причудливую фантастическую конструкцию будущего Храма универсалистского мирочувствования можно увидеть только в воображении.
Можно, конечно, считать сказанное шуткой, но кто знает, может быть, и не совсем. Ведь, в самом деле, мы находимся ныне практически в III тысячелетии, и не самое ли время попытаться возвести Храм, лучи-истины которого соответствовали бы моделям мира, в котором станет жить человек будущего? В III тысячелетии возникнут другая наука, другое искусство. Уйдут в былое старые традиционные религии. Будут в ходу совершенно иные, чем ныне, представления о мироздании.
Я думаю об этом, знакомясь с гипотезой академика из Новосибирска В.Казначеева о возможном органическом сочетании на Земле различных форм живого. Идея в общем-то хорошо согласуема с логикой существования четвертого измерения. Для нас, живущих в трехмерном мире и приемлющих только три пространственных и одно временное измерения, переход в четвертое на первый взгляд невозможен. Но так ли уж реален этот "запрет" для других возможных разумных форм живого мира? Почему не предположить, что множественность параллельных миров - явление вполне реалистическое? И не где-то во внеземных цивилизациях, а здесь, на Земле? В этих параллельных мирах, живущих бок о бок с нами, и могут существовать НЛО, гуманоиды. Такова точка зрения академика Казначеева.
Есть старая истина: цветы в лесу расцветают всюду одновременно. Мысли и идеи, как ни странно,- тоже.
Каков мой взгляд на проблему? Представьте некую точку "икс", через которую проходит бесконечное множество прямых, плоскостей, каких-то объемных фигур, т.е. точка "икс" принадлежит сразу бесчисленному множеству миров разных измерений, являясь всякий раз их составной частью. Причем, находясь на прямой "а", точка "икс" несет в себе свойства мира "а" и "не знает" о каких-то других свойствах, а именно: "б", "в", "г"... А принадлежа к прямой "б", составляя с ней единое целое, "не помнит" уже о своих "а"-свойствах.
Для чего эта аналогия? Возможно, таково и положение человека в мироздании. Вполне вероятно, что человек (и все человечество, взятое как единое целое) тоже есть некая суперточка, через которую проходит бесчисленное множество прямых - миров. И мы, быть может, в равной степени принадлежим всем этим образованиям, являемся составным строительным элементом этих параллельно-пересекающихся универсумов, и тот универсум, тот мир, который воспринимают наши органы чувств, который является полем внимания нашего научного знания или веры, возможно, лишь один из бесконечного числа миров, реально и одновременно существующих. Но мы, подобно точке "икс", не различаем, не чувствуем - вообразим невообразимое: не знаем о бесконечной множественности своего собственного существования. Человек в этом случае есть рядовое слагаемое всех этих совершенно фантастических реальностей. Вполне возможно, что отдельные лики этой точки "икс", т.е. нашего "я", как бы смотрят в разные миры и даже живут в них, в то же время не догадываясь о своем сосуществовании в других ипостасях.
Какая дерзкая мысль: мы находимся одновременно и в нашем реальном мире, и в мирах иных измерений, но совершенно в других состояниях. Естественно, и воспринимая там все по-иному. Наше "я", живущее в этом мире, не воспринимает себя же самого, живущего в других мирах. Между сиюмирным "я" и "я" иномирным - стена.
Переборки между параллельно-пересекающимися мирами обычно непроницаемы, закрыты наглухо для восприятия, но, вспомним, в состояниях стресса, в снах, в галлюцинаторных видениях, в бреду, в наркотическом воспарении, в состоянии психического надлома или возбуждения эти переборки нередко падают, рушатся, и человек из этого мира, трехмерного, привычного, эвклидова, порой попадает в иной мир, странный, непостижимый, ирреальный, но, быть может, столь же действительный. Правда, мы не привыкли принимать во внимание показания человека в этих случаях за истину, мы их отбрасываем как нечто малосущественное, мы относим их к проявлениям болезни, но, возможно, к ним следует относиться иногда и как к вполне реальным свидетельствам очевидца, повествующего о своих фантастических путешествиях в иномирие.
Не стоит, вероятно, относиться к подобным видениям как к деформированной реальности и совершенно не принимать их в расчет. Кто знает, быть может, свидетельства человека, побывавшего в состоянии клинической смерти и потом вернувшегося к жизни, или предельно натуралистические галлюцинации человека, принявшего наркотик,- это вполне реалистические показания людей, попавших вдруг в какой-то другой мир, со своими свойствами времени и пространства, глубоко отличными от свойств нашего мира. И к странным с точки зрения привычного здравого смысла показаниям этих людей, возможно, нужно прислушаться как к правдивому, хотя и субъективному рассказу об этих неизвестных нам реальностях бытия, которые существуют рядом с нами, но подчас закрыты от нас непроницаемой пленкой. Скажу больше: быть может, контакт с этими людьми есть уже в какой-то мере контакт с существами, имеющими права гражданства и в других цивилизациях.
Можно сделать и более смелое допущение: не исключено, что контакт с другими цивилизациями, которого так упорно домогается человечество, будет - в случае удачи - контактом нашего сиюмирного "я" с нашим же собственным иномирным "я". Возможно, участившиеся наблюдения всякого рода неопознанных летающих объектов, такие странные феномены природы, как полтергейст, реинкарнация и т.п.,- это наблюдение явлений нашего же иномирного "я". Быть может, эти наблюдения свидетельствуют: тенденция к контакту, к "пересечению" разных параллельных линий, к воссоединению невоссоединимых прежде реальностей уже обозначилась, наметилась. И границы между нашим миром и сомирами или даже антимирами, прежде бывшие в сознании человечества непроницаемыми, ныне становятся все более прозрачными.
Казанским математиком в прошлом веке была взорвана аксиома о непересекаемости параллельных в пространстве, дотоле царившая в сознании человечества тысячи лет. И также взорвана в сознании человечества казанским философом - на этот раз в конце XX, началеXXI столетия - аксиома о непересекаемости параллельных миров в мироздании. Идея, согласно которой человек есть некая суперточка пересечений бесконечного ряда духовно-физических реальностей, бесконечного числа миров живого, из еретической сегодня вполне может стать аксиоматической завтра. Согласно этой идее мир, который мы знаем и где обитаем как люди, лишь один из бесконечного множества миров, где мы одномоментно существуем. Иначе говоря, это идея о бесконечности существования нашего "я" не только во времени, но и в пространствах. О возможности нашей жизни в пространствах и временах иных измерений.
Все это, разумеется, еще гипотезы, предположения, домыслы, нуждающиеся в проверке, проработке учеными разных отраслей знания, в подкреплении экспериментами, опытами. Но мысль о том, что наряду с той жизнью, которой живем, мы одновременно находимся и существуем во множестве иных миров, на универсалистском мегауровне мышления вполне реалистична.
Поставьте десяток зеркал перед каким-нибудь предметом. Они дадут его образ, в сумме наиболее приближенный к истине. Категорию времени, категорию пространства или категорию человека (а если толковать расширительно - категорию живого) надо тоже изучать со всех сторон. Живое - точка, через которую проходит множество срезов мирового универсума, и каждый из этих срезов наделяет живое своими правами гражданства.
Если мысль человека может дойти до невероятностей, до непредставимого, то неужели природа столь скудна фантазией и воображением, что не может превозмочь возможности человеческого разума? Она еще более невероятна, более неожиданна, чем даже самая сверхизощреннейшая мысль о ней.
Аномальное рядом, утверждает академик Казначеев. Мы сами - часть аномального, аномальное есть инобытие нашего "нормального" мира, говорю я.
Человечество стоит на пороге самых невероятных "происшествий" в области духа. Наука подошла к рубежу полного обновления, изменения словаря, модернизации - в соответствии с требованиями постулатов универсализма - всех мировоззренческих установок. Угасают, теряют значение и некогда великие мировые религии. Монотеизм - христианского или мусульманского толка, индуистской или буддистской разновидности - тысячелетия назад одержавший победу над языческим многобожием древнего человека, сейчас, подобно мертвеющему сфинксу, с бессилием глядит в лицо нового властителя - то уже сам человек, примеряющий на себя одежды Бога и высматривающий себе место в иерархии мировых божеств.
Этот человек не знает лишь одного: одежда Бога впору только его мега- или богочеловеческой ипостаси. Облачаться же в них микро- или макрочеловеку не только не нужно, но и чрезвычайно опасно. Ныне за одежды Бога идет борьба трех сущностей человека.
Таково содержание жизни человечества, переступившего порог III тысячелетия, в научно-техническом и духовном планах. А каково оно в плане социальном?
Мощный интегративный процесс все рельефнее прорисовывает в лице человечества новые черты. В мельнице времени медленно, но неуклонно перемалываются религии, прежние кастовые, расовые, национальные и классовые человеческие ограничения.
Мир постепенно, но все более ощутимо глобализируется и универсализируется.
Новая модель мира находила свои очертания еще в размышлениях Томаса Мора, мечтаниях Кампанеллы, она прошла через наивный опыт фурьеризма и сенсимонизма, Гракха Бабефа и Парижской коммуны; она обретала свой облик в неожиданных по результатам, порой апокалипсических формулах агента мирового масонства Ленина и антимасонского реформатора Сталина.
Пройдя сквозь разнообразные, порой даже трагические испытания, переборов и сбросив с себя какие-то исторически закономерные, но преходящие формы, в начале III тысячелетия эта модель уже не просто утопия.
Этому интегративному процессу универсализации, все более объединяющему человечество, противостоят тоталитарные или тотализирующиеся системы разных мастей, в которых порой откровенно проглядывает и лик глобального фашизма, какие бы окраски и маски он ни принимал. Налицо словно последнее противостояние двух мировых принципов, двух возможных тенденций развития жизни: революции в Португалии, Иране и на Кубе, экономический взлет в Китае, ближневосточный или центральноамериканский клубки событий, запланированный геноцид в Камбодже, полицейские притязания США, ошеломительные изменения в странах Восточной Европы и на пространствах Евразии,- я беру первые попавшиеся полярно направленные вещи,- и все это борьба, выбор, родовые кровавые схватки, в которых рождается новая реальность III тысячелетия. Все это не отдельные, разрозненные фрагменты пестрой картины мира, а единые знаки мощных, глобальных процессов, проистекающих в нем.
Таковы новейшие - незнакомые и неизвестные прежде - великие сюжеты, которые предлагает человеку творимая нами и творящая нас действительность. В этом смысле наше время, быть может, более событийно, чем все предшествующие эпохи, да и силы, действующие в мире, стали гигантскими по мощи.
По силам ли человеку с его личным или групповым эгоизмом участие в этих новых сюжетах? Выдержит ли он ту историческую тяжесть, которую взваливает на его плечи по мере своего развития мир? Не исчерпала ли прежде существовавшая модель человека всех своих социальных возможностей, а следовательно, и своих функций в мире?
Притчи ныне стали делом модным. Однажды ученик Конфуция увидел садовника, который вылезал из колодца с ведром воды. Сначала из колодца показалось ведро, потом появилась голова, а потом вылез и сам человек. Садовник был стар, доставать воду ему было нелегко, но, тем не менее, он и раз, и другой спускался по шаткой лестнице на дно колодца, чтобы самому зачерпнуть там воды. Старику надо было полить свои грядки.
- Зачем ты туда лезешь? Разве трудно найти деревянный рычаг, передний конец которого легче, а другой тяжелее? Тогда тебе будет легко черпать воду! Такой колодец называется колодцем с журавлем,- ученик Конфуция, молодой монах, был даже раздосадован глупостью старика.
Но старый садовник был мудрецом.
- Я слышал, как мой учитель говорил,- сказал он,- что если человек пользуется машиной, то он все свои дела выполняет как машина. У того, кто выполняет свои дела как машина, образуется машинное сердце. Тот же, у кого в груди бьется машинное сердце, навсегда теряет чистую простоту.
Опасности, о которых думал, о которых уже догадывался садовник древнего мыслителя Чжуан-цзы, жившего еще в V веке до н.э., стали в наше время реальностью.
Во все века, в течение всей истории своего существования человек был участником великой трагедии незнания мира. Но где-то сейчас, по-видимому, наступает переломный момент. Человек вдруг обнаруживает себя действующим лицом новой и не менее великой драмы. Драмы суперзнания.
Быть может, отсюда самой острой проблемой, рожденной новейшей эпохой, является проблема ответственности человека. И не столько даже перед прошлым и настоящим, сколько перед будущим. Снежный ком знаний становится все больше и больше. Порой рождается ощущение, что наука и производство развиваются уже сами по себе, совершенно спонтанно. Как весь этот процесс удержать в руках? Как не выпустить его из-под власти человеческого разума, воли? Как сделать, чтобы кривая развития цивилизации не обернулась своим острием против самой жизни как таковой?
"Технократы" заняты вроде бы решением сугубо технических проблем. Превратить какой-нибудь блок размером с чайник в такое же устройство размером в спичечную головку - конечно, в таком поиске для ума, склонного к инженерному мышлению, есть своя поэзия, свой полет. Но узкий арифметический ум функционера от науки или производства оказывается при этом гораздо глупее ума древнего садовника. Машинный ум такого человека, соединенный с узкоэгоистическим интересом, часто "не думает", больше того, не способен думать об элементарных последствиях...
Искусство уже давно подает сигнал опасности, которую таит в себе растущий в геометрической прогрессии и почти неуправляемый в своем развитии груз прикладных знаний, находящийся в руках у эгоистического человека, которому он уже не по силам.
Речь не о приостановке прогресса. Напротив, об обращении к фундаментальнейшим категориям бытия, к основаниям знания. К переориентации прогресса в сторону человека и жизни вообще.
Куда идет мировая жизнь в целом? Какую модель будущего она вырабатывает в себе сейчас? Способен ли человек, носитель этой жизни, всегда оставаться выше продуктов своего творения?
Нравственные силы человека должны быть не ниже уровня его знаний, как бы велик этот уровень ни был, иначе... Иначе человечество не заметит, как превратится в самоубийцу и нажмет на экологический или какой-либо другой курок, подведя тем самым роковую черту под собственным существованием. Именно потому новый универсальный человек, наверное, и стучится в двери мира. Он нужен миру. Наступает его время.
Наша душа неоднородна.
Да, она одномерна и двухмерна. Но она и многомерна! Какой слой души победит? Какой одержит верх?
Именно от исхода этой борьбы зависит, куда дальше двинется каток той же самой научно-технической революции - будет ли она стелить дорогу в будущее человеку или употребит этого самого человека в качестве щебенки, чтобы вымостить дорогу какому-нибудь кибернетическому гомункулюсу, возможно, сыну Я.
Быть или не быть? Вопрос Гамлета. Но сейчас он касается судьбы не одного принца Датского - судьбы всего человечества.
Эпоха классовых и национальных обществ завершается, а это - выход всего человечества на горизонты совершенно иных измерений, на горизонты принципиально иного духа.
Бесконечный человек сбрасывает с себя шкуру конечной корысти - корысти классовой, национальной, узко конфессиональной. Он становится человеком Земли. Подданным Вселенной. Он осуществляет в самом себе и вовне свое высшее призвание.
"Мы живем в эпоху коренной ломки старого быта, в эпоху... сознания человеком самого себя как силы, действительно изменяющей мир"1. И далее писатель отмечал: эстетика нового искусства "утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого - непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей... Ради великого счастья жить на земле, которую человек сообразно непрерывному росту его потребностей хочет обработать всю как прекрасное жилище человечества, объединенного в одну семью"2.
Горький не успел "написать" этого человека. А может быть, и не смог. Бросая ретроспективный взгляд на путь, пройденный мировым словесным искусством за все века его существования, в общем-то видишь постоянное усилие взять эту труднейшую высоту.
Абрис этого третьего человека, человека многомерного, человека, живущего не в микро-, не в макро-, а уже как бы в глобальном времени и пространстве - в мегамире, проступает лишь на чрезвычайно редких страницах.
Произведение искусства, как, впрочем, и любой акт мысли, ощущения, действия человека есть, вероятно, точка встречи миров - субъективного мира художника и мира объективной действительности. И жизнь третьего уровня являет собой, по-видимому, тот последний вариант, когда субъективный мир человека-художника как бы равновелик с объективным миром, равнопротяжен с ним, равномощен. Субъективное "я" человека-творца в этом случае равномасштабно бесконечному миру объективной действительности.
Вот простая, но богатая по глубине суждения мысль Маркса из его "Экономическо-философских рукописей 1844 года": "Частная собственность сделала нас столь односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим лишь тогда, когда мы им обладаем, т.е. когда он существует для нас как капитал или когда мы им непосредственно владеем, едим его, пьем, носим на своем теле, живем в нем и т.д. Поэтому на место всех физических и духовных чувств стало простое отчуждение всех этих чувств - чувство обладания..." - и вывод: "Упразднение частной собственности означает полное освобождение всех человеческих чувств и свойств"1.
Действительно, на предшествующих стадиях развития человека в субъективное "я" входило только то, чем он обладал: его тело, руки, мозг, одежда, дом, его действия, его мысли, его классовые и национальные пристрастия... А дальше начинался уже чужой объективный мир, часто враждебный человеку. Но он был чужой лишь в силу относительной бедности духа, бессильного еще вырваться из плена ограничений. Бессильного, но способного, но уже вырывающегося из них в новом человеке.
Когда-то Анри Бергсон определил время как непрерывный прогресс прошлого, жадно пожирающего будущее и растущего по мере движения вперед2.
Прошлое позади и прошлое, таким образом, впереди всегда. Здесь обычная временная последовательность перевернута с ног на голову и поэтому выглядит непривычной для слуха и ума. Но от парадоксов, хотя данный парадокс есть одна из древних концепций жизни3, можно вернуться и к естественному ощущению течения времени - к настоящему, пожирающему, всасывающему в себя прошлое и творящему из него хлеб будущего дня.
Жизнь - постоянное творчество новых форм и новой сути. Даже в нас, настоящих, живых, она сильной, уверенной рукой скульптора набрасывает каждый день уже какой-то иной абрис духа!
Мы постоянно переделываем, переписываем жизнь набело, выкидывая отдельные строки, отдельные страницы, а порой и зачеркивая все, чтобы по прозрачному листу пройтись новым пером.
Поколения людей как листья громадного мирового дерева. Облетая каждую свою осень, душа человечества, эта своего рода кантовская "вещь в себе", ждет зеленой непроходящей весны, чтобы наконец выбросить из себя навстречу солнцу накопленный в тайниках подсознания, в муках исторического прогресса чистый свет добра, истины и красоты.
Каждый день несет в себе что-то новое, прибавляющее к тому, что было. Новое и часто непредвиденное. Создаваясь нами, оно в то же время незаметно изменяет и наше "я" и, как роженица, творит его. Творит нас. Вся эта цепь превращений, метаморфоз человека началась тысячелетия назад, звено прибавляется к звену, цепь метаморфоз бесконечна. Куда я, человек, иду? Что там, за моим сегодняшним состоянием? Жизнь в рамках космического сообщества, многовековая работа во Вселенной?
Говоря о многомерном, универсальном бескорыстном и безграничном человеке и о его борьбе с одномерностью или двумерностью человеческого существования, мы тем самым говорим и об идеале жизни, о тех грандиозных конфликтах, которые воплощает искусство. Или должно воплотить.
"Как само общество производит человека как человека, так и человек производит общество"1.
Обычная, текущая беллетристика, описывающая единичность, случайность человеческого существования, а также то искусство, которое в наших глазах предстает в ранге классического, ибо изображает уже не единицу из статистического ансамбля, а весь социальный ансамбль в целом, так сказать, типологию личности в ее связи с той или иной социальной материей, часто весьма талантливейшим и блестящим образом показывают, описывают одно, а именно: как "общество производит человека". Поэтому дар выявления каких-то сверхтипов человеческого духа, шествующих сквозь века,- не прерогатива искусства этих уровней; не внешняя среда только, но и круг переживаний героя, его страдания, поиски, его одержимость той или иной крупной идеей, принимающая самодовлеющее значение, вся сумма мотивов его внутренней жизни - вот что диктует ход событий, раскручивает пружину действия в произведениях высшего типа.
На высшем уровне творчества мы видим самоосвобождение рвущейся к абсолюту личности. Пути к нему часто разные. У Достоевского - человек в "Преступлении и наказании" пробивается к абсолюту добра через зло. У Сервантеса - к абсолюту красоты герой идет, полностью тратя себя, свой потенциал бескорыстия. Абсолют истины - боль шекспировского Гамлета, и путь этот тоже не без жертв. Вот почему великая литература словно символизирует драматический, полный трагизма, а порой и комизма путь самого человечества к триединому абсолюту добра, истины и красоты!
"В современном мире есть, бесспорно, жизнь разлагающаяся... Но есть, необходимо, и жизнь вновь складывающаяся на новых уже началах. Кто ее подметит и кто укажет? Кто хоть чуть-чуть может определить и выразить законы и этого разложения, и нового созидания?" Только "шекспировских размеров художнику", считал Достоевский, по силам осветить светом идеала "хотя бы часть этого хаоса"1.
К идеалу нас приближает искусство того только уровня, которое наряду с тем, что описывает, как "общество производит человека как человека", так и ставит своей главной целью создание образа человека, который "производит общество", который есть не только продукт общества, а его творец, созидатель. Идеал как в жизни, так и в искусстве находит свой адекватный образ в идее бесконечного всеохватывающего субъекта, равного объекту, то есть миру. Тождественного ему. Конечно, это грандиозный образ человека-космоса. Создание такой мощной фигуры, способной осветить светом идеала хаос мировой жизни, способной к творчеству новых миров,- мечта человечества. Но реальное движение действительности все осязаемее выявляет его облик, все чаще говорит о закономерности его прихода. К этому идеалу вечно стремились жизнь и искусство и в своих высших созданиях - будь то создания анонимного коллективного гения (легенды о Прометее) или гения единичного (произведения Микеланджело, Сервантеса, Бетховена, Заболоцкого) - максимально приближалось к нему.
Золотой первообраз этого универсального безграничного человека, выкованного из духа и неразрывно слитого с материальностью мира, создаст, очевидно, гений будущей эпохи. Новые представления о человеке он претворит в художественные образы небывалого звучания. Это поможет сделать ему сама развивающаяся действительность. Поможем и все мы, ибо наша задача - готовить почву новому миру, радикально менять духовный климат эпохи, растить великий непобедимый дух будущего человека.
Я пишу эти строки, а в газетах сообщения о страшной войне в Югославии, о блокаде израильскими танками городов и селений Палестины, об апокалипсической провокации в нью-йоркском Манхэттене...
Мир - в немыслимой борьбе.

Штрихи к портрету обитателя макромира, или Второй вариант жизни

Я уже писал в начале книги, что далеко не обо всем можно поведать в жанре повести или пьесы и хочется прибегнуть порой к очерку, пророчествам, к эссе, потому что в очерке или эссе можно брать материал отовсюду: из окружающей жизни и из напластований истории, на одной странице писать о физике микромира, а на другой, положим, об искусстве палеолита. Какой-нибудь наскальный рисунок далекой эпохи - живое свидетельство становления духа человека, его "я", способного к бесконечному развитию. И сколько таких свидетельств о человеке рассыпано по страницам истории. С этой же точки зрения любопытны представления человека о самом человеке. Интересно проследить постепенную эволюцию его мировосприятия, понаблюдать за изменениями в его отношении к реальности.
Иногда чем-то увлекаешься особенно сильно, и какая-то область знания или сфера интересов начинает вызывать чрезвычайную страсть.
Например, одно время я считал себя специалистом по истории Великой французской революции 1789-1794 годов. Я знал тогда о ней все в мельчайших подробностях, жил тем временем. Затем пришло такое же сильное, неодолимое влечение к истории народовольцев. Я запоем читал все, связанное с судьбой первых профессиональных революционеров России,- протоколы допросов, материалы следствия, исследования, письма и газеты тех лет, мемуары. Проникновение в материал доходило до такой степени, что обычно возникали собственные четкие концепции, собственное видение далеких событий. Что-то иногда реализовывалось, например, интерес к первым российским революционерам сказался в пьесе "1887", но большая часть мыслей и переживаний, нажитых в результате увлечений, оставалась, к сожалению, неиспользованной. И эти невостребованные чувства жгли душу, требовали выхода. Таким же серьезным, длительным, страстным было увлечение историей раннего христианства, эпохой Февральской и Октябрьской революций, философией - от Сюнь-Цзы и Эпикура до Сартра, физикой мега- и микромира, космологией... И вдруг оказалось, что знания пригодятся - пусть не прямо, а косвенно,- при написании этой книги.
В основе ее лежит мысль о трех типах человека. Мысль, озарение, догадка, допущение, если угодно, прием, который я, художник по роду своей деятельности, имею право применять в своем анализе жизни.
Моя задача одновременно и проста и сложна - показать, какие мысли и чувства вызывает у человека начала III тысячелетия мировая жизнь.
В эссе "Странные люди" я пытался набросать портрет человека, нашедшего выход из мира частного в мир всеобщего. Портрету еще не хватает многих обобщающих черт. С одной стороны, он, наверное, слишком эмпиричен, с другой, характеризуя его, я, возможно, впадал в излишнее абстрагирование.
Человека мегамира надо было бы еще хорошо прописать на различных социальных уровнях жизни. Для полноты картины неплохо было бы посмотреть, какой круг мыслей, правил и привычек он имеет, принадлежа к разным временным эпохам. Это можно было бы сделать, скажем, если сравнить такого человека эпохи Ренессанса с таким же человеком из XX в. в промышленно развитых странах мира. Или даже с подобным человеком первых веков нашей эры.
Но разве этот образ единственный?
Всякая односторонность неверна, как все негармоническое.
Портрет, на котором каждая морщинка, каждое движение сквозят духовностью, универсальностью устремлений,- не единственно возможный портрет человека. Человек бывает совершенно иным. Каким?
Художники часто выезжают на этюды. Пишут какой-нибудь понравившийся пейзаж, людей. Порой задумана картина на определенный сюжет, но художнику не хватает натурных наблюдений, и этюды помогают "одеть" идею картины в живую плоть жизненных подробностей.
Нечто подобное происходит сейчас и со мной. Мне тоже нужны этюды к портрету человека второго типа, которого я хочу изобразить.
В эссеистическом повествовании - жанре очень сложном, включающем в себя элементы публицистики, очерка, статьи-исследования, фантазии, гипотетических пророчеств, вторгающемся к тому же в самые различные сферы, скажем, в историю, литературоведение, психологию, религиоведение, философию, этику, очень важно блюсти чувство меры.
Вопрос взаимосцепленности "концептуального" и "эмпирического" начал писатель-эссеист решает каждый раз снова и снова. Мало жизненной конкретики (наблюдений, фактов) - будут жидкими, неполными, неосновательными и обобщающие выкладки. Если конкретных наблюдений с избытком, появляется опасность погружения в эмпирию, в чисто очерковую, описательную стихию.
Где то волшебное чувство, которое способно к созиданию целого исходя из законов гармонии?
К тому же надо иметь в виду, что какой-то зазор, своего рода "ножницы" между концепцией и живой реальностью, между человеком умозрительным, отлитым в "тип", и живым человеком обязательно будет. Зазор неизбежен по всем законам диалектики. И читатель обыкновенный это понимает. А очень "умный" читатель? Нужно помнить и о нем. Его реакция известна: он обязательно вобьет в зазор клинья и всем, что есть у него под руками, будет со всего размаха колотить по ним, дабы расшатать и уничтожить твою постройку.
Значит, нужно думать о том, чтобы зазоры по возможности делать поменьше, поуже. Но как это сделать? Как совсем ликвидировать швы между "концепцией" и "реальностью", если они по природе своей должны быть? Если они изначально есть? Ко всему этому нужно еще добавить: стихийную противоречивость начал, их борьбу каждый человек ощущает и в себе самом, внутри собственного "я".
С одной стороны, я, конечно же, "систематик", "концептуалист" - мне мало описать мир в подробностях и деталях, заинвентаризовав его целиком или по частям, мне нужна еще мысль о мире, мне нужно еще перевести наблюдения и отдельные "картинки" мира на язык логического, понятийного мышления, найти для него формулу, схему, модель, которые могли бы вобрать в себя его разнообразие и богатство. С другой стороны, я чистый "натуралист"; этому способствует и моя литературная профессия прозаика и драматурга - мне мало одной мысли о мире, мне нужна еще живая и вечно текучая, как вода, правда о нем, правда непридуманных деталей, шероховатых, не отшлифованных никем подробностей, выраженная в образах, интуитивных озарениях и поверенная не умом, а прежде всего сердцем. И для правды нужно искать уже не застывшую формулу, а поблескивающую внутренними искрами, играющую, живую, переливающуюся цветами радуги конкретную душу человека.
Но это, собственно, проблемы чисто мои, авторские. Читателю до них нет дела.
В жанре эссе, я думаю, крайне важно также социальное зрение, талант видеть полярность сил, формирующих историческую жизнь человечества, классовую и национальную природу, приобщенность к определенному социуму самих участников жизни.
Писатели-классики описывают преимущественно типы человека своего времени, чьи общественные связи чрезвычайно обширны и интенсивны, чья судьба крепко привязана к разнообразным социальным движениям и способна отразить весь комплекс движения общества и его главные закономерности. Вспомним социальные типы, рожденные пером Тургенева, Бальзака, Островского, Золя, Толстого, Чехова, Горького, Шолохова. Словесное искусство этого уровня (я называю его классическим) многовариантно и разнообразно в художественном отношении, но общая эстетическая и этическая программа здесь явно другая, нежели в искусстве, представленном именами Сервантеса, Шекспира, Достоевского (по моей терминологии - суперклассиков).
В целом классическая литература описывает жизнь и искания человека, живущего в каком-то макромире и отождествляющего себя с его интересами. Естественно, что она выявляет тенденцию зависимости своего героя от среды. Но не от мегасреды, как в искусстве самого высшего уровня, а от региональной по масштабу макросреды: нации, класса, клана. В произведениях Л.Толстого мы ощущаем чрезвычайное пластическое напряжение, нравственные метания крепко спаянного с социальной действительностью человеческого духа. Но в то же время очевидно, что его герои - люди определенного класса и времени, определенной идеи, "повязанные" тем макромиром, которому они принадлежат по факту своего рождения.
Любой роман Толстого подтверждает это. Ведь даже Наполеон в "Войне и мире" - мощное дрожжевое "бродило" в судьбах мира, оказавший огромное влияние на ход европейской истории XIX столетия, в интерпретации Толстого - лицо подчиненное, скорее игрушка в руках истории, участник великих событий, чем их творец. И дело здесь не в личном негативном отношении Толстого к Наполеону - дело в художественном принципе.
Общеизвестное высказывание Энгельса о том, что "реализм предполагает, помимо правдивости деталей, правдивое воспроизведение типичных характеров в типичных обстоятельствах"1, мне кажется, можно распространить на этику и эстетику всего классического искусства.
Вечный сюжет жизни - поиски человеком своей сущности. Таков же и вечный сюжет искусства. Когда Диоген вышел на улицы своего города с горящим фонарем в руке, первый же прохожий с удивлением уставился на него:
- Зачем тебе днем этот фонарь?!
- Я ищу человека,- ответил Диоген и близко поднес к лицу прохожего свой фонарь.
Суперклассика ищет мегачеловека. Не сомневаюсь, что Сервантеса, Шекспира, Пушкина, Достоевского, живи они в наше время, весьма заинтересовали бы такие люди, как Альберт Швейцер, Асхат Галимзянов, Эрнесто Че Гевара.
Классика же опирается на другой типологический ряд характеров. Ее предмет - классовый и национальный человек. А-классика (мой термин) ищет уже человека бытового, маленького.
Меня же сейчас интересуют все три типа человека. Разумеется, я смотрю на жизнь сквозь призму своей эпохи, вкус, запах и цвет моего времени невольно накладывают" отпечаток на мои взгляды.
Нить жизни, нить развития духа не прерывается. У каждого поколения свои, обретенные в трудных поисках представления об истине.
Попробую выстроить теперь второй типологический ряд людей таким, каким он видится мне. Конечно, этот ряд - некая условность, схема. Меня и здесь в первую очередь интересует выявление в представленном типе характера некой константы, постоянной действия, мышления, социального поведения.
Категория "странных людей" представлена в жизни чудаками, пророками, безвестными мучениками, учителями, великими художниками, основателями верований и учений, бескорыстными энтузиастами. По крайней мере, так бывало раньше. Эти люди, как мы видели, сами отказываются от высоких постов, если случай дает им в руки власть. Они не гоняются за богатством, за славой, хотя иногда слава сама находит их. Они словно живут в бесконечном мире, в большом времени и пространстве.
Категория людей второго типа от власти не отказывается. Именно из людей такой породы формируются организаторы производства, крупные деятели науки и культуры, командармы, администраторы и управленцы разных рангов, политики, даже лидеры партий и государств, которым время поручает решение определенных исторических задач. Мир, в котором живут они и с интересами которого отождествляют себя, достаточно обширен, хотя и не столь бесконечен, как "у странных людей".
Их мышление вписано в систему ценностей определенного исторически сложившегося национального и социального сознания и скорее результат идей определенного макромира, чем плод их личного, чисто индивидуального сознания.
Не индивидуальные черты конкретного человеческого характер,- они могут быть бесконечно разнообразными,- интересуют меня, а проглядывающий сквозь них лик определенного социального типа человека.
Последний день главинжа
Гостхоржевич влез в машину, плюхнулся на сиденье, буркнул нам с шофером:
- Доброе утро.
Накануне мы договорились встретиться. Над нами стелилось белое небо. Раннее солнце било в глаза. А дорога все пропадала и пропадала, жадно втягиваясь под колеса машины.
- Звонки каждый день. С семи утра. Со всех концов. Из министерства, из ЦК. Полщеки побреешь - звонок. Смотрите, листья распустились! Весна! Для всех весна, а для нас - черт бы ее побрал!..
Дорога ползла вдаль шершавым мокрым языком. Она тянулась к горизонту, где небо сливалось с землей. А по бокам было поле, мелькала изгородь какого-то завода. И уходили, и оставались где-то позади дымящиеся белым паром и словно вросшие в землю черные конусы городских градирен.
- К первому числу должны сдать химфармзавод. Объект важный. Для всей страны...
Корпуса, стоявшие среди поля, издали были похожи на кусок пиленого кубинского сахара. Белые корпуса на желтой нагой земле, уже нежащейся под солнцем. На земле, до предела измочаленной машинами.
Шофер нажал на тормоз. Мы зашли в один из вагончиков. Развевались от ветра занавески. Отблески солнца ярко пылали на столе. Около двух десятков людей собралось на планерку.
Садясь, Гостхоржевич сказал: "Начнем! Больное место - вода. Меня интересует вода!"
В пиджаке, из-за воротника которого выглядывал отворот серой рубахи, невысокий, нахохлившийся, Гостхоржевич сидел, листая бумаги.
Седой хохолок над лысеющими висками, острый, приценивающийся взгляд за стеклами очков... Вытер вспотевшее лицо платком, подстегнул:
- Ну?! Ну!
День главинжа крупного строительного треста.
Было раннее утро. И день этот еще только разгорался. Но дня не хватало. Строительство цехов полиэтилена второй очереди на заводе органического синтеза, строительство химфармзавода, жирового комбината, завода синтетического каучука, механического и фотожелатинового заводов, жилых домов - все это надо было держать под контролем, держать в своих руках, в сердце. Около ста миллионов рублей в год должен был освоить, реализовать трест. И реализовать в точно заданный срок.
Что такое год времени? Это дороги, нефтетрассы, комплексы новых корпусов, новых мощностей...
"Время, вперед!" - знаменитый клич 30-х годов. Но только ли 30-х? Время летело, сжималось, становилось материализованной волей. Это было божество, которое требовало ежедневной платы, ненасытное чудовище, которому нужны были жертвоприношения! И этой платой был труд.
Стройка была подобна огромному организму. Живому, пульсирующему, иногда беспомощному, требующему внимания, забот. Он чувствовал его болезни, чувствовал тон сердца этого громадного, расползшегося по всему городу живого существа. И ощущал себя частицей его мозга.
Нести в будущее оформленный мир, нести, прозревая его в оформляющемся, становящемся,- в этом, наверное, и заключался смысл его бытия на земле.
Человек смертен. Он - единственное существо, сознающее свою смерть. Смерть - это границы. И надо спешить, спешить, чтобы не остаться вне времени...
Его время, то время, в котором жил старый инженер, требовало от него быстроты решений, настойчивости, твердой воли.
Думать приходилось о многом. И отвечать за многое.
С прошлого года остались "хвосты" на заводе органического синтеза, на химфармзаводе. Из шестнадцати основных субподрядных организаций десять не выполнили государственного плана. Это был сильный удар и по его тресту. Немало подножек дали заказчики и проектные организации. Некачественная документация, несвоевременное поступление проектов, задержка оборудования, путаница в финансировании строящихся объектов, перебои в поставке металлопроката, арматурной стали, цемента, но наряду с этим и несмотря на это - точные сроки ввода объектов в действие. Десятки проектных организаций. У каждой свой престиж и свои принципы, приноравливаться к которым трудно. Курс - на их укрощение, на выработку единой технической политики. Бесконечные часы ночей и воскресений по переделке проектов!
Мало иметь свои идеи... Надо их материализовать! Внедрение сетевого планирования, промышленной эстетики, цветоведения...
Дня не хватало.
Мне помнятся слова одного из знакомых старого инженера:
- Этот человек - фанатик. Жена у него умерла. Дети выросли. Один как перст. Часто ночует в кабинете. Он запрограммирован только на то, чтобы что-то строить.
День главного инженера.
Я был свидетелем только одного его дня, начавшегося ранним весенним утром. Но этот день продолжался у него всю жизнь - с того часа, когда почти полвека назад, еще мальчишкой, он стал работать учетчиком на нефтяных промыслах Каспия. После окончания института -лямка прораба, главного инженера управлений на строительстве бакинских нефтехимических заводов; одновременно он читал лекции в институте по сопромату, строительной и теоретической механике. А с 1935 года - главный инженер на строительстве крекинг-заводов, нефтепромыслов, нефтеперерабатывающих и нефтехимических заводов Перми, Саратова, Батуми, Люберец, Небит-Дага, Волгограда... С 1959 года - главный инженер на строительстве казанской нефтехимии, на строительстве оргсинтеза...
Я пришел к нему еще раз в тот день уже поздно вечером.
Гигантский кабинет. Огромный стол зеленого сукна. Книги, бумаги, папки, дела. Около пяти-шести пачек "Казбека" на столе, около десятка разбросанных всюду спичечных коробков. Раскрытые окна. Синяя пелена папиросного дыма. У стола несколько молодых инженеров.
- Что это?
- Плиты.
- Плиты? Какие это плиты?
- Я чертежей не смотрел.
- Ты не хитри только, не хитри! Я на этих хитростях уже последние зубы съел!
Шел, кажется, уже десятый час. Измотанный днем, я вышел на улицу. В здании треста светились только окна в кабинете главного инженера.
Было уже совсем поздно, когда я снова заглянул к нему. Никто уже не входил в кабинет. И никто не мешал нам.
- Тарбаган вот построил,- оживившись, перемежая слова коротким клекотливым смешком, говорил Гостхоржевич.- Когда по дамбе поедете, увидите на пляже... В журнальчике одном прочел. У нас на базе отдыха такой же сделал, ну, председатель райисполкома попросил: сооруди... Такие дела люблю. Приятно. Для людей, для детей!
В каждый день старого инженера вмещался опыт всей его долгой жизни. За каждым делом, за каждой его идеей, носившей всегда не узкоэгоистический, частный, а общественный, социальный характер и реализовавшейся потом в корпуса заводов, нефтепромыслы или тарбаган на городском пляже, стояла жизнь страны, которой он служил.
- Цели? Их мне дало время. Дело? И его тоже мне дало время,- говорил старый человек, задумчиво глядя в ночное окно и как бы подытоживая прожитое.- Я исполнитель, солдат. Что мне поручалось эпохой, то я делал и делаю.
Тот ночной монолог был последним монологом старого инженера. Мы должны были встретиться еще. Я писал одну повесть, и меня интересовали люди 30-40-х годов, их философия, их миропонимание, их жизнь, но встреча с Гостхоржевичем не состоялась. Оказалось, что в ту ночь он так и не дошел до своего дома. Утром его нашли у порога квартиры. Отказало сердце.
Запомним его мысль о целях и деле, порученных ему временем. Так мог чувствовать свое кровное родство с окружающим его социальным макромиром только человек определенного типа...
Трудно, порой очень трудно - художники это знают - написать истинный портрет человека. А что значит написать портрет уже не одного конкретного человека, а "типа" человека?
Трудности здесь увеличиваются.
Представьте, что вы сами пишете "типологический" портрет. Холст стоит на мольберте, краски разведены и готовы, а перед вами - десятки конкретных человеческих лиц, да что десятки - больше! Способен ли мозг, как самая быстродействующая ЭВМ, мгновенно просчитать весь этот имеющийся в наличии "банк" данных, а рука на основании этого просчета (а скорее, озарения всплеска интуиции) нанести мазок, единственно верный и необходимо точный?
Интервью за шахматной партией
Из людей типа Гостхоржевича обычно выходят крупные администраторы, хозяйственники, управленцы всякого рода, политики, лидеры, но обязательности здесь, конечно, нет никакой. Жизнь человека зависит от него самого, однако многое в ней определяют среда, ситуация, везение, счастливый или несчастный случай.
Да, меня в первую очередь интересует выявление в том или ином человеческом типе некой константы. Попытаться создать на ее основе обобщенный портрет - вот чем я озабочен, а кто наблюдаемый мной человек конкретно - крупный организатор науки или просто ученый, лидер страны или руководитель среднего порядка - не столь уж важно. Здесь важны, пожалуй, не масштаб, не величина дела, находящегося в руках человека, а, скорее, приверженность его к определенному социальному целому. И лидеры какого-либо движения, и люди, занимающие более скромное положение, могут быть одержимы разными идеями, но их объединяет одно: они -носители интересов какого-то определенного Целого. Они могут работать на совершенно разные цели, и каждый в меру собственных возможностей. Но в одном пункте они все будут абсолютно равны: и те, и другие сотканы, сотворены, сделаны как бы из одного материала. Макроматериала. Вот эта духовная "макроматерия", составляющая суть второго человеческого "я", меня и интересует.
Играю в шахматы еще с одним представителем "второго типажа". Играю и беседую:
- Любопытно, сколько человек понимают вас в вашем городе?
- Сколько? - Мой собеседник невольно задумывается то ли над ответным ходом, то ли над вопросом.- Человек семь, наверное.
- А в стране?
- Всего нас наберется, наверное, человек пятнадцать. Пожалуй, так.
- А если еще расширить рамки?
- В Австралии есть сильная школа. Человек двадцать. Они занимаются тем же, чем и мы. Кроме того, в Сингапуре есть два химика... Ну, с полсотни человек, наверное, найдется в мире. Здесь нужно еще уточнить: понимание бывает разных уровней. Понимание в принципе и понимание до конца.
- Значит, мир, в котором вы живете, не насчитывает и пятидесяти человек?
- Да. Собственно, мы и австралийцы. Оценка, конечно, субъективная. Это, наверно, плохо? - Он опять прислушивается к себе.- Такой маленький круг? Но в науке такие вещи встречаются.
(Прерву на мгновение наш диалог. Нужно все же представить моего собеседника: А.Верещагин - доктор химических наук, сотрудник одного из крупнейших научно-исследовательских институтов АН СССР. Тридцать два года. Чтобы исчерпать в одном абзаце весь его послужной список и более не возвращаться к нему, добавлю: мой собеседник - постоянный "корреспондент" (если в данном случае это слово применимо) таких журналов, как "Известия АН СССР", "Экспериментальная и теоретическая химия", "Доклады АН СССР", где им опубликовано около 65 научных работ. Под его руководством выполнено пять кандидатских диссертаций).
- Другой вопрос! Допустим, вы зафиксировали какой-то научный результат. Насколько он объективен и насколько субъективен? Ведь субъективна прежде всего ваша постановка вопроса. Природа "отвечает" только на те вопросы, которые ей задают, и ни на какие иные. Субъективным может быть и сам прибор?
- Дополнения всякого рода, упрощения, гипотезы вводятся, когда необходимо связать результаты разных исследований. Разумеется, некоторая ошибка заложена и в самом эксперименте, в недостаточной точности аппаратуры. Во многом субъективна и трактовка. Но так, собственно, и должно быть. Субъективные допуски - элемент истины. Век любого научного открытия короток -двадцать - сорок лет. Что, например, осталось сегодня от механики Ньютона? По форме... одно название. Мы, очевидно, всегда должны помнить: то, что мы наблюдаем,- это не сама природа во всем ее первоестестве, а природа, выступившая в том виде, в каком она выявилась благодаря нашему способу постановки вопроса. Научная работа, по словам знаменитого физика Вернера Гейзенберга, состоит в том, чтобы ставить вопросы о природе на языке той науки, в которой работает ученый, и пытаться получить ответ в эксперименте, выполненном с помощью имеющихся в распоряжении науки средств. Ну а средства... дело наживное. Дело наших рук.
Моему собеседнику было 26 лет, когда он задумал сделать свою установку для исследования так называемого эффекта Керра. Она позволила ему позже определить пространственное строение около 200 природных соединений и их аналогов. Эффект Керра был обнаружен еще в 1875 году, но в пространственных исследованиях почти не применялся. Да и ныне, пожалуй, почти не применяется. Прежде не применялся потому, что не знали, каким образом этот эффект можно использовать. Сейчас же - отчасти по той причине, что необходимые приборы не выпускаются промышленностью и их приходится конструировать собственными руками, а отчасти потому, что это связано с довольно сложными теоретическими методами расчета.
Верещагин был химиком-органиком и прежде никогда не держал в руках паяльника, не чинил аппаратуры сложнее электроутюга. А тут нужно было сделать прибор. Собственной конструкции. Самому - от начала до конца.
Старый немецкий поляриметр великолепной работы нашелся после долгих поисков на студенческом практикуме физфака университета. Но кроме поляриметра надо было достать маленькую слюдяную пластиночку. Пластинку строго определенной толщины с точностью до тысячных долей миллиметра. Без нее прибор не работал бы. Но сначала нужно было узнать, где можно раздобыть ее. Кроме того, предстояло перебрать одну за другой сотни, даже тысячи стеклянных трубок, чтобы найти именно ту, что необходима для сборки оптической части. Механические обкладки в полуцилиндрах обтачивались в мастерской, и сначала их сделали из алюминия, потом из латуни, покрытой платиной. Доводить же до конца все надо было самому - шкуркой, бархатным напильником, чтобы не было никаких шероховатостей, иначе луч света будет рассеиваться. Тереть обкладку о бархат, примерять и снова тереть. И год канул в небытие. Но самым страшным (и не только психологически) был день, когда установка опробовалась, когда на самодельную кустарщину надо было пустить напряжение в девять тысяч вольт. Потом, спустя годы, он скажет: "Любой человек может сделать в принципе все, что угодно. Лишь бы не было страха и было сознание, что это необходимо..."
- Вы расшифровываете геометрический скелет молекул. Прекрасно. Но для чего? Предположим, что я прагматик, что я молюсь только пользе, только практическому результату. Что мне до ваших ранее неведомых соединений, если ни одно из них нельзя использовать чисто утилитарно?
- Но кто знает, что будет через несколько десятков лет - какая возникнет технология? Недавно я читал, что Фарадей, отвечая на вопрос относительно применения его закона электромагнитной индукции, легшего в основу всей электротехники, говорил, что можно, мол, будет делать всякие любопытные детские игрушки. Об электростанциях он тогда не мог и подумать! А эффект Керра, открытый сто шесть лет назад? Он никому не был нужен вплоть до 30-х годов, когда немецкие ученые впервые использовали его для установления структуры молекул. Быть может, наша работа тоже будет нужна лишь через сто с лишним лет. Как естественные науки в своем развитии все больше уничтожают индивидуальность тел и даже частиц тел, на которые вначале их разлагало научное воображение и которые стремятся сейчас раствориться в мировом взаимодействии, так и отдельные научные открытия, отдельные результаты тех или иных ученых, лишаясь в своем поступательном движении индивидуальной окраски, сливаются во что-то единое. Практическая польза? Прежде всего знание о мире, о природе. Власть и сила, которые дарит человечеству это знание. Всякое наблюдение какой-нибудь части мира отрывает эту часть от ее отношений, исключает какую-нибудь сопутствующую ей истину. Наконец, искажает ее. Знание относительно какой-либо вещи заключает в себе больше, чем сама вещь. Она включает в себя и связи этой вещи с другими. И мир предстает как живая грандиозная поэма, из которой нельзя выкинуть ни одного слова, где каждое слово надо обязательно прочесть. Прежде всего для того, чтобы узнать, какая тайна скрыта в нем...
Открытие Верещагина - не закон, не сногсшибательная новая гипотеза. Это основательная теоретическая и экспериментальная разработка локальной проблемы.
Известно, что в любой молекуле проявляется сильное влияние атомов друг на друга. Существовали две общие теории распространения этого влияния - либо по цепи атомов, от одного к другому, либо непосредственно через пространство. Долгое время не удавалось получить экспериментальные данные, подтверждающие ту или иную теорию. Сделать это удалось моему собеседнику. Его результаты доказывали, что взаимное влияние передается скорее через пространство, чем по цепи атомов... Маленький лучик, упавший в темноту. Кому пригодится твой свет?
Еще один маленький экскурс в науку о пространственном строении молекул и пространственном течении химических процессов.
До сих пор, например, непонятно, почему метиловый спирт - яд, а этиловый - нет. По химическим и физическим свойствам эти спирты мало отличаются друг от друга, а действуют на человека по-разному. В катализаторах замена одной группы атомов другой вызывает замедление или ускорение реакций. Выяснилось, что от строения молекул зависят свойства органических соединений. Задача же ученых - получать соединения с заранее заданными свойствами, соединения, которыми можно было бы управлять, использовать их физиологическую, биологическую активность, получая полимеры, лекарственные препараты.
- Первый год работа стояла на месте. По натуре я тугодум, долго раскачиваюсь. Синтезировал соединения. Ничего не получалось. Потом от отчаяния занялся использованием дипольных моментов для изучения структуры молекул. И вот наступил тот момент, который неизбежно должен был прийти. Были получены первые результаты, которые и до сего времени в общем-то не потеряли для меня интереса, определив на много лет весь последующий ход работы. Важно почувствовать внутренне, что от тебя, именно от тебя зависит развитие пусть и маленького (в общем масштабе), но определенного сегмента науки. И знать, и слышать внутри себя, что, кроме тебя, никто этого не сделает. Тогда появляется острый интерес, азарт, появляется уйма вопросов, тогда не вылезаешь из лабораторий и ночами.
- Еще один вопрос... Азарт, ночная погоня за истиной или ее видимостью - все это понятно! Но, как я слышал, вы много времени отдаете и всякого рода общественной работе. В студенческие годы - по линии комсомола, сейчас - выполняя другие поручения. Руководить институтским философским семинаром, наверное, тоже бремя?
- Все зависит от твоего отношения... Есть круг людей, на которых все валится. И есть люди, при взгляде на которых никому даже мысль в голову не придет, что им нужно и можно что-то поручить. Я иногда думаю, что дело, наверное, в какой-то физиологической и психологической совместимости человека с тем или иным миром идей и дел. Я, видимо, совместим и с научной, и с общественной работой. Я принадлежу какому-то миру в той же степени, в какой этот мир принадлежит мне, моему "я", и работать в этом мире и для него мне в общем-то интересно... Впрочем, мы заговорились. Ваш ход!
Человек, как и природа, отвечает только на те вопросы, которые ему задают. Полное представление о каком-либо человеке дают его отношения с десятками и сотнями людей, его прямые, непосредственные и косвенные связи с жизнью. А не только его мысли о себе. Мир его чувств и ощущений...
В памяти, в воспоминаниях всегда остается то, что не попадает потом на страницы твоих книг. Из-за недостатка места. Из-за того, что, как бы полно ты ни стремился рассказать о человеке, все равно останется что-то недосказанное или сказанное неточно.
В блокноте остались записи, сделанные после разговоров с Верещагиным, его коллегами:
"Верещагин захотел стать химиком еще в девятом классе".
"Никогда не метался в поисках цели, никогда не раздумывал, как убить время".
"Крепким, непробудным сном спал всю ночь перед решающим опробованием своей установки, а наутро увидел цветной сон".
"Его гложет единственная страсть - страсть к чтению, причем любопытство вызывает литература любого толка, будь то романы, мемуары, детективы самого низкого пошиба или научная фантастика".
"Независтлив, но, как признался сам, тщеславен".
"Далеко не "супермен", напротив, человек, тушующийся иногда весьма заметно, особенно в женском обществе".
"Он помнит очень многое из прочитанного, и у него, скажем, можно узнать, как безмерно оскорбил сенат своим открытым презрением диктатор Сулла в Древнем Риме или подробности смерти Марата в революционном Париже..."
"Из университетов Д'Абиджана (Берег Слоновой Кости), Сегеда (Венгрия), Оттавы (Канада), Клермон-Феррана, Марселя (Франция), Флориды, Техаса, Нью-Йорка (США), Фрейбурга (Германия), Варшавы (Польша), Колледжа Вилор (Индия) и из других стран к нему часто приходят от ученых письма с идентичной просьбой: "Не откажите в любезности прислать мне оттиск Вашей работы...", "Будьте любезны переслать мне Ваш труд...", где, несколько опережая ход событий, а может быть, в порядке светской любезности, его уже называют профессором..." Вот, например, из Института международной информации в Филадельфии (США) пришло очередное письмо, в котором по-русски и по-английски напечатано: "В прилагаемой гранке приведены исключительно новые соединения из Вашей оригинальной статьи в том виде, в котором они будут реферированы в двухнедельном указателе новых химических соединений; пожалуйста, проверьте реферат, он должен полно и правильно отразить содержание Вашего исследования...".
Мне был любопытен человек, научные идеи которого понимают около пятидесяти человек в мире. Но человек этот оказался достаточно широким и объемным. Верещагинское "я" было разомкнуто вовне, привязано к жизни людей, зависимо от нее.
Как индивидуальны, не похожи друг на друга эти люди - мои знакомые и известные всем исторические "персонажи"! Как различен их жизненный и профессиональный опыт! И все-таки типологическая основа их деятельности, основная доминанта их характера, мне думается, одна.
В последнем собеседнике я тоже вижу перед собой человека, служащего науке своего времени, выполняющего ее исторический заказ. Его "я" совместимо с системой научных, духовных и социальных ценностей определенной эпохи, отражает ее запросы и интересы1. Это человек строго очерченного макромира.
"Больше всего я люблю читать про восстания..."
И Гостхоржевич, и Верещагин - люди, добившиеся многого, но все-таки хорошо известные... лишь в "узком кругу" (есть такая классификация).
А что если проанализировать еще социальное поведение двух-трех фигур, хорошо известных и самому "широкому кругу" людей, попытаться применить к ним мою "теорию" о трех типах личности?
Мне кажется, людей, полновесно представляющих собой тип макрочеловека, на земле достаточно. Я бы хотел остановиться на именах людей, к жизни которых питал в свое время большой интерес. В этом случае, конечно, невозможно похвастаться личными наблюдениями, но здесь как раз это и неважно. Биографии этих людей, их политические решения, их выступления, речи, статьи у нас на руках. И в общем-то принадлежат нам, как часть истории.
Только надо, пожалуй, помнить одно: тип классового, национального, условно говоря, "группового" человека -тип сложный. Направленность его деятельности вовне различна. Его дух всегда спаян с эпохой, он - неразрывное целое с ней. Но неразрывное целое либо с консервативными тенденциями ее, либо с прогрессивными, позитивными. Последние моменты всегда важно иметь в виду. Разные люди могут представлять один человеческий тип, типологически находиться в одном ряду, но, питаемые различной - классовой, национальной, идеологической, религиозной или политической - стихией, они, как правило, оказываются по разные стороны баррикад. Если цели в макромире противоречат глубинным социальным веяниям времени или уводят от него в сторону, каким-то образом тормозят общее движение человечества, то, какими бы способностями и талантом ни наградила человека макромира природа, он в этом случае объективно будет данником прошлого. В том же случае, если цели макромира, к которому принадлежит конкретный человек, совпадают с глобальным, общим движением эпохи, налицо тенденция позитивная, и человек этого типа объективно будет работать на будущее. Интересы его макромира, ценности, которые он отстаивает вместе со своей "группой", в этом случае нисколько не противоречат интересам и ценностям всего остального мегамира, т.е. интересам человечества в целом. И его деятельность счастливо совпадает с позитивными тенденциями эпохи.
Таким образом, о классовой, национальной, политической принадлежности этого типа человека нельзя забывать ни в коем случае. Здесь, пожалуй, уместно снова вспомнить известную мысль К.Маркса о том, что сущность человека в своей действительности - "совокупность всех общественных отношений". Рассматриваемый человек - человек до предела общественный, до предела политизированный. И только чувствуя и зная его внутреннюю природу, его полную обусловленность внешним, социальным миром, можно понять такого человека до конца.
А поняв его, кстати, можно многое объяснить в его действиях как политика и найти место его политики в целом в истории...
Да, больше всего этот человек, за действиями которого мы сейчас внимательно понаблюдаем, любил в молодости читать о людях, бросающих вызов времени.
В 1893 году в одной из бесчисленных деревень на юге Китая в семье торговца родился мальчик. Опущу второстепенные детали. Вот ему уже семнадцать лет, и он вновь поступает в школу, которую по настоянию отца бросил несколько лет назад. Известный китайский писатель Эми Сяо вспоминал о своей встрече с ним в школьные годы: "...Мы рассказали друг другу, какие книги читали... Тайком от отца и учителя ему удалось прочитать много старинных китайских романов: "Путешествие на запад", "История трех царств", "Пират", "Жизнь героя Юэ Фэй", "Шо Тан". Он начал мне рассказывать содержание этих романов (приключения их героев так захватили меня, что впоследствии я разыскал эти книги и прочел их). Но и я знал несколько романов, которых не читал Мао. В свою очередь я принялся рассказывать их своему новому другу. Мао сказал, выслушав:
- Это хорошо, только больше всего я люблю читать про восстания.
Звонок. Надо идти в школу готовить уроки. Держась за руки, мы пошли вместе к воротам. Мао заметил, что в руках у меня книга.
- Что это у тебя?
- Биографии великих людей мира.
- Дай почитать,- попросил Мао. Через несколько дней он вежливо и виновато вернул мне книгу.
- Извини, пожалуйста, я запачкал страницы.
Я открыл книгу и увидел, что вся книга исчерчена значками и испещрена отметками, сделанными черной тушью. Особенно пострадали страницы, на которых шла речь о Наполеоне, Петре Великом, Веллингтоне, Вашингтоне... Мао сказал мне:
- И Китай должен бы иметь таких людей. Нужно, чтобы страна была богатая и чтобы у нее была сильная армия. Только тогда с нами не повторится то, что случилось с Индокитаем, Кореей, Формозой (остров Тайвань.- Ред.)"1.
Это воспоминание о Мао Цзэдуне было написано Эми Сяо уже задним числом, много лет спустя, но не думаю, чтобы оно было целиком придумано. Из воспоминаний возникает любопытный образ. О чем думает обычно человек в семнадцать лет? Да часто о том, что не выходит за пределы бытового окружения. О каких-нибудь школьных пустяках. О своих приятелях, о девочках. Здесь же молодой человек думает о своей стране и ее будущем. И, быть может, впервые примеряет себя к великой роли. Почему я все же верю Эми Сяо? Потому что идея национального величия Китая (и своего собственного), впервые им здесь заявленная, не была для этого человека случайной. Впоследствии он будет руководствоваться ею в течение всей своей жизни.
Прошло шесть лет после разговора с товарищем в школьном дворе. В Китае за это время прокатилась волна крестьянских восстаний, пала цинская империя, чрезвычайно много событий произошло не только в мире и в стране, но и в жизни нашего героя. Но изменились ли его идеи?
В апреле 1917 года в журнале "Новая молодежь" двадцатитрехлетний студент педагогического училища из города Чанша в своей первой статье публично объявляет миру о своих взглядах: "Наша нация имеет недостаточно физических сил. Боевой дух не пробужден. Физическое состояние населения ежедневно ухудшается. Это чрезвычайно опасное явление. Если так будет продолжаться, мы будем постепенно слабеть. Достичь наших целей, заставить другие народы ощутить наше влияние - это лишь нечто внешнее, необходимые результаты. Внутренняя же основа всего - это развитие наших физических сил.
Если наше тело недостаточно сильно, мы испугаемся, как только завидим вражеских солдат. Как же тогда мы добьемся наших целей и заставим себя уважать?"
Что бросается здесь в глаза? Статья вроде бы посвящена незначительному частному вопросу - развитии физической культуры, но, оказывается, накачивать мускулы необходимо не здоровья ради, а в политических целях, дабы каждый был готов стать полноценным бойцом за великий Китай.
Мышление человека макромира (это видно на примере персонажа наших размышлений), как правило, достаточно масштабно, во всяком случае, социально. Привкус "социальности", конечно, у каждого макрочеловека свой, идущий от того макромира, в котором он живет. Свой привкус - националистического толка - имеет и мышление молодого Мао Цзэдуна.
Потом этот человек возглавит Коммунистическую партию Китая, станет руководителем одного из крупнейших в мире государств с восьмисотмиллионным населением, в своих программных речах и выступлениях будет беспрестанно выдвигать перед массами лозунги социализма и коммунизма. Но "националистическая" доминанта его духа полностью сохранит свою силу.
Поэтому совсем не случайно в конце пятидесятых годов этот человек пойдет на открытый разрыв с остальным коммунистическим движением. Такой поворот можно было предвидеть, между прочим, задолго до того, как он произошел. Резкий крен в политике был закономерен. Цели чисто национального порядка - создание из Китая третьей масштабной по значимости самостоятельной силы в мире - пришли в естественное противоречие с целями и задачами мирового коммунизма.
С этой точки зрения любопытно взглянуть на политику "большого скачка" и "народных коммун", объявленную в Китае в августе 1958 года.
Руководство страны, и в первую очередь Мао Цзэдун, приняло тогда решение увеличить за пятилетку объем валовой продукции промышленности в стране в 6,5 раза со среднегодовым темпом роста, равным 45%, а сельского хозяйства - в 2,5 раза, со среднегодовым темпом роста в 20%. Что это было? Крупный экономический просчет, как считали некоторые специалисты по Китаю? Неграмотная, с точки зрения теории и практики социализма, попытка выдать желаемое за действительное, вернее, увидеть в действительном желаемое? Или, быть может, на самом деле ставилась цель "ускорения социалистического строительства в деле досрочного построения социализма и постепенного перехода к коммунизму", как это было официально заявлено китайскими властями? Думаю, нет. Думаю, что никакого бессознательного экономического и политического просчета не было. Тотальное огосударствление собственности (царил лозунг "Все принадлежит государству, за исключением зубной щетки"), военизация труда, уничтожение семей, создание многомиллионных трудовых армий, свободно манипулируемых и бросаемых по приказу на любой участок работы, принцип "коммунизации", сочетающий "промышленность, сельское хозяйство, торговлю, образование, ополчение в одной единице и, таким образом, облегчающий руководство" этими единицами - все это было бесконечно далеко от принципов коммунизма и представляло скорее совершенно фантастическую, абсурдную карикатуру на него. И думать, что наш "второй человек" не понимал всего этого, что он "ошибался" или "заблуждался", вряд ли будет верно.
Демагогическая словесная шелуха: "Большой скачок открыл новую историческую эпоху, свидетельствующую о том, что Китай идет семимильными шагами к коммунизму", которой были переполнены тогда китайские газеты, не была средством самообмана для него лично. Эта демагогическая шелуха служила необходимой духовной пищей для восьмисот миллионов населения страны, для его политической и идеологической обработки. Цель же всего этого тотального наступления на привычные институты жизни была другая - я думаю, это была совершенно сознательная попытка идеологическими, военно-административными и политическими средствами, находящимися в руках военно-бюрократической диктатуры, подстегнуть экономическое развитие страны, добиться выполнения все той же программы - по возможности предельно быстрого превращения Китая во влиятельнейшую державу мира. В этих условиях восьмисотмиллионное население страны превращалось в естественное средство для достижения намеченной цели, в строго военизированную даровую рабочую силу, годную лишь для одного - для осуществления задач индустриализации страны в максимально короткие сроки. Отсюда лозунги: "Люди выше, чем техника!", "Революционизирование важнее механизации!"
Вспомним, что к этому времени прямые военные расходы Китая составляли более сорока процентов бюджета. Им была уже испытана атомная и водородная бомбы, запущен искусственный спутник Земли, то есть изготовлены средства доставки термояда. Все эти вещи для нашего "второго человека", думающего о "величии" Китая, а значит, и о своем собственном, были бесконечно важнее, конечно, чем, допустим, "счастье" простого человека. Отсюда, в частности, можно понять настойчиво вдалбливаемый в сознание миллионов китайцев лозунг: "Учиться у Дацина и Дачжая", означавший развитие мелкого производства в гражданских отраслях экономики без государственных вложений, а также полное самоудовлетворение любых местных нужд и потребностей населения. Средства шли на производство термоядерного оружия, на "накачивание мускулов". Вспомним раннюю статью этого человека о развитии физической культуры. И через сорок лет, уже будучи не студентом педагогического училища, а руководителем государства, он думает и мечтает о тех же "мускулах".
Поразительно, как верен был этот человек своей первоначальной идее. Естественно, что средств в стране не хватало на жизнь людей. Да и об обыкновенной жизни обыкновенных людей наш персонаж не думал. Задача, которую он решал, проводя внутреннюю и внешнюю политику, была одна - скорейший вывод Китая на ведущие роли в мире. И для достижения этой цели, вероятно, считал он, хороши любые средства. Даже на первый взгляд "нелепые".
Поэтому мне трудно согласиться с теми китаеведами, социологами, экономистами, политическими обозревателями вроде Ф.Бурлацкого, которые видят основной порок концепции Мао Цзэдуна в том, что он якобы не понимал природы социализма и его экономических законов, не понимал исторического места социализма как самостоятельного и длительного этапа развития общества на пути к коммунизму. Социализм, полагают они, утверждая это в своих работах, рассматривался им, по сути дела, под углом зрения переходного периода от капитализма к коммунизму как очень кратковременная полоса, через которую надо перескочить как можно скорее и изжить в максимально короткие исторические сроки. Словом, этого политика толкало, мол, вперед нетерпение. Так можно их понять. И здесь, мне кажется, горе-специалисты по Китаю допускают большой просчет сами. И в первую очередь просчет психологический. Я думаю, этот человек понимал все прекрасно.
Отказывать ему в чрезвычайно изворотливом уме, в гигантском опыте вряд ли разумно. Это был политик чрезвычайно сильный, сумевший выжить и победить в невероятно сложных условиях китайской революции. Но это был политик - и в этом одна из драм или даже трагедий первых этапов китайской революции,- который явно относился по масштабу своего мирочувствования не к типу людей бесконечных, безграничных, универсальных. Это не Че Гевара, не Швейцер. Их общечеловеческие идеалы бесконечно далеки от его идеала. Перед нами макрочеловек, который защищал ценности своего в общем-то ограниченного идеала, своего национального макромира и, надо отдать ему должное, был верен им до конца. И до конца последователен в их отстаивании. Он не мог прыгнуть выше потолка. Да и не считал нужным. Задача создания "сильного" - подчеркиваю, "сильного", а не "социалистического",- Китая была всегда единственной и главной сферой его интересов, и его "я" не простиралось за эти рамки. Все остальное было для него камуфляжем, прикрытием, необходимым приемом, который он, я думаю, всегда чрезвычайно умело использовал в борьбе за свои цели...

"Наша национальная оборона
должна охватывать все..."
Ф.Рузвельт - еще одна достаточно известная фигура политика, на мой взгляд, принадлежащего к этому же типологическому ряду.
Если Мао Цзэдун родился в деревне, в семье скромного торговца, стоявшего на нижних ступенях социальной лестницы, то наш новый герой по происхождению принадлежал к высшим слоям общества США.
Иным здесь было все.
Китай, страна древней истории и богатейшей тысячелетней культуры, в начале XX века переживал чувство "неполноценности", с трудом избавлялся от комплекса "недооценки своих возможностей". Эти настроения питали душу молодого Мао Цзэдуна. Становление Франклина Рузвельта произошло, напротив, в стране, переполненной империалистической гордыней, экономической спесью.
Это была молодая, бурно растущая индустриальная держава, уже начавшая расталкивать локтями своих соседей, и время юности будущего политического деятеля совпало с ее первыми успехами на этом поприще. Преследуя в первую очередь политические цели, в 1907-1909 годах флот США совершил кругосветное плавание. Гремя орудийными салютами, 16 линкоров показали американский флаг во всех концах земного шара. Это была явная демонстрация того, что молодой гигант достиг статуса мировой державы и отныне выражает претензии на свое повсеместное присутствие в мире. Так что совсем не случайно спустя семь лет Рузвельт, заняв пост заместителя военно-морского министра, стал совершенно открыто проповедовать миру "империалистическую" доктрину. Иного и быть не могло. Этот человек являлся носителем классовой морали.
"Наша национальная оборона должна охватывать все Западное полушарие, ее зона должна выходить на тысячу миль в открытое море, включать Филиппины и все моря, где только бывают американские торговые суда. Для удержания Панамского канала, Аляски, Американского Самоа, Гуама, Пуэрто-Рико, морской базы Гуантанамо и Филиппинских островов мы должны располагать мощным флотом. Все это в равной степени верно и в отношении Гавайских островов и стран Центральной и Южной Америки, которые мы рассматриваем как придерживающихся тех же идеалов свободы, что и США"1.
Что еще мог сказать этот человек? Он являлся носителем классовой морали. Его идеология, догматы его верований, его практические действия всегда в конечном счете обусловливались социально-политическими интересами его круга, который выдвинул его на политическую сцену. Мог ли он говорить что-нибудь другое? Я думаю, нет. Устами Рузвельта говорил человек определенного макромира. "Политизированность" его мышления, его направленность в определенную сторону налицо.
Доминантой жизни этого человека стало одно стремление - сделать тенденции капиталистического "американизма" доминирующими, господствующими в мире, распространить их влияние повсеместно или - я цитирую: "предложить свое руководство бедствующему человечеству". Цель, как видим, поставлена Рузвельтом крупная, внеличностная, имеющая своей целью защиту национальных и классовых интересов, хотя по своей природе она все равно локальна, имея явно преходящий характер во времени и значение, конечно, только для определенного макромира.
Бесконечный универсальный человек, как мы видели, служит "эгоизму" всего человечества и даже всего живого на земле. Сфера мышления, чувствования и действия патриота "фрагмента" - "эгоизм" групповой, чаще всего национальный и классовый.
Всмотримся внимательно еще раз на примере новой "модели" в типологический характер "эгоизма" этого второго рода.
"Его глаза дружественные, но непроницаемые, улыбка приветливая, но ни к чему не обязывающая, манеры открытые, которые, однако, нельзя было разгадать,- все это говорило о его недоступности извне. Он любил людей, но очень редко открывался перед ними. Отдаление даровало ему мастерство в политике, в расчетах. Тех, кто любил его больше всех, он терзал особенно безжалостно. Почти каждым он мог пожертвовать. Поскольку он мог быть коварным и скользким морально, он казался мягким и услужливым, однако в действительности был ужасающе тверд внутри. Под внешней оболочкой скрывался другой человек: более сильный, более твердый, более честолюбивый, более мелкий, более злой, более злопамятный, более глубокий, более сложный, более интересный" - таким видели Франклина Рузвельта его ближайшие помощники и друзья.
Горький как-то писал: "Писатель должен смотреть на своих героев именно как на живых людей, и живыми они у него окажутся, когда он в любом из них найдет, отметит и подчеркнет характерную, оригинальную особенность речи, жеста, фигуры, лица, улыбки, игры глаз. Людей совершенно одинаковых нет, в каждом имеется нечто свое - и внешнее, и внутреннее"1.
Все это правильно. Но сейчас нас интересует не то, какое платье носил наш персонаж, что он любил есть, как проводил свободное время, увлекался ли женщинами и каким образом, допустим, он справлялся с тяжкой болезнью, вдруг обрушившейся на него; нет, при составлении "типологического" портрета важнее увидеть, наверное, что принадлежит в этом человеке, собственно, даже не ему, а истории, социальной среде, его породившей, как сказались в его личных чертах общие черты того класса и, возможно, даже того "класса" в классе, представителем которого он являлся.
Поэтому опущу все второстепенные детали. Остановлю внимание лишь на двух моментах, в которых обнажился основной "мотив" деятельности Рузвельта.
Конец двадцатых - начало тридцатых годов XX века были для США временем крайне трудным. Экономический кризис породил в людях субъективно ощущение катастрофичности, а объективно свыше пяти тысяч закрытых, потерпевших банкротство банков эту катастрофу продемонстрировали всему миру.
Американизм, как воплощение твердынь капитала, был на грани низвержения с высочайших позиций влияния и власти.
Половина рабочего класса страны - семнадцать миллионов человек - находилась в положении безработных. Легко представить, какой это был горючий материал. Летом 1932 года в Вашингтоне собрались двадцать пять тысяч ветеранов первой мировой войны с требованием выплаты пособий. Все шире распространялось забастовочное движение фермеров - они прекратили поставку продовольствия в города, их пикеты останавливали поезда. Группа известнейших деятелей науки и культуры, к чьему слову прислушивалась вся Америка, выпустила манифест, в котором заявила, что решение коммунистов - "свергнуть систему, несущую ответственность за все кризисы" - единственно реальная и необходимая мера в существующих условиях. Все это означало, что классовая война может вот-вот принять открытые формы.
Что делает в данной ситуации Рузвельт, ставший к этому времени президентом страны?
Отвергать необходимость изменений, считал он, нецелесообразно. Если не признать, что время созрело для них, тогда на повестку дня действительно встанет "яростная социальная и политическая революция". Такая слепота привела к политическому краху бывших правителей России, печальный опыт Николая II и Ф.Керенского был изучен тщательным образом, и Рузвельт счел, что не следует повторять их ошибок. Поскольку массы находятся в движении, следует пойти не против них, а с ними, но по пути собственной интерпретации идей, властвующих над их умами. Необходимо вырвать осмысление событий из уст левых идеологов и навязать стране свое осмысление, отвечающее традициям "американизма". Политика частичных, пусть и крупных, уступок означает не поражение капитала, а его необходимую переориентацию, необходимую, дабы основные принципы были спасены и остались неизменными.
Говоря проще, он решился "выпустить пар" и дать подачку отчаявшейся массе людей. "Бросить кость", как выражался он. И "кость" эту он бросил.
Закон о восстановлении национальной промышленности, вступивший в силу в июне 1933 года, разрядил атмосферу. Во всех отраслях промышленности вводились "кодексы честной конкуренции", своего рода обязательные правила относительно объема производства, применения равных технологических процессов и техники безопасности.
Применение равных правил к неравным по своему оснащению и мощи предприятиям, естественно, давало лучшие возможности для развития крупнейших предприятий; ускорялся процесс монополизации капитала. Тем самым легче было достичь гармонии в совместном "планировании" правительства и предпринимателей.
Принципы государственно-монополистического капитализма больше отвечали потребностям дня, чем догматы свободного предпринимательства, приводящие в конечном счете к убийственной конкуренции и бесконечной войне всех против всех. Эта война и породила экономический, а вслед за экономическим и общественный кризис. И в новом законе государство выступало уже как регулятор между капиталом и трудом - в пользу крупного капитала, а значит, и в пользу основных принципов капитализма. С другой же стороны, закон предусматривал и некоторые ограничения в деятельности частного капитала снизу.
Так в качестве отчасти клапана, а отчасти ограничителя Рузвельт вводил право рабочих на коллективный договор и организацию профсоюзов. Это была отдушина, через которую должна была вырываться общественная энергия в опасной ситуации. К тому же кодексы запрещали детский труд, устанавливали минимально возможный размер заработной платы и максимально возможную длительность рабочей недели.
Другая часть закона предусматривала, кроме того, ассигнование невероятной по тем временам суммы - 3,3 миллиарда долларов на государственные работы, миллиардная инъекция в экономику должна была в какой-то мере сократить безработицу, а весь комплекс мер - дать понять массе людей, что пришли благодетельные перемены.
Это была плата за страх перед человеком в прямом долларовом исчислении. И надо сказать, эта миллиардная "кость" была схвачена трудовой и безработной Америкой.
Энергия "канализировалась", "пошла" не по пути открытой классовой войны, а по пути скрытого медленного переваривания брошенной подачки. Народ в своей основной массе удовлетворился завоеванным и "примкнул" к "новому курсу", провозглашенному нашим "вторым" человеком.
Для нас здесь интересны не столько наблюдения за экономической стороной этого дела, сколько другое. Любопытно наблюдать за тем, как весь ум Рузвельта, часто незаурядный по силе, все его способности, в большинстве случаев немалые, были сконцентрированы на защите ценностей того социального макромира, в котором этот человек родился и с интересами которого он себя полностью отождествил.
Весь его духовный потенциал, профессиональный опыт, знания, нравственная и политическая культура работали только на "интересы" этого макромира, и ни на что больше. И в этой "привязанности" его духа к определенному миру заключается "секрет" силы этого человека, ибо его личная сила была надличностной, надбытовой силой круга жизни, стоящего за ним, но в этой же "связанности" духа внешним макромиром содержалась и тайна ограниченности этого человека.
Ворота в бесконечный мегамир он никогда не открывал. Он их не видел.
Но оставим пока обобщения. Посмотрим внимательно еще раз на этого человека, исполнявшего в 30-40-е годы роль президента страны. Быть может, рано еще интегрировать наблюдения? Вдруг, предположим, в области внешней политики человек такого типа ведет себя совсем по-другому? Что тогда?
Недаром, видимо, его ближайшие помощники и друзья отмечали, что он только казался "мягким и услужливым", тогда как "в действительности был ужасающе тверд внутри". Он умел очаровывать и обманывать. И обманул многих. Не случайно опять же и у нас в стране он сумел заслужить славу "хорошего" американского президента, чуть ли не "друга СССР", в отличие, скажем, от "плохого" Трумэна, его сменившего.
И в самом деле, как, например, расценить то, что Рузвельт, исповедующий капиталистическую систему догматов, уже в первые месяцы своего президентства пошел на явное сближение со страной, утверждавшей совсем другую систему ценностей?
В 1933 году его жена посетила одну из школ. В классе, куда она зашла, на стене висела географическая карта с большим белым пятном. На вопрос, что это за белое пятно, жене президента ответили: "Это место на земном шаре не разрешается никак называть". Не разрешалось называть Советский Союз.
Вскоре после этого инцидента, в который трудно поверить, но который тем не менее имел место в действительности, Рузвельт сделал первые шаги к установлению дипломатических отношений с СССР - жест по тем временам смелый, даже авантюрный.
Почему он пошел на это? Быть может, взыграла в душе философия альтруизма? Или подступила к сердцу тоска по всечеловеческому братству? Или почему, скажем, в июле 1941 года - в самые первые и самые трагические для СССР дни второй мировой войны, он сразу же послал в Москву своего личного представителя Гопкинса с предложениями помощи и сотрудничества в войне? Неужели из сострадания?
Нет, конечно. Рузвельт подобных всечеловеческих чувств в себе как в политике не знал.
Установление дипломатических отношений с СССР было для США мерой необходимой в складывающейся международной обстановке. Мировая война уже маячила на горизонте, и становилось все более ясно, что она может выплеснуться вовне с немецкой земли. Возможной агрессии фашизма нужно было найти достаточно сильный противовес, крупную жертву, в которой эта агрессия могла бы завязнуть и забуксовать. По мысли западных политиков, обдумывавших, режиссировавших сценарий будущей войны,- а среди них был и персонаж нашего очерка,- война должна была стать в первую очередь классовой по своему характеру, то есть "канализована" в восточном направлении - на СССР, и одним из главных результатов ее должно было стать уничтожение советской системы жизни.
И здесь заключался, на мой взгляд, основной промах западных политиков. Война, которую развязал Гитлер, неожиданно для них явилась войной не только классовой, но и расистской, националистической, и националистической даже в первую очередь, ибо сначала Гитлер ударил по Западу, захватив почти всю Европу... И тут же возникла опасность для США, правда, опасность еще далекая, но уже ощутимая и реальная. "Если падет Великобритания, державы "оси" (Германия, Италия, Япония) поставят под свой контроль континенты Европы, Азии, Африки, Австралии и все моря... Африка падет автоматически, ибо на девяносто пять процентов это колония. Следующая совершенно несомненная цель - Центральная и Южная Америка. Гитлер будет господствовать в Европе и заявит Аргентине: "Приношу тысячу извинений, но мы не будем покупать вашу пшеницу, мясо или кукурузу, если вы не подпишете эту бумагу". А в бумаге будет сказано: "Во-первых, мы приобретаем вашу кукурузу в обмен на наши товары, мы приобретаем ваш скот на наши товары, мы оплатим вашу пшеницу нашими товарами и сами выберем, какие товары давать вам. Во-вторых, мы должны вверить нашим офицерам вашу оборону и военную подготовку. Ах да, чуть не забыл, вы можете сохранить свой флаг". Так вот, если бы мы были аргентинцами, мы подписали бы эту бумагу, ибо запрет экспорта нашего скота, пшеницы и кукурузы в Европу приведет к банкротству страны. Затем настанет черед Бразилии, где уже живет 250 тысяч немцев... Центральная Америка? При соответствующей подготовке и умении подыскать нужных людей можно совершить переворот в любой из стран Центральной Америки, затратив от миллиона до четырех миллионов долларов. Иными словами, это только финансовый вопрос... Короче говоря, идет постепенное окружение Соединенных Штатов, уничтожается первая линия обороны".
Я привожу один из монологов Рузвельта. В нем ощутима даже нота паники. Вот почему уже в июле 1941 года его личный представитель оказался в Москве. СССР стал первой линией обороны США, и главной задачей миссии Гопкинса было выяснение одного вопроса: удержится ли эта линия обороны под натиском немцев или не удержится?
В последнее время в печати немало писали о катастрофических преступных ошибках и акциях Сталина, совершенных им накануне войны. Об обезглавливании командного корпуса нашей армии, когда было уничтожено около сорока тысяч офицеров, в том числе высших. О дипломатических провалах и промахах, в частности о заключении сомнительного пакта о ненападении в августе 1939 года и еще более сомнительного и двусмысленного договора "о дружбе и границе" с нацистской Германией в сентябре того же года. О крупной стратегической ошибке - передислокации наших военных сил на южное направление и ослаблении центрального минско-смоленского направления, где и был осуществлен Гитлером основной удар. О непростительном недоверии к многочисленным данным нашей разведки, не раз предупреждавшей о сроках начала войны.
Все это отчасти правильно. Но никто не указывает на еще одну колоссальную ошибку Сталина. Сталин допустил еще один серьезнейший стратегический просчет, обошедшийся нашей стране чрезвычайно дорого. Во время переговоров 30-31 июля 1941 года Гопкинса, видимо, уверили, что оборонный потенциал СССР громаден и неисчерпаем, фронт страна удержит. И, вероятно, не только уверили, но с цифрами в руках доказали небеспочвенность таких заявлений. Ума на то, чтобы схитрить, у Сталина в этот раз не хватило. А возможно, плебейский гонор подвел. Во всяком случае, можно сказать: он не был серьезно подготовлен к встрече с Гопкинсом.
А именно в это время решался вопрос, что делать в войне Соединенным Штатам: американский генералитет считал необходимым введение в боевое соприкосновение с силами Германии американских сил, доказывал, что без прямого вступления США в войну европейские противники Германии не смогут нанести ей поражения. Другие группировки в стране полагали достаточным оказание противникам Германии всяческой материальной помощи и поставок вооружения по ленд-лизу. Доклад Гопкинса своему шефу о московских впечатлениях и основное в этих впечатлениях, а именно доводы Сталина и Молотова, что СССР удержит фронт, оказались решающими.
Рузвельт окончательно склонился к мнению, что роль США в войне должна ограничиться "предоставлением вооружения, транспортных средств и помощи морским флотом". Он решил, иными словами, воевать при помощи одних долларов, что больше отвечало интересам "американизма".
"На европейском театре Россия, учитывая ее географическое положение и людские ресурсы, наиболее благоприятно расположена для борьбы с Германией, на Тихом океане Китай занимает аналогичное положение в отношении Японии. Наша основная политика должна заключаться в том, чтобы обеспечить людские ресурсы России и Китая соответствующим снаряжением, чтобы дать им возможность сражаться". И речь вовсе идет не о том, замечал Рузвельт, чтобы "ублаготворять Сталина", а о том, чтобы "использовать русских в наших собственных интересах".
Именно поэтому "мягкий, услужливый" президент желает в письмах Сталину "героической Советской Армии дальнейших успехов, которые вдохновляют всех нас", не забывает постоянно выражать "глубокое восхищение ее великолепными, непревзойденными в истории победами", но не открывает второй фронт ни в 1942, ни в 1943 году.
Лишь тогда, когда стало вполне очевидным, что советские армии смогут сами очистить от фашизма всю Европу, включая и Францию, и вся послевоенная Европа окажется под влиянием СССР, наконец началась давно планируемая операция "Оверлорд" - бросок англо-американских войск через пролив Ла-Манш на берега Нормандии.
Открытие второго фронта больше преследовало не военные цели. Разумеется, они были, но носили второстепенный, подчиненный характер.
Главным было другое: через Нормандию лежал путь к послевоенному устройству мира, а в нем - так считал Рузвельт - Соединенные Штаты должны были быть силой доминантной. Поэтому высадка во Франции в июне 1944 года крупнейшего в истории десанта преследовала отнюдь не цели борьбы с фашизмом - эту задачу выполняли советские армии на Восточном фронте; для англо-американцев же первоочередным делом было желание "физически" продемонстрировать право на свой кусок "пирога" в послевоенном мире. И в общем-то эта цель нашим "вторым макрочеловеком" была достигнута. Влияние США в странах Западной Европы стало доминирующим в течение многих десятилетий после второй мировой войны.
"Мягкий, услужливый" человек, игравший роль президента, если бы прожил дольше, мог бы объективно считать свою миссию на земле исполненной: его макромир, его монополистическая Америка, отчасти благодаря его усилиям, укрепили свои позиции в годы его правления.

Кто я, человек? Кто ты, прохожий? Ты, читающий, работающий, смотрящий, идущий, воюющий, летящий, любящий, ненавидящий, ликующий, скорбящий?
В живописи портрет во все времена считался и считается наиболее сложным жанром. Это, наверное, не случайно. Даже в беглых, подчас не до конца "прописанных" набросках с натуры, как мы это видим в набросках Гостхоржевича, Рузвельта, Мао Цзэдуна, перед нами предстает уже не тот многомерный неожиданный безграничный человек, портрет которого я пытался создать в начальных очерках. Теперь перед нами уже совершенно другой тип человека. Тут иные краски, иной рисунок. Личные цели, личный эгоизм помножены на интерес социальный, национальный, классовый - "макрогрупповой". На цели того круга, в котором человек живет и ценности которого он стремится утвердить в жизни. Другими словами, на "эгоизм" некоего исторически конкретного социального Целого.
Опорой духа для этого человека служат крупные фрагменты действительности. Его практическая деятельность и вся духовная жизнь определяются обстоятельствами довольно масштабного порядка. Такой человек - представитель не мега-, но макромира.
Цели? Вспомним Гостхоржевича... Их ему дает время. Дело? И дело ему тоже определяет время.
Действительно цель, которую преследует человек второго типа, не порождение только его собственной души; в большей мере она дана ему извне - нацией, классом, обществом, государством. Человек данного уровня как бы исполняет поручения истории на каком-то отрезке времени. Это человек, конечно, не узкобытовой. Не всегда он победитель. Подчас жизнь заставляет его вкусить и горечь поражения. Но в исторически объективной необходимости его действий - сила, прочность его шага по земле, и в этом как бы обязательность его существования.
Но пределы есть пределы. Ученый, принадлежащий к рассматриваемому человеческому типу, каким бы крупным талантом ни одарила его природа, на мой взгляд, не сделает глобальных открытий, не совершит в науке революции, подобно Ньютону или Дарвину. Мышление ученого подобного ранга все же связано. Его развитие происходит в рамках определенной научной системы. В ее границах он совершает крупные открытия, в ее пределах он может быть и пионером. Столь же определенными отметками ограничена деятельность и руководителя в промышленности, и политика, и поэта, являющих в своем лице данный человеческий тип. Их сила - в силе тех подчас крупных социальных общностей, к которым они принадлежат: группы, нации, класса. Печать некоторой замкнутости лежит на исторически временных, хотя и весьма крупных, целях и на мышлении, и на всей практической деятельности людей рассматриваемого типа.
Подчеркну еще раз: классовый и национальный подход при анализе данного типа просто необходим. Человек этой категории всегда составляет неразрывное целое с окружающим его внешним макромиром.
В эмпирических наблюдениях над человеком данного типа я остановился и на своих современниках, людях 60-80-х годов XX столетия, и на людях 30-60-х годов, принадлежащих к другим социально-политическим и национальным системам.
Оказалось, что основная доминанта характера у людей данной группы, их типологически-поведенческая основа могут быть полярно направленными.
Об этой особенности человека второго типа забывать нельзя. Поскольку в одном случае он может составлять одно целое с прогрессивными тенденциями своей эпохи, а в другом - с ее консервативными, а то и реакционными или какими-либо иными направлениями, то в нем обнаруживаются все достоинства и заблуждения времени и макромира, к которым он принадлежит.

"Венчается раб божий..." (Первый человек)

Читаю только что опубликованный роман современного автора - в нем сюжет из жизни маленького, ничтожного человека, взятого в его "бытовой ипостаси". Автор подробно и художественно описывает, каков этот человек в ресторане, на работе, как он ест и с какой интонацией говорит, каким он был в счастливое время влюбленности и каким стал теперь, в пору развода. Великолепно написанные семейные свары на кухне и лестничной площадке (столько "вкусных" деталей, что невольно охватывает зависть!) перемежаются с блестящими по языку пространными описаниями скандалов на дачном участке: надо делить нажитое прежними поколениями имущество - но как разделить, положим, дом? Сражения серьезны, с обеих сторон в них участвуют немалые силы, в стилистической ткани повествования чувствуется толстовская школа, и иные страницы по тщательности и пластичности рисунка, тонкости психологической отделки вызывают в памяти чуть ли не описания сражений под Аустерлицем и Бородином в знаменитом романе. Несоизмеримы только масштабы...
Словом, автором берется тот момент человеческой жизни, когда, по выражению одного критика, "вчерашние мечтатели неожиданно для себя начинают стервенеть". Симпатии автора целиком на стороне этих "стервенеющих мечтателей". Они представляются ему людьми, "заеденными средой", людьми необыкновенно сложной духовности. Среда съела и их "благие" некогда порывы, и вот теперь идет борьба за материальные ценности. И мне, читающему человеку, предлагается посочувствовать этой борьбе, потерзаться мучениями и страстями этих милых, сложных людей. Сопереживать им мне, откровенно говоря, не хочется, но критика (в двух газетах помещены самые благожелательные рецензии) заботливо разъясняет мне, что в романе "с большой художественной силой" показана "сложная духовная жизнь" современного человека в ее живом "магнитофонном" варианте. Передо мной чуть ли не "энциклопедия духа" моего современника. Мне-то, грешным делом, кажется, что никакой "энциклопедии" тут нет, что мой коллега просто изобразил определенный тип человека, а именно тип маленького эгоистического человека, легко меняющего личину "стервеца" на личину "мечтателя", и наоборот. Но критика не позволяет мне так думать. Она защитница, она на стороне страждущих и со слезами умиления и восторга именует такого персонажа жизни "простым человеком" и "рядовым тружеником" со сложными духовными порывами. И если простой человек по какой-либо причине иногда "остервеневает" в поисках какой-либо новой для себя истины, то я, читатель, оказывается, должен возрыдать вместе с ним. Определенный тип человека, таким образом, выдается здесь за человека вообще, чуть ли не за героя нашего времени и всей литературы.
Вспоминаю строки из "Дон Жуана" Дж.Байрона:
Ищу героя! Нынче что ни год
Являются герои, как ни странно.
Им пресса щедро славу воздает,
Но эта лесть, увы, непостоянна:
Сезон прошел - герой уже не тот.
Думается, Байрон имел в виду литературу именно такого рода. Искать в ней "героя", конечно же, напрасный труд. Это искусство "безгеройное" в принципе, оно имеет чисто "персонажный" характер.
Человеческая жизнь, которую описывает искусство данного уровня, с одной стороны, "массовая", с другой -"единичная". Я назвал бы ее случайной. Она как бы распылена, атомизирована, отъединена от общего идеала. Стоит в стороне от него, служа только личной выгоде.
Литература XX века знает два великих романа о таком типе человека - я имею в виду "Жизнь Клима Самгина" М.Горького и "Тихий Дон" М.Шолохова. Эти романы показывают, что классическое и суперклассическое искусство никогда не забывает о социальных и нравственных ориентирах, об идеале (несмотря на "небольшого" героя). Ворота, которые оно распахивает перед ищущим истину и красоту человеческим духом,- это всегда ворота не в микро-, а в макро- или мегамир.
Горький - а, на мой взгляд, он в образе Клима Самгина великолепнейшим и беспощаднейшим образом описал данный тип человека (и на фоне не узкой лестничной клетки, а сорока переломных лет российской истории),- преподал нам урок умения видеть социальное лицо этого принципиально "внесоциального" человека.
Повнимательнее вглядимся в "простого человека".
Блеск золотых окладов икон. Серебро паникадил и подсвечников. Лампады, мерцающие у ликов святых. В раскрытой дверце алтаря - Иисус в синем одеянии.
Служба кончилась, ушли прихожане. Пустынно, тихо. Уборщицы моют пол, вытирают подсвечники, снимают восковой нагар. И только в притворе церкви еще толпятся люди. Две пары новобрачных, их родственники, несколько старух, стариков. Томятся, ждут. Затянувшееся ожидание наконец разрешается выходом священника. Он еще сравнительно молод, лет сорока, чуть лысоватый, с черной, аккуратно подстриженной бородой, в тяжелой, плотной золотисто-желтой ризе. В руках его - тяжелый серебряный крест с распятием.
И вот уже возносятся к потолку, наполняют церковь певучие слова молитвы - о всевышнем, о мире, о спасении. И уже ровным рядком стоят новобрачные, держа в левой руке длинные тонкие свечи.
Одна из девушек - высокая, красивая, с гордо вскинутой головой. Другая - маленькая, тоненькая. Но в глазах у обеих - испуг, ожидание необычного и словно какая-то неловкость. Парни - в черных костюмах, уголочек платка чуть выдвинут из левого нагрудного кармана; у того, что рядом с высокой девушкой, волосы приглажены, лицо деловито, энергично, у другого - буйная русая шевелюра, взгляд сосредоточеннее, неподвижнее.
- Креститесь,- тихонько подсказывает священник.
И каждый осеняет себя крестным знамением. Кто знает, может быть, вчера не раз пришлось потренироваться перед зеркалом? А может, креститься - это уже их привычка?.. Щепотью - сначала лоб, потом вниз, правое плечо, левое.
- Целуйте.
Каждый аккуратно прикладывается губами к кресту с распятием.
- Господи, помилуй! Господи, помилуй! - взмывают вверх слова молитвы.
- Господи, Боже наш!.. Призри на раба твоего Игоря и на рабу твою Татьяну. И на раба твоего Вячеслава, и на рабу твою Валентину. И утверди обручение их в вере и единомыслии, и истине, и любви,- тихо бормочет священник.
И все серьезнее и бледнее лица молодых, все автоматичнее их движения. Механизм происходящего священнодействия поглощает все внимание, подавляет волю.
- О еже податися им целомудрию и плоду чрева на пользу, о еже возвеселитися им видением сынов и дщерей!.. И сего бо ради оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене, и будете два в плоть едину...
Все привычнее движения правой руки - от лба к животу, потом к правому плечу, влево. И вот уже из плоских чаш выпито красное вино, сделано три круга вокруг аналоя, сняты с голов позолоченные венцы. Молодые стоят, уже совсем присмирев.
В молодости, когда я работал журналистом, мне приходилось писать о разном. И нечто вроде очерков нравов. И репортажи с различных собраний и совещаний, и репортажи из зала суда. Статьи на темы экономические и морально-этические. Фельетоны, интервью с академиками, заезжими тенорами и прочее. Тогда-то - это было примерно в 1968 году,- я заинтересовался как-то и проблемой молодого прихожанина.
Ради любопытства заглянув однажды в церковь, я попал как раз на обряды обручения и венчания. Молодые энергичные парни, такие же, как я, и даже со спортивной выправкой, какой у меня от роду не было... Верующие? Что привело их сюда? Учтите, время было сугубо атеистическое... В чем причина, заставившая их принять участие в обряде? Захотелось поговорить, узнать, но не будешь же брать у человека интервью в церкви... Был я тогда молод, решителен, авантюрен и, наверное, не совсем тактичен. В церкви же узнал адреса тех, кто венчался, позже написал им письма, пригласил в редакцию.
Пришли. Один за другим. Все, кому я написал. И те, кто крестил своих детей, и те, кто венчался. Думал, не придут: венчался ли, крестил ли детей - это дело совести каждого!.. Посторонним какое дело? Но пришли.
И вот - портрет молодого прихожанина в нескольких вариациях, которые я тогда собрал.
Возраст - от 22 до 30 лет. Образование - и среднее, и высшее. В подавляющем большинстве - члены ВЛКСМ либо люди, совсем недавно вышедшие из комсомола по возрасту. Как правило, общественники, спортсмены... Кто по роду занятий? Инженеры, врачи, продавцы, конструкторы, студенты, тренеры, воспитательницы детского сада, милиционеры... Место работы или учебы молодого прихожанина - универмаг, авиационный и моторостроительный заводы, одна из городских больниц, сельскохозяйственный и авиационный институты, университет...
- Вы верите в Бога? Давно? - спрашивал я, по наивности думая вначале, что в каждом найду убежденного верующего.
- Что? В Бога? Вы смеетесь?
- Нет, не смеюсь.
Молодой прихожанин с узким, энергичным лицом, заводской инженер, снисходительно усмехнулся:
- Сейчас кто верит в Бога? Бог умер давно. Почему венчался? Ну, это так... Я ведь постоянно не хожу в церковь, не бьюсь лбом об пол. Нет, что вы! - с улыбкой открещивался он.- Верить сейчас в Бога неприлично.
- Почему, спрашиваете, ребенка крестили? Есть закон такой у русских - крестить, а нам с мужем все равно,-вздыхая, простодушно рассказывала молодая красивая женщина.- Свекровь убедила да еще одна старуха. Капают, понимаете, и капают на мозги! Ну, мы и пошли, чтобы отвязаться только.
- Родители старые. Потребовали. Жить с ними пока приходится. Кому охота обострять отношения? - вежливо и угрюмо объяснил третий.
А вот рассказ студента консерватории, жизнерадостнейшего, веселого парня, кстати, татарина по национальности.
- Как дело было? Анекдот! Встретил друга. Выпили, гуляем. Природа дышит, птички поют. Глядим - церковь. Говорю: "Зайдем?" Зашли. Смотрим - крестят какого-то трехлетнего головастика. Друг говорит: "Давай и мы!?" Подходим к попу. Желаем, говорим, в христианство обратиться. А оказывается, надо деньги заплатить. Ну, пошли в их бухгалтерию, документы у нас были, все чин чинарем. Теперь я - православный христианин!
Вот примерно так прошли все беседы в моем мини-исследовании.
И что же в итоге? А в итоге то, что молодой прихожанин оказался атеистом во всех своих вариациях, хотя на моих собственных глазах истово прикладывался губами к кресту.
Каков парадокс - не верят! Не верят, но, тем не менее, почему не поцеловать крест, не подержать свечечку в левой руке и не помолиться во славу Всевышнего тремя перстами правой руки? Как отказать, если просят? Как отказать, если "на мозги капают"?
И не отказывают молодые атеисты, молятся. Просят их, и они молятся.
Каков поворот, помню, недоуменно размышлял я тогда. Хотя бы один-единственный верующим оказался! Но верующим. Свой собственный шаг совершившим.
Натура у молодого прихожанина оказалась чрезвычайно широкая. Она допускала существование в себе и своего атеистического двойника. И вот что было интересно. В диалогах, разговорах и беседах, которые проходили у меня с молодыми "прихожанами", выяснилось, что они, хотя все утверждали, будто в Бога не верят, не имели и сильных атеистических аргументов. Я начинал приводить доводы в пользу теизма, и они ничем не могли противостоять мне. Их атеизм оказался также чисто поверхностным. Следствием внушения, а не глубокого внутреннего убеждения.
Вспоминаю еще один любопытный разговор, состоявшийся примерно в то же время - с бывшим моим соседом по дому и, можно сказать, приятелем детских лет.
Росли мы в одном дворе, вместе участвовали в "детских войнах" 40-х и 50-х годов. Потом жизнь развела нас в разные стороны, но иногда мы встречались и, как бывает с приятелями детства, любили посидеть, поговорить. Жизнь набирала витки, пришло время жениться, и вот он пришел как-то ко мне, чтобы пригласить на свадьбу. В тот вечер он сказал, что вчера у него дома совершили никах.
- Что такое никах? - спросит читатель.
Это венчание по-мусульмански: пышный стол, на котором главное место занимают пышущие жаром вкуснейшие бэлиши - особо приготовленные пироги с картошкой и мясом; старики и мулла в чалме и халате - во главе стола. Совершается общая молитва с пожеланием хороших дел этому дому, затем мулла читает так называемую хутьбу никаха:
- Есть ли невеста с женихом? Есть ли свидетели? Есть ли калым?
- Есть, есть,- согласно отвечают родители.
- Сегодня молодые изъявили желание создать новую семью,- изрекает мулла.- Они хотят идти по пути, начертанному Мухаммедом. По истинно мусульманскому пути.
И звучат молитвы. И разматывается пышная арабская вязь Корана:
- О вы, которые уверовали! Повинуйтесь Аллаху и повинуйтесь посланнику и не делайте пустыми свои деяния!
И молодые послушно, одновременно со всеми, кто находится в комнате, должны покрыть ладонями свое лицо:
- Алла акбэр! Аллах великий!
И вот что я узнал, сидя в тот вечер с моим давним приятелем.
Идя "по истинно мусульманскому пути, начертанному Мухаммедом", он, оказывается, одновременно преспокойно шел еще и по другому пути. В тот же день, когда совершался обряд никаха, он на работе подал заявление, в котором написал: "Прошу принять меня в члены КПСС. Программу и устав изучил, признаю и обязуюсь выполнять".
Мировоззрение члена КПСС, как известно, отождествлялось в ту пору с атеизмом.
- Слушай,- смеясь, сказал я.- Откуда ты берешь у себя в душе все эти способности к переменам? Дома выкрасился в верующего. На работе хочешь покраситься в другой цвет. Что, и в самого черта можешь выкраситься?
- Тебя это поражает? Не знаешь людей! Странно! А хочешь еще, поди, писателем стать, а? - Мой приятель довольно улыбался.- Читай Достоевского,- посоветовал он вдруг.- Достоевский бы не удивился. Он бы понял... А тебе, так и быть, объясню. Я не хочу отставать от жизни, не хочу быть у кого-то под ногами. Я жить хочу, а чтобы жить... Могу и католиком стать. Или протестантом...
"Раб божий", чтобы жить, готов был быть всяким. Власть конкретной ситуации владела им, понял я, беспредельно и абсолютно.
Помню, встречи с молодыми прихожанами и долгий откровенный разговор с моим давним приятелем явились тогда для меня каким-то откровением. Облик "пластилинового" человека и его философия впервые, как ни странно, предстали передо мною во всей своей обнаженности.
- Ты думаешь, ты лучше? Ты другой? Нет, врешь! -хохотал приятель.- И ты такой же! Все мы из одной глины вылеплены! Сегодня - коммунисты, завтра - нацисты!
Разговор с приятелем был последним. Больше мы с ним не встречались. Но фигура "примыкающего человека" с тех пор заинтриговала меня. Правда, ни в рассказах, ни в пьесах я никогда не писал о нем. Вернее, писал, но никогда не делал его главным героем. Такой человек обыкновенно проходил у меня как "фон", как часть "среды". Но в жизни я присматривался к нему - упорно, настойчиво. Не сразу, но постепенно появилась у меня своего рода профессиональная хватка - я стал мгновенно узнавать этого человека, в какой бы цвет он ни красился и в какие бы одежды и перья ни рядился. Я стал узнавать его в литературных персонажах: в искусстве природа данного человеческого типа открывалась столь же ясно и была видна даже в тех случаях, когда художник заблуждался относительно своего персонажа, выдавая его за "героя" времени.
И вот прошло двадцать-тридцать лет, на дворе - новая эпоха. И удивительно много ныне стало верующих -в мечетях, в церквах, в молельных домах.
Часто думаю: откуда они взялись? Вчера еще сплошь были атеистами, а сегодня уже верующие? И какая-то агрессивность: иные "святые отцы" то и дело мельтешат перед нами в рясах политиков, вырывают у нас, грешных, микрофоны на митингах.
Понять их можно: после разрушения религии земного рая, или социализма, появился шанс схватить покрепче за подол неприкаянную душу человеческую. Идет ожесточенная борьба и за жизненное пространство. На Львовщине, где мне дважды пришлось бывать в 90-е годы, католики теснят православных, вышибают их силой из храмов, а лютеране и протестанты иных оттенков протягивают свою миссионерскую длань аж в Поволжье и Санкт-Петербург - тоже хотят как можно скорее застолбить территорию, вступить в конкурентную борьбу с православием и даже исламом.
Вспоминаю центральный стадион в Казани. Трибуны забиты людьми. На футбольном поле - лозунг: "Я есмь путь, истина и жизнь". И голос солиста хора, поднимающийся к синему небу: "Склонись, Россия, перед Богом!" Перед каким же Богом призывали склониться Россию и Татарстан заезжие западные проповедники? - думал я, перебирая врученные мне у входа на стадион материалы миссии "Волга-92". Оказывается, перед лютеранским.
Вспомним тезис "обновления социализма", который выдвинул перед народами СССР проповедник, игравший тогда роль генсека КПСС. Чем завершилось утверждение этого тезиса в жизни? И вот другими проповедниками выдвигался новый увлекательный тезис - "обновления церквей". Но чем завершится такая "операция"?
Микрочеловек об этом не думает. Позавчера еще он выдавал себя за атеиста и коммуниста, вчера стал вдруг мусульманином или православным, а сегодня он уже -протестант? А кем будет завтра? Какие пастыри поведут его по жизни и куда?
Задавался ли кто-нибудь вопросом: легко ли стать христианином или мусульманином? Микрочеловек поступает просто - идет в мечеть или церковь, участвует в двух-трех обрядах и уже искренне почитает себя причастным к Богу.
Мой тезис: быть истинным христианином чрезвычайно трудно, если вообще практически возможно. Мой тезис: быть истинным мусульманином - подвиг огромной нравственной высоты, и неизвестно, по силам ли он обыкновенному человеку.
Можно посмотреть, каковы обязанности христианина и мусульманина и способны ли мы их исполнять. Вот первая обязанность христианина: не обижать никого и делать так, чтобы ни в ком не возбуждать зло, потому что от зла заводится зло. Я не принадлежу к клану обижающих, но прямо скажу: это подвиг, недоступный для меня. Больше того, я прожил изрядное количество лет и не знаю ни одного человека, который был бы способен на непрерывный и неустанный подвиг во имя добра. Не следовал этой обязанности, кстати, и сам Иисус. Вспомним, как иудейский проповедник "обидел" торговцев и менял, изгнав их из храма.
Вторая обязанность христианина: не распутничать, не прелюбодействовать - не только физически, но даже и в мыслях. Давайте уж будем честны: есть ли среди нас хоть один здоровый, нормальный человек, который не "прелюбодействовал" бы в воображении хоть раз в жизни при виде прекрасной женщины? Третья обязанность: ни в чем не клясться, ничего не обещать, ибо человек весь во власти Отца, а клятвы берутся и даются для злых дел. И выполнение этого завета трудно. Вся наша жизнь полна клятв, призывов к ним и отказов от них. Впрочем, здесь мы поступаем по примеру Иисуса: Евангелия переполнены его клятвами и призывами к клятвам.
Невозможно трудна для исполнения и четвертая обязанность христианина: не противиться злу, терпеть обиду, удары и поношения, даже смерть, и делать еще больше того, что требуют люди: не судить и не судиться, потому что человек сам полон ошибок и не может учить других. Можно взять на мгновенье эту обязанность за аксиому. Чего она требует от нас практически? Раскрыть двери колоний и тюрем, выпустить всех убийц, воров, насильников, уничтожить суды, милицию, прокуратуру, различного рода инспекции по надзору, армию и т.д., то есть вернуться к догосударственному, доправовому уровню существования. Возможно ли это? И нужно ли? И что -количество зла на Земле в результате такой акции убавится? Немудрено, что и Иисус, забываясь, перечил тут сам себе. Только что клялся: "Не судите, да не судимы будете!" И тут же судил: "Я говорю вам, что всякий, кто скажет брату своему "пустой человек", подлежит Синедриону (т.е. верховному судилищу), а кто скажет "безумный", подлежит геенне огненной". И это - непротивление злу?
А вспомним еще одну важную обязанность христианина, пятую по счету: не заботиться о плотском. Вот, цитирую по Евангелию от Матфея: "Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их. И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут".
Истинный христианин, по Иисусу из Вифлеема, обязан отказаться от всякого труда. Что было бы с человечеством, выполни оно этот завет? Человечество давно прекратило бы свое существование.
Мой тезис: среди десятков и сотен миллионов "верующих во Христа" вряд ли найдется хотя бы один человек, исполняющий все обязанности христианина. Как мы уже выяснили, даже сам Иисус не справлялся с этими обязанностями, хотя и выдавал себя за Христа, т.е. "Божьего человека".
А теперь давайте посмотрим, легко ли исполнять сорок обязанностей и семь тысяч моральных требований мусульманства. Мусульманские обязанности вроде бы вполне реалистичны и в общем-то просты. Но когда подумаешь, что их надо нести сквозь всю жизнь, исполнять ежедневно и чуть ли не ежечасно, то невольно оторопь охватывает душу. Кто способен на подвиг пожизненного и бескомпромиссного тренажа души и тела?
Первая обязанность истинного мусульманина - хорошо знать веру. А это значит - он должен веровать в Аллаха Всевышнего, веровать в Его ангелов, веровать в богооткровенные книги, в Его пророков, в последний день. Знать, что добро и зло зависят от предопределения Аллаха и, зная это, веровать в это. Наконец, веровать восстанию из гроба. Причем не лицемерить в этом веровании, не жульничать по-мелкому, а действительно верить.
Мусульманин пять раз на дню должен совершать намаз. Он должен следить, чтобы вода для омовения была чистой, чтобы место молитвы было чистым и чтобы одежда его была чистой во время молитв. Он должен минута в минуту соблюдать время совершения намаза и, где бы ни был, узнавать Кыйблу, то есть сторону, к которой следует обратиться во время молитвы. Наконец, он должен помнить наизусть текст одной из главных молитв о помиловании: "Я прошу прощения у Аллаха! Нет достопоклоняемого, кроме него, милостивого, милосердного, живого, присносущего, Который не умирает. И я обращаюсь к нему с покаянием. Господи мой! Прости мне грехи (и да ниспошлет Аллах благословение на Мухаммеда и на все племя его!),- по милосердию Твоему, о милосерднейший из милосердствующих!" - и во время намаза произносить эту молитву не единожды, а 25 раз подряд!
Не буду говорить о множестве других обязанностей мусульманина, внешне простых, но в силу повторяемости необыкновенно трудных для исполнения. Это физическая, обрядовая сторона, требующая поистине ежедневного и ежечасного тренажа тела и души и пожизненного исполнения. Но есть еще моральные требования, запечатленные в более чем семи тысячах хадисов, или изречений Мухаммеда: "Говори всегда правду, если даже она тебе невыгодна", "Тем, что знаешь, поделись с другими и научи их", "Остерегайся женщин прекрасной наружности, но недостойного поведения", "Отойди от глупца", "Во всем будь умеренным и не стремись к излишку" и т.д.
7275 моральных максим, которые нужно не только знать, но и обязательно исполнять.
Не сомневаюсь: идти тропами Мухаммеда - значит преодолевать тяжкий путь к совершенству, путь в мегасостояние. Но как трудно для человека это путешествие! Когда по пятницам я вижу толпы мужчин, идущих в мечеть, я думаю: есть ли среди них совершенные? Хотя бы один? И почему голосов и действий этих совершенных людей практически не слышно и не видно и в пятничные, и в непятничные дни?
Много ныне стало людей в мечетях, в церквах, в молельных домах. Но верующие ли это? Совершенные ли? Скорее подавляющее большинство из них - "примыкающие прихожане", готовые сегодня веровать в одно, завтра поклоняться другому, а послезавтра - третьему. Им важно не верить, а числиться верующими.
Я был бы, наверное, благодарен судьбе или случаю, если бы они свели меня с истинным христианином или с истинным мусульманином. У меня своя вера - постулаты универсализма, но я пошел бы к ним пусть не в ученики, а в слушатели. Мечтаю увидеть совершенного человека. Но нет таких среди породы вечно примыкающих.
Поведение "примыкающих прихожан", мне думается, хорошо иллюстрирует описываемый тип микрочеловека. Это типаж людей, живущих в микролакунах жизни и всецело в своих поступках, действиях, мышлении и чувствовании определяемых окружающей их микроситуацией.
В середине восьмидесятых годов ХХ столетия в жизни российского общества началась новая полоса. Обнажились скрываемые прежде старые язвы, обозначился новый беспредел, начали "рассекречиваться" дотоле закрытые от глаз сферы общественного бытия.
Человек микромира, как в предшествующие десятилетия, так особенно в последние годы проникший в неимоверном количестве на многие ключевые позиции в промышленности, науке, культуре, сфере управления, стал чуть ли не ежедневным скандальным "героем" множества разоблачительных статей. Свойственная этому человеку философия и практика мелкого эгоизма, часто прячущаяся в альтруистические одежды, стала предметом анализа.
Человек микромира, ставящий во главу угла своей деятельности только собственную выгоду и ради нее легко пренебрегающий интересами целого, в огромной степени наделен таким свойством, как группирование, "слипание", "склеивание". Для достижения своих целей -соответствующего материального положения, влияния, власти, экономической и политической,- он легко группируется в кланы, семейства, компании, мафии. Способность находить себе подобных и немедленно вступать с ними в обоюдовыгодный союз у этого человека развита превосходно. Причем это происходит на самых разных уровнях - от подростково-уличного до управленческо-номенклатурного. Желание всюду расставить людей "своей команды", расширить границы влияния, монополизировать власть и истину - закон подобных групп. Человек, входящий в них, прекрасно умеет приспосабливаться. На управленческо-номенклатурном и политическом уровне действия этого человека, ведущие к личному материальному успеху, как правило, прикрываются интересами "ведомства", "фирмы", "нации", а последние выдаются за интересы общегосударственные, на самом деле являясь часто их абсолютным извращением.
Вспомним несколько историй, привлекших к себе общественное внимание. В нашем анализе человеческой деятельности это, кстати, будет опыт изучения людей первого типологического ряда.
Только на уровне микроэгоизма можно рассматривать, например, деятельность тех, кто ради интересов своей "фирмы" (а если точнее, лишь ради личных выгод) уничтожал и до сих пор уничтожает Балхаш, Арал, Ладогу, Байкал, кто хотел уничтожить чуть ли не полстраны, во всяком случае ее европейскую часть, осуществив безумный проект переброски стока северных рек. В последнем случае лишь решительное вмешательство писательской общественности, как известно, спасло нас всех от апокалипсиса.
Рассмотрим аферу, касающуюся переброски части стока северных рек на юг подробнее. Тип микрочеловека в ней выявляется очень рельефно.
Министерство мелиорации и водного хозяйства СССР во главе с министром Н.Васильевым (самое крупное из строительных министерств: его годовой бюджет - восемь миллиардов рублей; 2 миллиона человек в его системе) и Институт водных проблем АН СССР во главе с директором Г.Воропаевым - главные авторы, основная моторная сила "проекта века", проекта переброски северных рек.
Мелиорация означает улучшение почвы, земель с целью получения дополнительной сельскохозяйственной продукции. И в 70-80-е годы ХХ века в мелиоративное строительство для этих целей было вложено 120 миллиардов рублей. За эти годы значительно увеличилось применение удобрений, были внедрены более урожайные сорта культур, возросла в целом техническая вооруженность сельскохозяйственных работ. Но больше ли мы стали получать хлеба, молока, мяса? На половине мелиорированных земель в Российской Федерации, на Украине, в Белоруссии какого-либо роста сельскохозяйственной продукции не произошло, а в ряде областей, как раз в тех, где наиболее широким темпом развивалась мелиорация - Ростовской, Волгоградской, Саратовской,- объемы производства сельхозпродукции сократились.
"Мелиорация" в руках микрочеловека дала отрицательные результаты. На значительных площадях, исчисляемых сотнями тысяч и миллионами гектаров, началось заболачивание, ощелачивание и засоление почв. Чрезвычайно велики стали потери воды на фильтрацию и сброс.
Ущерб, наносимый природе, часто имел необратимый характер. Значительная часть почв была уже опустынена, Арал усыхал. Жители низовья Амударьи и Сырдарьи страдали от маловодья, плохого качества воды, а в верховьях осваивались все новые и новые земли с очень низким плодородием и с очень трудными условиями для орошения. Воду, например, закачивали по трубам на вершину холма, а оттуда она шла самотеком, часто образуя овраги и провалы. Во время каждого "полива" выносились десятки тонн лёсового материала.
Министерство мелиорации и водного хозяйства отчитывалось и оценивало свою работу по количеству поданной воды, а то, куда она подана и нужна ли там, не волновало "маленького" человека, работающего в этой системе. Зарплата ему шла. Премии тоже. Повышения по службе и награды не обходили его стороной. Профсоюзные путевки в санатории и дома отдыха выделялись. Шли другие блага. И по мере увеличения объемов производства... воды - все в большем числе и лучшего качества.
Мелиоративное строительство, получив мощную материальную базу и оформившись как самостоятельная отрасль, приобрело автономию и инерцию в развитии. Возникли свои, автономные потребности в производстве и воспроизводстве (чего?), вопреки интересам сельского хозяйства страны. Процесс строительства крупных гидротехнических сооружений - плотин, водохранилищ, магистральных каналов, мощных насосных станций - стал самоцелью. Была создана "машина", которая могла строить только крупные каналы, крупные объекты, когда счет шел уже на кубокилометры вынутой земли и вылитой воды. А для людей, "кормящихся" на этом, было совершенно неважно, где эти кубические километры должны быть вынуты и вылиты,- лишь бы они были. И естественно, проект переброски стока северных рек на юг должен был дать им хороший куш.
Под ведомственный интерес, согласованный с личной выгодой, подгонялись результаты прогнозирования "поведения" природных процессов в окружающей среде.
Так, идея переброски стока северных рек в Волгу основывалась на "научном" предсказании снижения уровня Каспийского моря и одновременно повышения солености Азовского.
Как отмечали специалисты, потери воды в сельском хозяйстве страны составляют у нас в целом более 40 км3 в год. Эти потери значительно превышают планировавшиеся на ближайшую четверть века объемы переброски воды из северных рек в Волгу, из Дуная в Днепр и из Иртыша в Среднюю Азию. Уже частичная ликвидация потерь и приведение норм полива в соответствие с действительными потребностями полей сделали бы ненужным перераспределение стока рек. Но Министерство мелиорации и водного хозяйства и Институт водных проблем, несмотря на очевидность фактов, настаивали на необходимости неуклонного увеличения потребления пресной воды в стране, втягивая планирующие и строительные организации в развертывание работ по возведению новых крупных объектов, потребности в которых не было.
Микролюди, промышлявшие на ниве переброски воды, намеревались, затратив миллиарды рублей и обезобразив европейскую часть страны, добавить в новой пятилетке в Волгу 5,8 км3 воды. Между тем известно, что годовой сток Волги - 210-260 км3, т.е. колебание достигает 50 км3 в год.
По сравнению с этой цифрой добавка 5,8 км3 выглядит ничтожной, она нисколько не отразилась бы на уровне Каспия. Кроме того, против доводов "перебросчиков воды" восстала и сама жизнь. Циклический ход климатических процессов, исключенный ими из рассмотрения при составлении проекта переброски, дал знать о себе. С 1978 года уровень Каспия стал непрерывно подниматься, а соленость Азовского моря уменьшаться. Каспийское море за эти годы естественным путем пополнилось более чем на 400 км3. Переброска 50 км3 воды в Каспий ежегодно в сравнении с этой массой воды явилась бы добавкой и ненужной, и совершенно незаметной. Между тем Министерством мелиорации и водного хозяйства были уже осуществлены многомиллионные вложения в проработку проекта и строительство систем переброски.
Вот еще один любопытный штрих, бросающий свет на изучаемую нами фигуру микрочеловека.
Комиссия под председательством академика А.Яншина ознакомилась с решениями уравнений прогноза поведения природных процессов, выполненными в Институте водных проблем АН СССР. И оказалось, величины в уравнениях подогнаны, а сами уравнения решены заведомо неправильно, дабы таким способом "научно" доказать версию о постоянном понижении уровня Каспия и необходимости переброски вод северных рек. Этот факт говорит о том, что микролюди, облеченные кандидатскими и докторскими степенями и даже высокими званиями членов-корреспондентов АН СССР, основываясь на личной корысти, могут хладнокровно и сознательно идти на прямую подтасовку научных расчетов. И идут на это даже при подготовке широкомасштабного экологического проекта, осуществление которого, по мнению специалистов, могло бы только резко ухудшить условия хозяйственно-экономической жизни государства, снизить на порядок уровень экологической безопасности общества и, следовательно, серьезно подорвать его биологическую и социальную жизнеспособность1.
По существу мы видим, как ничтожный, чванливый человек, попавший на большие политические просторы, подчиняет в условиях бесконтрольности интересы страны, ее народа интересам своего "я", своему мелкому эгоизму, ничтожной амбиции. По сути он ведет даже открытый демонтаж и важнейших универсалистских ценностей.
Пройдет несколько лет, и этот микрочеловек осуществит по сути демонтаж социализма. Мафиозная, необуржуазная, масонская суть выродившейся партгосноменклатуры станет очевидной всем.
Мегачеловек является как бы послом человечества, представителем всего разноплеменного мира. Макрочеловек, как мы видели, представляет интересы определенного народа, класса, крупной социальной общности людей. Микрочеловек думает только о себе, представляет лишь свои собственные интересы на арене социальной жизни.
Один этот человек обычно бессилен. Но каким социально опасным и беспредельно всесильным становится он, опираясь на круговую поруку себе подобных, завоевав господствующее положение в какой-то сфере жизни. В этом случае он стремится оккупировать завоеванную сферу бытия, полностью вытесняя людей других типов. В особо благоприятных для себя условиях человек этого типа открыто проявляет хищнические наклонности.
"Маленькие сильные люди" открывают дорогу в основном для своих близких, преследуя прежде всего личные, родственные и местнические интересы. На пути "чужих" возводятся шлагбаум, надолбы.
Что исследуемому нами типу людей до забот о национальном развитии, о статусе своего народа? Что означают для него такие понятия, как интернациональные, общечеловеческие интересы? Деятельность их, в какой бы сфере жизни она ни протекала, мотивируется только их личным, мелкогрупповым, "мафиозным" эгоизмом. Все остальное находится за пределами их понимания и интересов.
Познакомимся еще с некоторыми "персонажами" исследуемого типа, благо пресса в 80-е годы ХХ столетия дала немало конкретных материалов на эту тему1. При создании обобщенного портрета микрочеловека конкретные натурные наблюдения могут быть весьма полезными.
В 1986 году обнаружились чудовищные факты приписок, взяточничества и гигантских махинаций с хлопком, какими пробавлялось в течение многих лет некогда "первое лицо" Узбекистана Ш.Рашидов.
Забурлили, запенились слухи. Одни говорили, что махинации с хлопком открылись совершенно случайно: будто поймали кого-то с чемоданом денежных купюр, и работники ОБХСС все и распутали. Другие говорили, что помогли искусственные спутники, благо из космоса лучше, чем с земли, видна вся "липа" в подобных делах.
В действительности же распутать хитросплетения Рашидова было бы совершенно невозможно, если бы в стране не начала складываться новая политическая обстановка. Назревал, подготавливался социально-экономический переворот. Шла перегруппировка сил. Старые маски сбрасывались, новые штамповались. Этот переходный период стал временем и некоторой переоценки ценностей.
Ни отдельные сигналы людей, ни фотосъемки из космоса не помогли бы, потому что "мафиози", пробравшиеся в партийные и хозяйственные органы республики, создали сложнейшую, тщательно продуманную систему обмана и самозащиты.
Кто не знает, как губительна для любой страны, для любой земли монокультура? Желание Рашидова любыми средствами укрепить свое положение привело к тому, что монокультура хлопка стала его политикой, а хлопковая экспансия пошла во вред земле и народу, возделывавшему ее тысячелетиями, и даже во вред хлопку.
Содержание гумуса в почве снизилось в Узбекистане на 40-50 процентов. Ухудшилось мелиоративное состояние земель. На площади 800 тысяч гектаров произошло вторичное засоление и заболачивание земель. В дельте Амударьи около 1,3 миллиона гектаров превратилось в пустыню, а на орошаемых землях развилось огромное количество болезнетворных микроорганизмов, распространялись новые, исключительно агрессивные расы вилтовой болезни хлопчатника. Чрезмерное употребление ядохимикатов привело к уничтожению "пахарей земли" -дождевых червей, исчезновению муравьев и других насекомых.
Оплата труда в сельском хозяйстве в 70-80-е годы в целом по стране удвоилась, в Узбекистане же она была вдвое ниже средней. Республика не выполняла плана по сдаче хлопка, а на всех перекрестках Ташкента красовалась цифра "6 000 000" - миллионы тонн хлопка, за который рекой текли награды, звания, премии. Между тем невыполнение планов по хлопку наносило ущерб не только экономике страны, но и огромный моральный и материальный урон хлопкоробам. Это выразилось в снижении трудовой дисциплины в республике. Но самое главное, неразумная практика возделывания только хлопка создала катастрофическую экологическую ситуацию в регионе. В результате в республике росла детская смертность, дети рождались с патологией и уродствами.
Все это делалось сознательно, с пониманием последствий такой "хлопковой" политики нашим микрочеловеком. Беззастенчивая демагогия служила ему в течение многих лет прикрытием.
В 1967 году, когда Ш.Рашидову исполнилось пятьдесят лет, в журнале "Гулистан" ему были посвящены следующие строки: "...Как хорошо, что нашей действительности и нашей жизни, нашей Родине и нашему труду исполнилось пятьдесят лет. Как хорошо, что более тридцати из этих пятидесяти лет Вы свои силы и жар души, глубокий ум и мышление свое, свет своих очей, все свои мысли и чувства, а также мечты и думы свои посвятили этим задачам... Вы внесли свою лепту в осуществление самых передовых идеалов нашего времени, в борьбу за будущее вселенной... Вы так воплотили в себе все лучшие и прекрасные черты своего народа, что достойны зависти Ваши личные, человеческие качества. Это - замечательная скромность и требовательность, трудолюбие и терпение, чистота и заботливость, степенность и, наконец, приятная и подкупающая шутливость... Мы приветствуем пятидесятую весну Вашей жизни. Как говорится в народе: "Будьте живы, пока стоит мир!" И пусть мы будем иметь счастье собирать прекрасные цветы из цветника Вашего творчества и составлять из них прекрасные букеты".
Через двадцать лет, в марте 1987 года, на Пленуме ЦК Компартии Узбекистана об этом человеке уже открыто говорилось как о "новоявленном узбекском хане с партбилетом, золотыми звездами и лауреатскими значками", раздававшем своим приспешникам и подручным в вотчину колхозы, заводы, учебные и научные институты, районы, целые области.
К марту 1987 года тело Рашидова уже три года с небольшим покоилось на почетном месте в центре столицы республики: справа возвышался памятник Ленину, слева шла центральная улица Ленина, напротив располагался филиал Музея Ленина.
Здесь человек "замечательной скромности", внесший определенную лепту в осуществление "самых передовых идеалов нашего времени", естественно, "верный ленинец", должен был, по мысли устроителей грандиозных, пышных похорон, лежать вечно.
Сущностной характеристикой человека микромира является его постоянная готовность примкнуть в зависимости от характера ситуации равно к добру и ко злу, к вере в Бога сегодня и к атеизму завтра. Эта основная черта его характера, конечно, сказалась при перемене общей политической обстановки в стране в 80-90-е годы.
Начался массовый процесс "перекрашивания" масонских псевдокоммунистов в псевдодемократы и в рыночники, обвальная перелицовка одеяний, убеждений, должностных обозначений, символов власти и прочей атрибутики.
Любопытно, социальное поведение человека, живущего в микромире мелкоэгоистических страстей и интересов, и на уровне "улиц и подворотен", и на уровне шаек и банд, и на уровне политических мафий и тайных орденов в принципе одинаково.
Поведение это во всех случаях чрезвычайно схоже: "слипание" в группы, в семейства, в кланы, в ордена, отступление от норм общечеловеческой морали, общегосударственных или национальных интересов, агрессивное отстаивание частных выгод.
В принципе, история 80-90-х годов ХХ века в России ознаменована невероятным развитием феномена предательства. Массовым исполнителем этих повсеместных акций предательства государственных и национальных интересов - и на номенклатурных уровнях высшей власти страны, и на низовых уровнях жизни - стал именно микрочеловек.
Чем выше уровень планки, на котором протекает деятельность такого типажа людей, тем он, естественно, социально влиятельнее. Увеличивается территория, физическая и духовная, которую он контролирует.
* * *
Внешний мир - это лишь один из объектов познания жизни. Второй объект наблюдений - твое собственное внутреннее "я".
Одна морская капля содержит в себе все компоненты Мирового океана. И также одно человеческое "я" может явиться источником знаний об огромном "мы" всего человечества.
Иногда надо быть предельно откровенным. Даже если эта откровенность неприятна.
Как бы я ни относился к словам моего старого приятеля: "Врешь! И ты такой же, и ты! Все мы одинаковы!", но в какой-то мере он, к сожалению, прав: все мы, конечно, разные, но в иные моменты своей жизни, признаюсь, я вдруг тоже ощущаю в себе присутствие этого "примыкающего" человека, готового быть если не всяким, то разным. Он не всегда находится во мне, иногда исчезает, и надолго. Во мне появляются свойства людей другого человеческого типа с совершенно иными постулатами нравственности, "примыкающий" человек прячется где-то за ними, становится незаметным. Он словно тает, растворяется, но наступает какая-то минута (не обязательно решающая, "роковая", подчас самая обыкновенная, будничная) - и вдруг он будто показывает свое лицо. Для чего я все это говорю? Размышляя о человеке такого типа, я хочу сказать, что основываюсь не только на наблюдениях над другими людьми, но и над самим собой.
Будем считать так, дабы никому из читателей не было обидно и дабы исчезла потенциальная угроза покушения на истину.
Да и дело пока не в том, кто есть кто конкретно. Вопроса о том, что представляет собой каждый конкретный человек, я коснусь обязательно. Но позже. Сейчас же мысль еще не исчерпала себя в анализе социальной характеристики человека микромира.
Любопытно, каким бывает "пластилиновый" человек, когда становится участником массовых, коллективных действий своей эпохи!
У Бертольда Брехта в пьесе "Что тот солдат, что этот" есть такой интересный диалог:
- А что он скажет, если мы его превратим в солдата Джерайса Джипу? - говорит один из персонажей.
- Такие, как он, сами превращаются во все, что нужно. Брось его в пруд, и увидишь - через два дня между пальцев у него вырастут плавательные перепонки1.
Действительно вырастут, у человека микромира есть только одно измерение - выгода. И одна потрясающая способность - к выживанию в любой среде. В том числе и в любой социальной "воде".
Иным этот человек, являющийся в социальном плане всегда оттиском с матрицы той или иной ситуации, собственно, быть и не может. Для него принципиально нет ничего святого в мире,- это мы видели на примерах Васильева, Воропаева, Рашидова, легко поступавшихся интересами общества,- а дорого только собственное физическое существование. Именно поэтому первый человек -верноподданный всех религий и идеологий, любых верований и мод. Невероятная пластичность духа, способность к мгновенным изменениям "знака", пожалуй, и составляют его истинное "я".
Кто из нас, живущих в XXI веке, не присматривался к внутри- и внешнеполитической жизни мира. Она в наше время очень стремительна.
И когда начинаешь анализировать великие и малые события мировой жизни, вот какая мысль приходит в голову: сколь быстры изменения "человеческой породы" в наше время. Вспомним резкую фашизацию германского духа, произошедшую в 30-е годы XX столетия, странный по жестокости кампучийский феномен 70-х годов времен правления Пол Пота, милитаризацию и шовинизацию американского сознания, отмечавшуюся с середины столетия.
Что стоит за этими изменениями сознания человека?
Конечно, экономисты найдут целый веер экономических причин; политики, естественно, отыщут политическую мотивировку событий. Все правильно. Но я писатель, и мой удел искать и психологические обоснования. Так вот, не с бытием ли в мире маленького, эгоистического, "пластилинового" человека, не с его ли способностью быть "всяким" и связаны чрезвычайно быстрые изменения "человеческой породы", которые порой демонстрирует и XX, и XXI века?
Описываемый тип человека в социальном плане весьма изменчив. Он может, повторяю, самым активным образом служить и добру. Но, склеившись в массу, оказавшись в руках иных политических авантюристов, он способен вдруг очень агрессивно начать строить здание вселенского зла.
Вот монолог Гитлера из документальной книги Германа Раушнинга "Голос разрушения", изданной в 1940 году: "...Минимально, что мы можем сделать,- это предотвратить поднятие чужеземной крови в теле нашей нации...
Мы обязаны истреблять население, это входит в нашу миссию охраны германского населения. Нам придется развить технику истребления населения. Если меня спросят, что я подразумеваю под истреблением населения, я отвечу, что я имею в виду уничтожение целых расовых единиц"1.
Это, так сказать, теория зла. Идея зла, откровенно высказанная его верховным служителем.
А вот несколько более поздняя по времени практика воплощения этой идеи в жизнь.
Передо мной на столе документы Нюрнбергского судебного процесса: выдержки из протоколов допросов, показания свидетелей, приказы и оперативные директивы, стенограммы различных совещаний, бесед, выписки из дневниковых записей и частных писем. Кстати, жаль, что сборники этих документов стали уже ныне библиографической редкостью. Их, мне кажется, надо бы переиздавать чаще, дабы никогда не исчезала память о том, что было, и о том, каким может быть человек. Каким он бывает.
Приведу показания свидетеля Д.Манусевича [Документ СССР-6-в/8]:
"...Кроме расстрелов, в Яновском лагере применялись разные пытки, а именно: в зимнее время наливали в бочки воду, привязывали человеку руки к ногам и бросали в бочку. Таким образом человек замерзал.
Вокруг Яновского лагеря было проволочное заграждение в два ряда, расстояние между рядами - 1 метр 20 сантиметров, куда забрасывали человека на несколько суток, откуда он сам не мог выйти и там умирал от голода и холода. Но прежде чем забросить, человека избивали до полусмерти. Вешали человека за шею, ноги и руки, а потом пускали собак, которые разрывали человека. Ставили человека вместо мишени и производили учебную стрельбу. Этим больше всего занимались гестаповцы Гейне, Миллер, Блюм, начальник лагеря Вильаус и другие, фамилии которых не могу припомнить... Возле кухни во время получения кофе палач Хайне подходил к первому, который стоял в очереди, и спрашивал, почему он стоит впереди, и тут же его расстреливал. Таким же порядком он расстреливал несколько человек, а потом подходил к последнему в очереди и спрашивал его: "Почему ты стоишь последним?" и расстреливал его"1.
Иной эстет может, конечно, поморщиться: в жизни, мол, есть жестокость, но зачем тащить ее, к тому же во всем безобразии, на страницы книг? К этому мнению может присоединиться и иной ревнитель нравственности: надо, мол, воспитывать людей на хороших, положительных примерах. К чему акцентировать внимание на негативных явлениях человеческой жизни? Наконец, может выразить свое законное возмущение и иной "инженер человеческих душ". Все эти упражнения "эсэсовского порядка", скажет он,- область психопатологии, к тому же из далекого прошлого. А относятся ли они к теме разговора? К психологии нормального человека?
Я не сторонник розового оптимизма, я - за оптимизм, включающий в себя все цвета спектра. Поэтому не будем морщиться, прямо взглянем в лицо реальности, даже если это трудно сделать. Не будем пугаться и реакции ревнивых охранителей "душевного благополучия". Победа добра над злом или хотя бы баланс сил добра и зла осуществляются в мире не потому, что на зло не обращают внимания, что его оставляют в тени, добро одерживает победу только в том случае, если за него борются. А можно ли успешно бороться с противником, не зная его, отвечая на удары игрой и жеманством?
Резня, устроенная фалангистами и израильскими спецслужбами в лагерях палестинских беженцев в Ливане в 1984 году, когда поголовно были вырезаны, скошены автоматным огнем сотни стариков, женщин, детей, мужчин; зверства в Афганистане и Чечне: взрывы школ и мечетей, отравления колодцев, расстрелы пассажиров, едущих в автобусах; центральный стадион в столице Чили, превращенный в 1973 году в гигантскую камеру пыток; охота за людьми в оккупированной американским корпусом морской пехоты маленькой островной Гренаде; три миллиона повешенных, удавленных, забитых до смерти полпотовцами в Камбодже; кровь на улицах Ольстера; "операции по чистке" в Сальвадоре, в результате которых было уничтожено население целых деревень; изуверские убийства людей в Фергане, Сумгаите, Нагорном Карабахе; американские и натовские бомбежки Ирака, Югославии, Афганистана...- все это реальная политическая действительность конца XX и начала XXI столетий и, не будем забывать, дело рук "нормального" человека. А перечислена лишь малая доля того, что стало реальностью жизни последних десятилетий. Особая строка - миллионы репрессированных в годы просионизированного большевистского режима в России, миллионы -в годы аналогичного по характеру режима в Китае.
Когда слышишь о подобных акциях геноцида, проводимых одним человеком по отношению к другому человеку, то думаешь не только о жертвах, но и об исполнителях этих акций. Кто он, этот человек, вешающий, расстреливающий, пытающий на Земле, которая является родиной каждого?
Свидетель Д.Манусевич в своих показаниях, зачитанных на Нюрнбергском процессе, упомянул имена начальника лагеря Вильауса (по другим данным, Вильгауза), а также неких Гейне, Миллера, Блюма. Кто все эти люди?
Относительно того же Вильауса, или Вильгауза, есть еще сведения из других источников.
"...Ради спорта и удовольствия жены и дочери он систематически стрелял из автомата с балкона канцелярии лагеря в заключенных, работавших в мастерских, потом передавал автомат своей жене, и она также стреляла. Иногда, чтобы доставить удовольствие своей девятилетней дочери, Вильгауз заставлял подбрасывать в воздух двух-четырехлетних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: "Папа, еще, папа, еще раз", и он стрелял"1.
Такой будничной и вместе с тем совершенно фантастической в своей жестокости картины не создаст даже самое изощренное художественное воображение.
Проще простого, конечно, отмахнуться от всего этого, посчитав подобные проявления античеловечности за какую-то аномалию. Но отмахнуться невозможно: таких, как Вильаус, в Германии времен Гитлера были миллионы.
Вильаусы рьяно молились тогда человеконенавистнической доктрине "о ничтожности и маловажности индивидуального человеческого существования" и делом утверждали ее.
Вот еще один документ - показания обер-ефрейтора вермахта Лекурта, данные им на судебном заседании одного из военных трибуналов 29 октября 1944 года.
Микрочеловек говорит здесь о своей "работе":
"...Я занимался в свободное от работы время, ради своего интереса, расстрелом военнопленных бойцов Красной Армии и мирных граждан вместе с солдатами. Мной делались отметки в особой книге, сколько я расстрелял военнопленных и мирных граждан. Часть, в которой я проходил службу, находилась в районе города Минска. Около нас в деревне Могалицы был лагерь военнопленных.
В сентябре-октябре 1941 года я с обер-ефрейтором Квальфельдом ходили в лагерь военнопленных и расстреливали их ради своего удовольствия. Таким образом нами было расстреляно в этом лагере 577 человек военнопленных. Лично я в это время расстрелял 260 человек военнопленных...
Кроме расстрела военнопленных я еще занимался расстрелом партизан, мирных граждан и сжигал дома вместе с населением...
Всего мною лично было расстреляно 1200 человек...
Германское командование всячески поощряло расстрелы и убийства советских граждан. За хорошую работу и службу в немецкой армии, выразившуюся в том, что я расстреливал военнопленных и советских граждан, мне досрочно - 1 ноября 1941 года присвоили очередное звание обер-ефрейтора, которое мне должны были присвоить 1 ноября 1942 года, и наградили "Восточной медалью..."1.
Как отнестись к этому монологу убийцы? Если бы он был каким-то патологическим маньяком... Но нет, перед нами обыкновенный человек, признанный вменяемым. Это монолог одного из людей.
Удивительно, но Лекурт даже простодушен и предельно искренен в своих объяснениях. Ему просто очень хотелось как можно скорее получить звание обер-ефрейтора и хотелось, чтобы на груди стала звякать медалька, и потому новую лычку в погонах и бронзовый кругляшок он старательно зарабатывал добровольным участием в расстрелах.
Что такое тысяча двести "чужих" человеческих душ по сравнению со "своей" лычкой?
Гений Достоевского помогает нам разобраться в странной, темной душе Раскольникова.
Деньги убитой старухи-процентщицы (и нечаянно убитой невинной Елизаветы) Раскольников хотел пустить в "благородное дело". Желая узнать, "вошь" он или "человек", и переступив роковую черту, он вступил на мучительный путь самоказни. Оказалось, что даже ради райских химер будущего общечеловеческого счастья он не может переступить через человека, не может вынести тяжести пролитой крови. Но чей гений поможет понять душу человека, способного, не испытывая даже малейших угрызений совести, ради какой-то ничтожной ефрейторской лычки на своем погоне расстрелять, сжечь, превратить в пепел тысячи людей?
В документах, представленных Нюрнбергскому суду французской делегацией, имелся протокол допроса бывшего начальника лагерей в Нацвайлере (Эльзас) и Берген-Бельзене некоего Крамера, который в Нацвайлере лично отравил с помощью газа 80 человек.
На вопрос: "Что бы вы сделали, если бы не все умерли?" - он ответил: "Я постарался бы вновь отравить их, добавив в камеру еще одну порцию газа. Я не испытывал никакого волнения, совершая эти действия, так как я получил приказ казнить 80 заключенных тем способом, о котором я вам сообщил. Впрочем, меня воспитали таким"2.
Бывший счетовод из Аугсбурга, ставший убийцей "по приказу" и не испытывавший при этом никакого волнения,- вот она, классическая, типичная фигура человека, живущего в микромире своих страстей и частных, эгоистических интересов. Его "пластилиновая", "примыкающая" душа, наделенная только инстинктом выживания, способна принять любую форму, воспринять любой цвет.
История "грехопадения" счетовода Крамера символизирует собой и историю "грехопадения" по приказу Гитлера миллионов людей в Германии в 30-е и 40-е годы ХХ столетия.
В самом деле, то, что произошло с Германией в 30-40-х годах, нуждается в изучении: ведь там были сильны социалистические настроения, партии, за которыми стояли миллионы людей, занимали в рейхстаге прочные позиции; конечно, были опасные сигналы, но казалось, ничто не предвещало столь катастрофических перемен. И вдруг за считанные годы страна высочайшей культуры приняла коричневую окраску. Потом коричневый цвет выплеснулся за границы страны, стал расползаться по карте Европы.
Об этом, видимо, не раз мучительно размышлял, ожидая казни в берлинской тюрьме, Муса Джалиль. Вот его стихотворение "В стране Алман", помеченное декабрем 1943 года:
Здесь ли родился великий Маркс
И Шиллер, бунтуя, стихи писал?
Здесь немец бросил в лицо мне: "Раб!" -
И руки мне за спиной связал.
Здесь ли валами вздымал Рот-Фронт
Алых знамен бурлящую новь?
Я сын Клары Цеткин. Скажи, за что
Меня здесь в застенке избили в кровь?
Иной я видел эту страну,
Когда стремился Гете постичь.
Скажи, почему в ее залах смолк
Симфоний бетховенских смелый клич?
Как брата, я вольного Гейне любил,
И вот, закованный в кандалы,
В тюрьме, где томились Роза и Карл,
Я тычусь в каменные углы.
Страна, ты ушла в кровавый туман,
Гасящий солнечные лучи.
Я вижу только темный подвал,
Где Тельмана мучили палачи.
И буду я, как Роза и Карл,
Когда совсем придет темнота,
Избитый, выведен из тюрьмы,
Застрелен и брошен в воду с моста.
Где же ты, гордая молодежь?
Сам Маркс тебе указывал цель,
А Гейне видел тебя в мечтах
Неукротимой, как лучник Телль!
Кто из вас Тельмана ученик?
Кто из вас Цеткин отважный внук?
Слушай свободы стальной язык:
Сорвите наручники с наших рук1!
Через восемь месяцев один из "маленьких" людей, главный палач рейха Эрнст Раендаль, вместе с тремя подручными, стальным тесаком гильотины отрубил голову поэту. Эрнст Раендаль - фигура не придуманная. На его имя я наткнулся, собирая материалы для пьесы о гибели Джалиля2.
Главного палача Германии в 1945 году арестовали розыскники фронтового СМЕРШа. Оказалось, что это был вполне благообразный господин, обходительный, вежливый. Крамер был счетоводом в Аугсбурге, Эрнст Раендаль же владел мыловаренным заводом в Магдебурге... Он казнил участников антигитлеровского путча 1944 года, группу Джалиля и вообще всех, кто считался в рейхе важным военным преступником. При совершении этих акций он тоже не испытывал никаких волнений. Напротив, гордился своей ролью. Гордился тем, что помимо доходов с мыловаренного завода регулярно получал 57 марок ежемесячного жалованья и 3 марки за каждую отрубленную голову; предметом его гордости - это меня особенно поразило при чтении протокола его допроса -было также то, что ему было предоставлено специально оговоренное, как он заметил, "право бесплатного проезда к месту казни". Раендаль никак не мог понять, что именно ему вменяется в вину, ведь он был "исполнителем", всего лишь безукоризненным "исполнителем" чужих приказов. Он никогда не желал и не делал ничего плохого тем, кого казнил, он лишь исполнял вынесенные приговоры...
Подчеркну главную мысль: человек этого последнего, "пластилинового" типа в социальном плане - основной физический исполнитель многих драм и трагедий в мировой истории. Механизм действия драмы всюду одинаков. Дирижирует событиями не он. Классовые интересы, социально-экономические и политические пристрастия эпохи создают партитуру "действа". Обычно находится человек, от имени которого выносятся решения, и, наконец, наступает время для действия человека микромира; последний сбивается в "массу", "склеивается" в одно неразличимое, однородное целое. В этом состоянии он готов "исполнять" все. Ему только нужен удар, который подстегнул бы его,- удар политического хлыста...
Но было бы несправедливо сказать, подчеркну это еще раз, что человек данного типа способен исполнять только роли негативного плана в мировой истории. Отнюдь нет, по своей внутренней природе он внеидеологичен, внеморален (основной постулат его морали - мир существует для меня).
При перемене ситуации он с таким же успехом играет и противоположные по характеру, положительные роли, демонстрируя чрезвычайно быстрое улучшение "человеческой породы". И это в XX и XXI веках, впрочем, и во всех иных веках мы видели неоднократно.
Такой человек не обязательно должен находиться в стане контрреволюции. Если революция побеждает, он будет обязательно с ней и даже может оказаться в "первых рядах", проявляя чудеса "героизма".
Политический хамелеон, человек микромира всегда там, где ему в данный момент и при существующей расстановке сил выгодно быть. В "хорошие" времена он -хороший, в "плохие" - плохой. И это, пожалуй, его основная черта как социальной единицы общества...

Мысли по поводу

Человечество дифференцированно по расовым и национальным признакам. В нем наблюдается классовая и иные виды стратификации. Но мне видится, что человечество весьма неоднородно и по своей социальной психологии - типологически.
Три совершенно отличных друг от друга портрета человека нахожу я в мировом искусстве. Три вечных человеческих типа, составляющих как бы тело и дух человечества, проступают со страниц книг, смотрят на меня с полотен художников. Эти три типа есть, на мой взгляд, и три постоянных человеческих составляющих мировой жизни.
Первый человек живет в микромире обстоятельств, он как бы подданный этого микромира. Второй - человек национальный, классовый, исторический, социальный. Он живет в большом времени и большом пространстве, в макромире событий и обстоятельств. Наконец, третий великий близнец - человек мегамира, чье мышление и действие протекаю уже в глобальном времени и глобальном пространстве.
Человек и, думается, каждый отдельный народ и все человечество в целом, как и многие природные объекты, представляют собой сложные, многоуровневые иерархические системы.
Существует множество классификаций человека. Почему бы не появиться еще одной, столь же условной, что и все другие классификации?
Этнология, учение о происхождении наций, делит человечество по национальному признаку - ныне насчитывается около двух с половиной тысяч различных национальных и языковых групп. Обществоведение знает деление людей на классы. Здесь берется в основу социальное происхождение, экономическое положение, функционально-исполнительские роли в обществе. Психология делит людей по различиям в психическом складе на холериков, меланхоликов, флегматиков, сангвиников. По Эр.Фромму, люди делятся на биофилов и некрофилов. По С.Аскольдову, в людях видно появление трех начал: звериного, специфически человеческого и святого. Существует ряд классических и "неклассических" типологий личности по темпераменту (по Юнгу, Розенбергу и др.), которые имеют свои критерии. Есть расистские классификации человека и человечества: высшие и низшие, арийские и неарийские. Широкоизвестен ницшеанский вариант: сверхчеловек, слабые люди. "Научный" расизм в различных элитарных теориях обосновывает неравенство людей исходя из якобы существующей биологической, психологической неравноценности. По А.Дженсену (США), например, "коэффициент интеллекта у детей из низших слоев", прежде всего негритянских, "меньше". Подобный расизм в воззрениях пытается доказать, что низкое положение в обществе зависит от биологических особенностей, передаваемых по наследству. Наконец, продолжу мысль дальше, обыденное сознание делит людей на умных, добрых, злых, глупых. Кроме того, мы знаем деления людей по физическим признакам: высокий, низкий, толстый, тонкий.
Необходимо упомянуть и классификацию человека Гурджиева - Успенского, содержащуюся в лекциях последнего "Психология возможной эволюции человека"1 и наиболее близкую моей классификации. Их система подразделяет людей на семь категорий. Первые три категории принадлежат практически одному и тому же уровню (человек № 1 - физический человек; человек № 2 - эмоциональный человек; человек № 3 - интеллектуальный человек). Имеются еще три высшие категории людей, которые человек достигает посредством тренажа и школы. Человек № 4 - это, по Гурджиеву и Успенскому, человек переходный к высшим состояниям, отличающийся от первых трех категорий тем, что идея саморазвития стала для него важнее всех прочих интересов. Человек № 5 - человек, обретший единство и самосознание, целенаправленно идущий к высшему началу. Человек № 6 -человек, достигший объективного сознания или, как говорит Успенский, "обладающий многочисленными новыми способностями и силами, лежащими за пределами понимания обычного человека". И, наконец, человек № 7 -человек, достигший всего того, чего вообще может достигнуть человек с неким "постоянным Я и свободной волей", способный контролировать все состояния своего сознания и не могущий уже утратить что-либо из им обретенного.
Первые три категории людей (основная масса) принадлежат внешнему механистическому, "машинному" кругу человечества, а последние три - внутреннему. Понимание между людьми, по Гурджиеву и Успенскому, возможно только во внутреннем круге. А во внешнем - злоба, зависть, войны, столкновения, убийства.
Любопытная классификация.
Человек как биологический вид чрезвычайно пластичен. Его разнообразие действительно проявляется в размерах тела, цвете кожи, форме волос и головы, а также в других признаках. Географическая локализация этих признаков, позволяющая разделить человечество на несколько больших рас, свидетельствует о том, что человечество не осталось нейтральным по отношению к естественной среде. Например, обнаружено понижение уровня холестерина (одного из показателей жирового обмена) и повышение гамма-глобулиновой фракции белков, обладающей имунными свойствами, в тропической зоне. В областях с недостатком кальция и фосфора (основных минеральных компонентов кости) ниже рост, шире и круглее голова, шире лицо. В зонах земли с нормальным содержанием этих минеральных веществ, напротив, рост выше, голова более удлиненная, лицо более узкое. По Д.Робертсу (Великобритания), вес тела закономерно понижается к экваториальному поясу. Более массивные и коротконогие люди сосредоточены на севере, а длинноногие, с меньшей массой тела - на юге1. Эта особенность сочетается, как уже говорилось, с понижением жирового обмена в условиях тропиков. Отсюда и очередное деление людей - скажем, на лиц пикнической и астенической телесной конструкции.
Короче говоря, классификаций самого разного толка -множество. К этому же вопросу, но на уровне морального ряда, можно отнести и мысли И.Тургенева "о коренных, противоположных особенностях человеческой природы"; Конфуция, подразделявшего людей "на совершенных и несовершенных"; Н.Чернышевского, писавшего в романе "Что делать?" о "старых" и "новых" людях и об "особенном человеке". В нашей памяти и идеи Ф.Достоевского о существовании в человеке "противоположных нравственных начал".
Разнообразие (не только физическое, но и духовное), очевидно, основное условие существования вида гомо сапиенс, столь широко расселенного по ойкумене, да и следствие огромной индивидуальной, внутривидовой и межгрупповой изменчивости, характеризующей человека как вид.
Вероятно, эта изменчивость сыграла роль основного механизма приспособления человеческих популяций к условиям разнообразной географической среды. Трудно представить, что расселение человечества по земному шару даже при высокой технической организации могло бы быть успешно без механизмов биологической и духовной адаптации, которая обеспечивала состояние какого-то равновесия человека со средой.
Словом, классификаций действительно великое множество, ибо множествен, чрезвычайно разнообразен в своих проявлениях сам человек. Но все они - правильные и неправильные, масштабные или весьма узкие и локальные, конечно, всегда, в любом случае - схема.
Всегда берется за основу какой-то один признак. Подчас даже не очень существенный. Но схема, основанная даже на не очень существенном признаке, помогает порой понять очень многое.
Сложной типологически многоуровневой, иерархической системой предстает и каждый человек в отдельности, и отдельный народ, и все человечество в целом.
Представления об иерархии широко используются при исследовании объектов различной природы. Почему же их не использовать при взгляде и на человека?
"Иерархия" в переводе с греческого означает священная власть. Этот термин использовался Псевдо-Дионисием Ареопагитом в трактатах "О небесной иерархии" и "О церковной иерархии" в V в.1.
В начале XIX века Ф.Шеллинг рассматривал понятие иерархии в связи с эволюцией мира и отмечал, что иерархия организованностей показывает различные моменты в эволюции мироздания1.
Разработанное Ф.Энгельсом понятие о формах движения материи также имело большое значение для развития представления о многоуровневости. Это понятие основывалось на "принципе субординации", заключающемся в том, что "более сложный объект рассматривается как возникший и развившийся из более простого", а "главная форма движения возникает генетически из той, которая была главной на предыдущей ступени развития материи и которая сейчас оказывается превзойденной более сложной, более высокой и более развитой формой движения"2.
Разве все эти мысли не имеют отношения к типологически-многоуровневой природе человека?
К началу 40-х годов XX века в общенаучном знании сложилась теория интегративных уровней, где одним из главных моментов в знании об иерархии выступает возникновение нового качества (эмерджентности).
На каждом новом, по Г.Брауну, уровне ступени сложности обладают особыми, только им присущими законами. Р.Селларс определяет условия создания нового уровня, или типа. Сущность последнего в этом случае предстает как новый "класс закономерностей". Основная идея концепции структурных уровней заключена в высказывании Р.Селларса: "...Повышение уровня структуры - вот руководящая нить, которая пронизывает всю природу и вдоль которой возникают новые качества". По А.Новикову, для "полного познания" законов нового уровня или типа организации необходимо познать законы нижнего уровня. И в то же время новые оригинальные явления, возникающие на рассматриваемом уровне, не могут быть предсказаны заранее и исключительно на основании законов предыдущего уровня. Полнота характеристики уровня или типа зависит от того, рассматривается ли данный уровень сам по себе, в отрыве от других, или в совокупности отношений с другими уровнями. По Э.Хакимову, каждый уровень сложной иерархической системы является исходным "нулевым" для уровней более высокой организации1.
Из подобных посылок исходит, пожалуй, и моя типология человеческой личности. Человечество, как и любой сложный природный объект, есть совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство. Сложное же единство "часто появляется в форме иерархии или иерархической системы,- я цитирую уже Дж. ван Гига и Г.Саймона.- Последняя образована взаимосвязанными подсистемами, каждая из которых в свою очередь иерархична по своей структуре и подлежит разбиению..."2.
Я не ученый, я художник, правда, с несколько философским складом ума, да еще, возможно, интересующийся всем, что, попадая в поле моего внимания, может лечь на какую-то внутреннюю идею, и, казалось бы, аксиомы теории уровней, приложимые к сложным объектам природы, должны быть далеки от художественной деятельности, которой я занимаюсь, и от человека, предмета нашего разговора.
Далеки, но не очень.
Не опираясь на методологические разработки, вошедшие в общенаучное знание, в частности на чрезвычайно простую и естественную идею о многоуровневости, в общем-то человека, возможно, до конца и не понять.
Не понять его настоящего и будущего, не понять прошлого. Не понять его политики, философии, искусства. Не понять его деятельности в сферах промышленно-экономической и социальной.
Когда я делаю попытку рассмотреть деятельность человека типологически - на I, II, III уровнях его бытия, я, конечно, тоже попадаю в плен схемы.
Да, снова берется за основу рассмотрения какой-то один признак: зависимость человека в одном случае от микроситуации, во втором - от макроситуации и в третьем - от мегаситуации.
В реальности все, конечно, сложнее, взаимопереплетенней. В каждом конкретном человеке живут и микро-, и макро-, и мегачеловек. И все эти три составляющие находятся не в статике, не в окоченевшем равновесии раз и навсегда заданных пропорций, а в постоянном движении, в вечной борьбе.
Внешний мир - это лишь один из объектов познания жизни. Противоположный полюс наблюдений - твое собственное внутреннее "я".
Три лика смотрят на меня со всего пространства человеческого развития, из всей череды веков. Три разных лика я различаю сейчас и в лице своего современника. И сам смотрю на мир тремя лицами.
Разве нет во мне ничего от первого человека? О, как сильно иногда я ощущаю в себе его присутствие! Как ненавистно оно двум другим моим "я"!
Вспомним Чехова, признававшегося, что он выдавливал из себя раба по капле. Рабское начало сидит в нас. В любом. И во мне.
А второй человек с его национальными и классовыми пристрастиями? Разве не бушуют они во мне? Я человек XX и XXI веков, я представитель определенного национального и социального мира. Сколько мыслей и чувств, живущих во мне, мне дорогих, порождены именно этими макрогрупповыми обстоятельствами. А третья душа? Всечеловеческая, готовая обнять всех, видящая и во враге брата? Не ради ли того, чтобы дать и ей выход, слово, я пишу эти записки? И разве не надо мне преодолевать при этом сопротивление других моих "я"?
И так - в каждом человеке. Не только двойничество, как борьбу противоположных начал, которое так любил изображать Достоевский, а, пожалуй, и тройничество составляет суть человеческого "я".
В этом триумвирате каждая из составляющих борется за господство.
Человек (и отдельный человек, и отдельный народ, и все человечество в целом) - постоянная арена борьбы.
Мы не состояние, а процесс. Не остановившееся мгновение, а непрерывное развитие. Нельзя войти в одну реку дважды, сказал Гераклит. В одну реку нельзя войти даже раз, говорили его ученики. И если мы - река, то мы не в состоянии покоя, а в движении, в "течении".
В ком-то побеждает первая душа, а макро- и мегасоставляющие находятся в подчиненном положении. И мы видим микрочеловека со всем его "комплексом примыкания". Мы осязаем его "маленькую" философию, частный эгоизм, лежащий в основе его поступков, его микротворчество жизни. Микросоставляющая в его деятельности выходит на первый план и заслоняет, оттесняет все остальное.
Но в ком-то победила вторая душа, его макроначало, а микро- и мегасоставляющие остались в подчиненном, зависимом положении, и налицо уже иной, более широкий по сравнению с предшествующим тип или уровень сознания. И в этом случае перед нами макротворчество жизни, т.е. творчество, проявляющее себя в каких-то социальных, крупномасштабных формах деятельности.
Наконец, в ком-то одерживает верх третья душа, в нем побеждает мегасоставляющая, а остальные составляющие остаются в подчиненном, подавленном положении, и рождается третий, универсальный человек. В нем тоже есть "эгоизм", но для него в мире нет ничего чужого, и его "эгоизм" включает в себя все, что есть в жизни. Мир есть инобытие его личного "я", инобытие, становящееся его собственным бытием. Границы, переборки падают, принимают относительное значение. И человек, как существо конечное, значительно ограниченное пределами в своем первом варианте, относительно ограниченное во втором, превращается в свою третью возможную ипостась - человека бесконечного, безграничного.
Факты многоуровневости природы человеческой личности вроде бы чисто психологического свойства, но, однако, они очень важны. Они - свидетельство или догадка о том, что третье состояние (человек открытый, человек универсальный, человек, собственно говоря, коммунистический) всегда содержалось в эмпирическом природном человеке уже на заре его жизни как возможность его дальнейшего развития. Как звено в его длительной тысячевековой физической и духовной эволюции. Как искомая цель непрекращающегося внутреннего совершенствования.
Я снова повторюсь: я рассматриваю человека как процесс. И в человеке, как частичке целого, и в самом человечестве идет постоянное движение и борьба различных начал. Причем на разных этапах истории человечества мы видим в качестве господствующего, превалирующего какое-то одно определенное начало (при второстепенном существовании других).
Если бросить взгляд на все пространство мировой истории, то видно, что макроначало генетически (вспомним Ф.Энгельса, его мысли о формах движения материи) вырастает из микроначала, а меганачало жизни также генетически выходит, рождается из макроначала.
Примером этому могут служить универсальные, интернациональные формы человеческого бытия, генетически вырастающие - этот процесс наглядно виден в истории XIX-XX веков - из классовой, национальной действительности, которая покоилась на фундаменте частного эгоизма, частной собственности.
Разумеется, процесс появления в мировом человеке и человечестве новых качеств, его постепенного восхождения на новые ступени или уровни не "примитивно" прямой.
История не знает непрерывно восходящих линий. Исторический оптимизм должен сочетаться с повседневным, житейским скептицизмом или даже пессимизмом. Теоретический оптимизм зиждется не на вере в чудеса, не на мечте о последней победе добра над злом. Он исходит из законов развития человеческого общества и вовсе не обещает праздников ежедневно. Воскресенья бывают раз в неделю, а праздники - несколько раз в году.
Более того, исторический оптимизм вынужден брать в расчет как неизбежность попятное движение, регресс, отход от начальных принципов. Ибо одним из законов развития является колебательная форма движения.
Скажем, массовые репрессии 30-х годов в СССР и еще более массовые насилия над личностью в Китае в 60-70-х годах - что это было в чисто психологическом плане? Ведь надо отдавать отчет, что за судьбой каждого репрессированного человека - а их были сотни тысяч, а вернее, даже миллионы,- стоял свой осведомитель, свой судья, свой надсмотрщик, свой палач. Это новые сотни тысяч и новые миллионы людей. Все общество своим молчанием, а чаще всего и полным одобрением санкционировало эти массовые расправы. И больше того, топило их в гуле оглушительной демагогии.
Все это происходило отчасти потому, что на первый план в толще народа резко выступила микросоставляющая человеческого духа. Микрочеловек стал вдруг господствовать, захотел взять реванш, потерпев поражение в революции; именно он в массовом порядке пошел в осведомители, судьи, надсмотрщики, палачи, идееносители. Это было колебание назад при общем движении вперед, регресс социальной материи при прогрессе, отход при развитии. Но вот Отечественная война 1941-1945 годов. Несмотря на то, что предыдущий период был небывало трагическим для народа в целом,- голод, репрессии, титаническое напряжение сил при решении задач индустриализации страны,- в дни тяжелейших испытаний из него уходит все мелкое, незначительное, словно исчезает микросоставляющая его духа, забота о себе, о собственном спасении. И, напротив, просыпается, становится определяющей чертой макросоставляющая - массовый патриотизм, классовая ненависть к врагу, любовь к отеческим ценностям, и мегасоставляющая - желание освободить мир, человечество от жуткой социально-духовной болезни. От фашизма.
К концу II тысячелетия (в XIX и XX столетиях особенно) чрезвычайно увеличились физические силы человечества. Только за период XX века на земле произошли грандиозные изменения. Резко возрос сам масштаб человеческой деятельности. Он перерастает уже национальные и государственные рамки. Перерастает рамки даже отдельных блоков государств.
Человек начал менять пейзаж земли, вышел в космос, посетил другие планеты. Но все это только предвестие той грандиозной физической мощи, которой он будет обладать в будущем. В III тысячелетии. Эта его будущая физическая мощь вообще непредставима.
Но по закону баланса и равновесия этим возросшим физическим силам человечества должна соответствовать и равная им духовная мощь.
Духовной силы такого порядка нет ни в первом, ни во втором человеке. Эту духовную мощь, способную наполнить дальнейшую работу человека на земле и в космосе смыслом, великой целью, стремлением к красоте и истине, может обеспечить только мегачеловек. Только его нравственная сила способна обуздать зло в любых его формах. Не победить, не уничтожить до конца (ибо микрочеловек неуничтожим, являясь неотъемлемой частью нашего "я"), а - обуздать.
Я пишу эти записки, и передо мной порой возникает фигура некоего внимательного читателя-оппонента.
- Хорошо,- говорит он,- вы делаете попытку показать существование трех типов людей по их поведению в определенных обстоятельствах. Отталкиваясь отсюда, вы совершаете, насколько я уловил, и другую попытку - вывести, соответственно, некие типы, или уровни человеческой деятельности. В искусстве, науке, политике. В экономической и социальной области. В условной и краткой форме эти ваши типы людей можно обозначить так: первый тип - человек, отвечающий только за себя и за то, что входит в круг узколичного эгоизма ("примыкающий" - по одной из авторских номинаций). Человек второго типа - это человек классовый и национальный, имеющий то или иное региональное верование и отвечающий за судьбы того ограниченного целого, к которому принадлежит. И, наконец, третий тип, чьим представителем является человек неограниченного целого, отвечающий за судьбы человечества или даже мира всецело. А можно эти типы обозначить и так: человек, подчиненный микрообстоятельствам, человек, подчиненный макрообстоятельствам, и человек, обусловленный мегамиром. В то же время вы делаете оговорку, что в современном человеке...
- Вы говорите о тройничестве? Но я думаю, что в человеке во все времена было, условно говоря, три лика, три души.
- Да, в человеке во все времена уживаются и противоборствуют все три начала, но вся ваша раскладка фактически доказывает раздельное существование этих типов? Теоретически это было бы правильно, а в жизни?
- Для чистоты анализа,- спорю я,- вещи надо рассматривать в их концентрированной сущности, а не в разбавленном явлении!
- Да, и это было бы правильно, если бы вы не просто фиксировали приметы каждого из выведенных вами типов, а попытались хотя бы в приблизительном виде показать социально-исторические и психологические причины, порождающие тот или иной тип. Конкретные причины их рождений.
Их место в реальной истории? Да, пришла, наверное, пора подробней поразмышлять и по вопросам, которые задает мне мой мысленный оппонент. О социально-исторических и психологических причинах рождения во времени того или иного типа человека. В частности, "третьего человека". По другим сходным, резонансно возникающим проблемам.
"Человек готов принять всякое звание, но к званию человека еще не привык",- с горечью заметил в свое время Герцен.
Взгляд Герцена на мирового человека - взгляд эмоциональный. А вот позиция философа, доискивающегося до причинности этого явления:
"При тех порядках (имеется в виду существование института частной собственности.- Д.В.), которые предполагаются политической экономией... чем больше рабочий выматывает себя на работе, тем могущественнее становится чужой для него предметный мир, создаваемый им самим против самого себя... Точно так же обстоит дело и в религии. Чем больше вкладывает человек в Бога, тем меньше остается в нем самом... Самоотчуждение человека в его продукте имеет не только то значение, что его труд становится предметом, приобретает внешнее существование, но еще и то значение, что его труд существует вне него, как нечто чуждое для него, что этот труд становится противостоящей ему самостоятельной силой"1.
Не в этом ли противостоянии - современного человека и созданных им сущностей - заключена главная проблема существования? Кто сильнее: я, человек, или внешние, отчужденные от меня материальные и духовные силы, рожденные в том числе и мной самим? Власть и сила собственной совести или власть над совестью моего же собственного, но уже отчужденного от меня и ставшего враждебным мне духа?
Как результат - рождение различных фантастических сфинксов. С одной стороны, как слагаемое материальной деятельности простирает над человеком свою власть Капитал. С другой - как интегрированный итог духовной работы над ним встает Бог.
Капитал, Бог - несколько могущественных сфинксов, управителей мировой жизни, и где-то под ними, растворенный в них и заключенный в них, как в бесконечностях, жалкий человек, вопрошающий подобно Паскалю: "Кто я? И зачем я в этом мире?" Капитал, Бог, Дьявол -как раз и есть те гигантские внешние материальные и духовные силы, вокруг которых на подходе к III тысячелетию совершается глобальная революция. Все XX столетие целиком ушло на эту работу.
Процесс этот длительный, болезненный, с возвращениями и временными отступлениями вспять, с резкими скачкообразными бросками вперед или в сторону.
Вероятно, и первые века III тысячелетия потратятся человечеством на эту трудную работу. Это предприятие слишком гигантского масштаба, чтобы завершиться на глазах двух или трех поколений. Неизбежны драматические, а то и трагические моменты в этом движении. Но уже сейчас в полном разгаре подготовка производительных сил к новому состоянию мирового сообщества. Не случайно мир подошел уже к новому этапу научно-технической революции. Во все больших масштабах -не только в развитых странах, но и в государствах Азии, Латинской Америки, Африки, встающих также на общеисторический путь развития, совершенствуется, идет все более широким потоком процесс "эмпирического осуществления всемирно-исторического, а не узкоместного бытия людей"1. Этот процесс, когда "местноограниченные индивиды сменяются индивидами всемирно-историческими, эмпирические универсальными"2, будет приобретать, видимо, все большее ускорение и масштаб.
Мировой человек рвется в свое новое универсальное состояние как в единственную свою спасительную возможность.
Смена вахт на исторической сцене, переработка "местноограниченных индивидов", по терминологии Маркса, в "индивиды всемирно-исторические", а "узкоместного бытия людей" в бытие всеобщее, универсальное - процесс не локального порядка, это процесс общемировой, глобальный по масштабам.
Односторонним, классово ограниченным сделала человека частная собственность. Упразднение ее действительно означает полное освобождение человека, причем освобождение и на уровне его чувств и свойств. Эти чувства и свойства уже принадлежат не Капиталу, не Расе, не Классу, а становятся подлинно человеческими - и в субъективном, и в объективном смысле.
Я читаю Канта. Кенигсбергский мудрец считал себя "гражданином мира". Эволюционный процесс совершенствования человеческой природы, полагал он, приведет общество к тому состоянию, когда все его члены станут "гражданами земли и мира", способными к общению на уровне истины. Это будут люди научно мыслящие, нравственно живущие и эстетически воспринимающие и поднявшиеся над всякой расовой и национальной ограниченностью.
"После некоторых преобразовательных революций осуществится наконец то,- пишет он,- что природа наметила своей высшей целью, а именно всеобщее всемирно-гражданское состояние, как лоно, в котором разовьются все первоначальные задатки человеческого рода"1.
Что это? Утопия, точное пророчество?
Я читаю Шиллера. И он тосковал о "государстве прекрасной видимости" или "эстетическом государстве", где "человек проходит со смелым простодушием и спокойной невинностью через самые запутанные отношения, где он не нуждается ни в оскорблении чужой свободы ради утверждения собственной, ни в отказе от собственного достоинства". Но не прост путь к этому обществу: "...прежде, чем подчинять разнообразие единству идеала, нужно, чтобы укрепилась самостоятельность характера и чтобы покорность чуждым деспотическим формам уступила место достойной свободе. Пока человек природы беззаконно злоупотребляет произволом, ему нельзя даже показывать его свободу"2.
Преодоление человеком силы собственнического эгоизма и одновременно зависимости от созданных им самим, но отчужденных от него сущностей можно уподобить, пожалуй, преодолению материальным объектом силы земного притяжения. Вспомним первый прорыв ракеты в космическое пространство. Это был рубеж в развитии материальных производительных сил человеческого общества, знак того, что его мощь становится космическим фактором. Прорыв же собственнического эгоизма - не менее важный и эпохальный по своему значению рубеж в развитии мирового человека, его социальной силы и его духа.
Перейдя этот Рубикон, человек и становится, собственно, человеком. Говоря словами Герцена, он наконец принимает на себя звание человека.
С изменением общественных отношений, экономических, социальных, морально-политических, меняются и "сущностные" характеристики человечества. И показатель его внутренней эволюции - смена вех в развитии самого человека, смена ритмов его мышления, постепенный выход человека на принципиально отличные, чем прежде, типологические уровни жизни и деятельности.
Рожденный в микромире, человек разворачивает свои силы в макромире, и уже не подростком, а духовно взрослым входит в мегамир, где перед ним открываются бесконечные возможности дальнейшего совершенствования. Игры в колыбели сменяются подростковыми макроиграми, а затем начинается великая мегаигра человека.
Внимательно перебирая свитки страниц мировой истории, постоянно видишь один момент: на тех или иных ее исторических этапах социально господствует совершенно определенный тип человека (при подчиненном существовании и других типов). В переломных же пунктах заметно и постепенное, последовательное, закономерное вытеснение одного социального типа человека другим, более высшим.
Непрерывное взаимодействие с внешним миром, усложнение задач не проходит бесследно для человека. Благодаря его усилиям меняется вокруг мир, но меняется и он сам. В нем выявляются, становятся определяющими какие-то новые черты. Приведу снова высказывание Р.Селларса: "...Повышение уровня структуры, организации - вот руководящая нить, которая пронизывает всю природу и вдоль которой возникают новые качества"1. Такова основная идея концепции иерархии природы, вскрытая структурным научным знанием, но разве человек и человечество в целом не часть природы, не один из ее наиболее сложных и "странных" объектов? И если все в мире эволюционирует и развивается и во всем возникают "новые качества", то разве не возникают они и в человеке?
В этом смысле историческое описание тех или иных крупных периодов мировой истории есть описание эволюции человеческих структур, хронография возникновения к жизни того либо другого типа человека.
Возьмем доплеменную и племенную жизнь. Здесь господствует, преобладает, превалирует, несомненно, еще тип эгоистического человека-животного. Эволюция чрезвычайно замедленна, движения почти нет, человеческая рука -основная и, больше того, единственная производительная сила. Господствующая мораль - мораль конкретного "племени-стада", интересы отдельной особи не простираются дальше своей группы. Инстинкт выживания - главный. В жертву ему приносится все остальное. Продолжительность периода - несколько миллионов лет.
Дальше наступает первобытнообщинный строй как переходная форма к господству второго типа человека. Это эпоха древних революций, основное ее содержание -при господстве первого человека все усиливающаяся борьба второго человека за право на свое не только физическое, но и социальное бытие. Намечается некоторое ускорение эволюции, появляются признаки движения. Продолжительность этого переломного периода около пятидесяти - ста тысяч лет.
Затем начинаются многоступенчатая, непростая по характеру эпоха сложения классовых и национальных обществ, века рассвета и упадка региональных религиозных движений - рабовладельческая формация сменяется феодальным миром, последний - капитализмом, империализмом. Отмечается преобладающее влияние в экономической и социально-политической жизни, в религиозной и духовной областях идей и норм жизни "второго человека", причем наблюдается его разнополюсность. Основное содержание эпохи - межклассовая борьба, экономические и религиозные войны (борьба различных "масок" второго человека друг с другом), рост социальных сил. Маленький эгоистический человек и человек, перешедший рамки микро- и макроэгоизма, существуют, но первый в роли необходимого балласта, придающего устойчивость социальному судну каждой макроэпохи, второй - в роли пока еще экзотической редкости. Отмечаются явления самозванства, как тоска по идеальным фигурам, но нормы и правила жизни, ее основной тон задают классовые и национальные, т.е. макрогрупповые, интересы. Убыстренный бег эволюции переходит в движение, принимающее в отдельные моменты чрезвычайное, скачкообразное ускорение. Все более нарастает от формации к формации мощь производительных сил. Неравномерность развития приводит к тому, что слабые звенья классовой действительности, не выдерживая напряжения, лопаются; возникают первые очаги универсалистской реальности. Продолжительность периода в разных частях мира примерно две - пять тысяч лет.
Зона очередной глобальной ломки - новая переходная форма. Здесь видны взрывной характер научно-технического и социального движения, постепенная ликвидация институтов частной собственности, региональных религий, расовых, национальных и классовых институтов. Основное содержание эпохи, весьма непростой, динамичной и конфликтной по характеру,- укрепление универсалистской формации, неустойчивое вытеснение ею со сцены мировой действительности империализма, прорыв земной цивилизации в космическое пространство, рост универсального мегачеловека в качестве новой социальной и духовной силы мировой жизни, его историческая борьба с идеологией и практикой жизни "первого" и "второго" человека. Продолжительность периода, видимо, сто пятьдесят - четыреста лет.
Входя постепенно в III тысячелетие, мы, собственно, находимся лишь где-то в самом начале этого нового этапа в жизни человечества. Именно в наши дни происходит постепенное сложение - разумеется, не без драматизма и даже трагедийности борьбы - интернационального и интерклассового типа цивилизации, устремленной в бесконечность. Эта цивилизация, по всей видимости, станет уже сочленом космического сообщества мировой жизни, а универсальный мегачеловек - основным исполнителем ее грандиозных проектов.
Философия истории по Гегелю - это сага о некоем мировом духе, овеществляющем себя на разных этапах своего развития в тех или иных формах. В этой истории нет человека. Существующее есть результат себя в себе синтезирующего, в себя углубляющегося и из самого себя развивающегося мирового разума.
История, как ее понимают и толкуют порой крайние детерминисты, тоже являет собой нечто фантастическое. На арене мира здесь вместо мирового духа, но в качестве такого же мифического субъекта, выступает уже экономическая матрица, взятая в абстракции и совершающая на разных этапах исторического развития то же "таинство порождения самой себя", как и мировой дух Гегеля,- в разных формах и вариантах. В этой истории человек также отсутствует как действующая величина, он вторичен.
Роль человека в мире, взятого в конкретном единстве с последним как одно субъектно-объектное Целое, пожалуй, в полной мере выявляется только в универсалистской концепции социальной жизни.
Личность человека, живущего в любую данную эпоху, есть не только отражение, не только срез текущего времени, но и унаследование всей предшествующей истории человечества. Человек действительно "совокупность всех общественных отношений". И не только в настоящем, а и в прошлом. Больше того, даже и в будущем.
Человек порой духовно воссоединяется с будущим задолго до реального соединения. И можно, наверное, сказать, что какие-то элементы будущего определяют иногда и его настоящее бытие, а буквально все историческое время "есть пространство человеческого развития"1. Чем больше и шире, кстати, это пространство развития, тем более крупным вырастает на нем человек.
Всякое рождение - мучительный акт природы, что же говорить о рождении исторически нового типа человека, освобождающего себя от начал и отношений частной собственности со всем ее аппаратом отчуждения?
Во всем видеть себя - в людях, в мире, увеличивать свое "я", выходить за пределы своего тела, своего дома, за пределы своего эгоизма - пафос мышления человека, живущего в универсальном субъектно-объектном целом. Обнять это целое собой, стать этим целым! - таково его неукротимое стремление к надличному, сверхличному. И это уже не только пафос мышления. Скорее это пафос практической деятельности, ставшей мышлением, становящейся мышлением.
Вся существующая и прошлая история человечества, вся нынешняя и минувшая история мира и то существование, которое где-то впереди, во времени, есть дитя свободы и необходимости. О противоречие свободы и необходимости разбил себе голову Кант. Об это неразрешимое противоречие в течение тысячелетий билась, в бессилии разрешить его, мысль и практика всего человечества. Но вот парадокс: приходит час, и вдруг обнаруживается, что этого противоречия нет. Нет противоречия между свободой и необходимостью, а есть лишь миф о нем. Свобода и необходимость - совокупное Целое. Нерасчленимое, неделимое.
Формула, рассматривающая человека и внешние обстоятельства его бытия в вечно движущемся диалектическом единстве, дает, видимо, единственный положительный вариант решения. Личность человека - это объект и одновременно субъект общественных действий. Объект и вместе с тем субъект мировой истории.
Мировой человек находится в прямой и обратной связи, в непосредственном и косвенном контактах с бесконечным объективным миром. Эта связь нерасторжима. Субъект и объект составляют подвижное, текучее, меняющееся, но всегда единое диалектическое Целое. Объективное, то, что находится вне моего "я", такое, каким оно представляется,- есть не только плод реальности, но и плод этого субъективного "я". Но и субъективное "я" есть в то же время плод и исторический продукт объективного мира.
Мы постоянно расчленяем Целое на отдельные слагаемые, анатомируем его на части. Мы абсолютизируем отдельные фрагменты, возводим их в степень. Обожествляем, превращаем в фантомы, в символы, тогда как Целое - неделимо, нерасчленимо.
Что означает единство субъективного и объективного? Это значит, в частности, что мое субъективное "я" не кончается в границах моего тела, а простирается, обнимает весь окружающий универсум, доступный наблюдению, эксперименту, мысли. Т.е. этот мир есть тоже мое "я", есть продолжение меня самого. Мое субъективное "я" вбирает в себя, таким образом, весь объективный мир, сливается и отождествляется с ним. А все объективное, то, что необозримо простирается вокруг, находит свое тождество, свой отклик и отзвук в субъективном. Содержится в нем подобно тому, как в малой капле содержится весь остальной мир.
Единство субъективного и объективного, другими словами, означает, что границы между этими мирами условны, относительны. Абсолютных границ нет, и есть не два мира, а один.

Понятие о субъективно-объективном целом применимо не только к анализу социальной жизни.
Что без него, например,- сделаю резкий поворот в сторону - современная физика мега- и микромира?
Инерция мышления сильна, и в своих безнадежных попытках избавиться от субъекта - у классической физики это более или менее получалось,- новейшая физика заходит в тупик.
Без субъекта она уже не может, но вступить с ним в брак по любви или хотя бы по расчету? Этого пока не позволяет физике ее "классическое" прошлое, состояние былой "невинности". В итоге же - отношения "неопределенности", временный союз не любящих друг друга любовников, конкретные деловые сделки по частным поводам (принцип дополнительности Бора, например, и т.д.), но вступить в более тесные отношения с субъектом? - нет, это слишком.
Были времена, когда различие между частицей и волной являлось абсолютным; и волну, и частицу можно было "пощупать", наглядно представить. Но родилась квантовая механика, и такой стиль восприятия канул в Лету. В квантовой механике "различие между частицей и волной становится уже относительным,- пишет, например, М.Омельяновский.- Эти понятия здесь теряют свою абстрактную противоположность и соответственно понятие частицы изменяется, получает новое определение, поскольку в квантовой механике понятия частицы и волны имеют смысл только в своем взаимоотношении"1.
И в своем взаимоотношении с исследователем, с его инструментарием, его прибором, короче говоря, во взаимодействии с субъектом! - добавил бы я. И это добавление обязательно. Но субъект у М.Омельяновского отсутствует. Он отсутствует пока еще и во всей современной науке. И именно вследствие его отсутствия ее "объективные" описания (как в мега-, так и в микромире) часто превращаются в формальную схему, лишенную всякого физического смысла.
"Субъективная" теория и "объективные" факты в пределах определенной парадигмы - единое, неразрывное субъектно-объектное целое. Теория возникает и сходит со сцены благодаря фактам и посредством фактов, но и факты, как таковые, возникают (и исчезают, как налично существующие и даже измеряемые физические величины) благодаря и посредством теории. Можно вспомнить великие сюжеты, когда на "физической" сцене царил "эфир", а еще раньше - "флогистон". Любопытства ради мне приходилось читать физическую литературу конца XIX века - забытая терминология, исчезнувшие без следа физические величины, но, Бог ты мой, как они живо обсуждались тогда, какой активной жизнью жили и даже как экспериментально подтверждались! - в рамках старой ньютоновской парадигмы.
Знаменитый рефрен, повторяющийся в горьковском "Климе Самгине": "А был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?" - имеет прямое отношение к теории познания.
"Мальчик" появляется в пределах одного субъектно-объектного Целого, но он может исчезнуть или видоизмениться до неузнаваемости или вообще замениться другим "мальчиком" в другом субъектно-объектном целом. А был ли мальчик? Да, был. Но теперь его нет. Теперь бегает другой. Вон, смотрите!..
К чему, впрочем, ворошить архивную пыль? Можно вспомнить эпизоды с нейтрино или кварками. Нейтрино, как кирпичик мироздания, как факт, впервые возник на кончике теоретического пера, пришедшего в отчаяние, в состояние полнейшей растерянности. Он возник из небытия как Спаситель, как Мессия, а потом - да, экспериментальные подтверждения, строительство на Кавказе подземных лабораторий, создание своего рода целой технологии по его обнаружению. Но кто знает, замедлит свой бег на бумаге другое "теоретическое перо", как полномочный представитель другой парадигмы, другого субъектно-объектного целого, и экспериментально подтверждаемый факт, факт как таковой, может исчезнуть, может перестать быть фактом, может уже не подтвердиться экспериментально.
Печать человеческой личности лежит на любой теории, даже самой далекой, самой отстраненной. И на любом понятии, любом факте, которыми эта теория оперирует. Именно поэтому теоретическая наука сродни искусству. Не всякая, конечно. Только высшие создания гения.
Естественно, может возникнуть вопрос: как же быть с объективной истиной? Но никто не покушается на объективную сторону истины. Вся разница - понятие истины носит не однозначный характер, а многозначный. И даже много-многозначный.
Материя не исчезает в подобном анализе (одномерное мышление может высказать и такое опасение), напротив, в ней выявляется качественная - не только количественная - бесконечность структуры, неисчерпаемая множественность отдельных ее форм, выступающих каждый раз в качестве субстрата того или иного субъективно-объективного целого.
Материя есть бесконечная комбинация отдельных ее свойств, в числе которых сознание, способность к отражению есть одно из коренных, капитальнейших ее свойств, таких же основополагающих, как свойство иметь протяженность (пространство), длительность (время), гравитационные, электромагнитные, тепловые свойства. Таким образом, универсальная теория, как некоторая форма всеобщности, как максимальное приближение к полиистине, к познанию универсального мегацелого - эта страсть, эта безнадежная тоска последних десятилетий, так томящая новейшую науку,- есть теория, по-видимому, объединяющая в себе статистическое множество отдельных неэквивалентных достоверных теорий. Теория, связывающая все множество свойств материи воедино, объясняющая их друг из друга и из Целого, а Целое - из них. Иными словами, эта теория должна охватывать такое универсальное субъектно-объектное мегацелое, в которое входит бесконечное количество отдельных субъектно-объектных целых, где каждое из них и все они вместе находятся друг с другом в состоянии диалектического взаимопроникновения, в причинных связях самого разного порядка - прямого, обратного, косвенного и отдаленно косвенного. Но даже и это универсальное субъектно-объектное мегацелое будет опять же не Всецелым.
Брешь бесконечности, черная дыра незнания будет с неодолимой силой влечь к себе ищущий Абсолюта разум, и так будет всегда - ибо не все свойства материи увидены, описаны, поняты, изучены в ходе исторического познания.
Попытки науки ХХ и XXI веков построить универсальную (в ее понимании, конечно) физическую теорию, но на старых, побитых трещинами постулатах и основаниях, нуждающихся в коренном переосмыслении, на уровнях "старого" мышления - вещь, пожалуй, безнадежная.
Мифами наука, конечно, питается какой-то период, творя временных идолов и богов, но всему свое время. Время сеять траву мифологии сменится временем, когда придет пора вырывать "посаженное", чтобы сажать на этом месте что-то другое. Об этом - о многомерном, универсальном мышлении нового "третьего человека", который в самом деле найдет выход и из данного тупика, я и веду речь.

Но вернемся к социально-историческим корням появления в мировой жизни "третьего человека".
Моя точка зрения проста и не нова: человечество исторически эволюционирует в своем развитии.
Напомню снова известную мысль, что "более сложный объект" должно рассматривать "как возникший и развившийся из более простого"1 и "что главная форма движения возникает генетически из той, которая была главной на предыдущей ступени развития материи и которая сейчас оказывается превзойденной более сложной, более высокой и более развитой формой движения"2.
Чтобы дойти до понимания неделимости субъектно-объектного Целого, до нерасчленимости в третьем человеке свободы и необходимости, единичного и всеобщего (набор этих пар слагаемых можно продолжить), нужно было биться, приходить в отчаяние; многовековая работа мысли, сам ход конкретно-исторического развития готовили почву для радикально нового типа мышления.
Логика старого мира, взявшая свое начало еще с аристотелевских силлогизмов и основавшая свое бытие на расчленяющем все и вся анализе, ломается на наших глазах. Она обнаружила свои границы. Она уже бессильна служить орудием познания и действия в вероятностно-статистическом неэвклидовом мире, который есть бытие универсального человека.
И эта логика идет в переплавку, в перековку - в иное орудие, в "иной логический металл". В металл синтеза.
"Сила моего действия на вещи - не во мне самом, не в моей неповторимости и даже не в моей образованности, но в моей способности (лучше сказать, в моем способе) применять всеобщую силу общественного субъекта, в моей способности быть точкой приложения и опоры некоего всеобщего объективного движения. Чем менее я мешаю действию этой силы, чем менее я вношу в мое действие отсебятины, тем более я способен транслировать целое, использовать его как свое орудие... тем более мое действие эффективно"3. Такова, пожалуй, логика взаимоотношений человека с миром во времени, которое наступает.

Неэвклидов человек, этот "транслятор целого", рождение которого предрешено всем ходом исторического развития человечества, прорывает границы своего частного бытия. Ему уже тесно в коже своего эгоизма, его субъективное "я" сливается с объективным миром.
Конфликт между универсальным человеком и человеком микрогрупповым или макрогрупповым - конфликт исторический, эволюционирующий в своем развитии. Но раньше этот конфликт был скрыт, проступал неявным образом.
Однородность и двумерность человеческого существования, питаемая отношениями частной собственности, межклассовым и межнациональным разделением, религиозными различиями, физически и духовно господствовала в мире. Многомерность человеческой сущности, человек в его возможностях в этих условиях выступали как идеал. Природа и общество осуществляли этот идеал, но единично и спорадически. В редких индивидуальностях.
Сейчас эти силы равны, больше того - универсальный неэвклидов человек, освобождаясь постепенно от наследия одномерного и двумерного прошлого, встает уже во весь рост. Борьба тяжела, длительна, надо выдавливать одномерного человека-массу и из собственных пор, и впереди еще, быть может, самый драматический фазис борьбы, но эта борьба - единственная альтернатива. Другого выхода из тупика, в котором оказалось человечество, нет.
Кошмар одномерности в империалистическую и казарменно-"социалистическую" индустриальную эпоху есть уже нечто тотальное. В нацистских и сионизированно-большевистских режимах, равно как и при режиме глобалистов, налицо полнейшая идеологическая идентификация индивида с репрессивным целым, со всем существующим. Отчуждение из субъективного чувства превращается здесь в объективное содержание жизни: индивид перестает быть субъектом как таковым; перестает быть причинной деятельной единицей. Народы в целом перестают быть субъектом истории - они лишь фрагмент, как любая неодушевленная вещь, как любой неодушевленный процесс, всеобщего отчужденного бытия.
В качестве субъекта социальной жизни выступает какое-то анонимное, безличное, фантастическое суперобщество, имеющее дотошно и подробно составленное разграничение компетенций, строгую регламентацию и иерархически построенные отношения подчинения.
В качестве субъекта, словом,- механизированная машина, застывший дух, кибернетический гомункулюс, взращенный в чреве тоталитарной действительности и без остатка поглощающий человека в себе, растворяющий его в своих пищеварительных трактах как какую-то неорганическую соль.
Подобный тоталитаризм, придающий человеческому обществу черты массовидности, анонимности, абсурдной безликости, мы наблюдаем равно как в фазе монополистического капитализма, так и в фазе глобального "казарменного коммунизма". Капитализм, начавшийся как общество дикой жестокой инициативы, эгоистического предпринимательства, часто проходящий затем через стадию государственно-монополистического и трансмонополистического тоталитаризма, финиширует в третьей и последней своей стадии как Новый Мировой Порядок глобалистов. В опоре на тоталитарную систему жизни обретал свои первоначальные формы порой чудовищного характера казарменный "социализм", однако за тем, чтобы пройти через стадию полудеспотически-полудемократического режима к третьей своей возможной фазе -истинному социализму, равному гуманизму1. Трансформация в эту третью фазу - общество универсалистского типа, или Нового Миропорядка - вопрос будущего.
По пути в Дамаск гонитель христиан Савл внезапно превратился в апостола христианства Павла... Что-то подобное произойдет, возможно, и здесь...
Конечно, мои "мысли по поводу" - в определенной мере схема.
Мы всегда вокруг себя все подвергаем анализу и классификации. Для удобства жизни. Для того, чтобы не запутаться в многозначности явлений, в их пестроте. И, конечно же, вся эта разбивка Целого на части, дробление Единого на отдельные сегменты - вещь условная. Нужно ли ей придавать абсолютный характер?
Каждый из нас - подданный и гражданин какой-то части Целого, каких-то микро- и макромиров, но ведь мы принадлежим и Целому, и когда в нашем сознании падают перегородки, дробящие мир на отсеки, когда в наши души врываются боль и радость всего живого на земле, мы - братья, мы - наиболее люди.
Поиск в человеке наиболее человеческого - это и поиск некоего Целого, некоего Бога. Поиск единой в своей основе универсальной концепции.
Интерьер, в котором происходило действие романов и пьес еще недавнего прошлого, в основном ограничивался дворянскими гостиными, купеческими домами, особняками буржуа, салонами мадам Шерер и Ко или, напротив, избой крестьянина, заводским цехом. Даже интерьер носил ограниченно-классовый характер.
Ныне интерьер, окружающий человека, другой, поле его действия стало неизмеримо шире. Арена человеческого действия отныне - вся Земля, Вселенная, Мир. И поэтому еще острее звучат вечные вопросы: кто ты, человек? Во имя чего живешь? Во имя какой неведомой цели, изменяясь сам, изменяешь окружающий мир?
Каждое наше действие, кем бы мы ни были,- есть всегда выбор. Кем быть? Исповедовать мораль микромира? Макромира? Или, возможно, своим собственным бытием утверждать универсальные правила человека мегамира?
Моя книга, собственно,- попытка личного строительства Храма. Успею ли, смогу ли? Не возведены еще стены, не написаны фрески. Гулкие грандиозные пространства Храма не заполнены еще аурой новых божеств. Конечно, я мог бы с самого начала "гнать" тексты новой религии-философии, не отвлекаясь на эмпирику и частности. Но кто знает, не встретился бы я в этом случае с реакцией отторжения? Слово, к которому прибегаешь, должно быть ныне "соборным", универсальным. Мне надо войти в сознание людей и засеять пашню семенами своих идей постепенно, незаметно. Поэтому я порой отвлекаюсь, делаю броски в сторону, ухожу в беллетристику. К главному, основному я должен подойти исподволь. Новое великое вероучение должно, как дивный цветок, прорасти в душах людей естественным путем.
В своем замысле, в идеальном воплощении Собор нового универсалистского учения должен стать домом для каждого. Воздух, свет, благодать веры в нем должны обрести и мусульманин, и христианин, и буддист, и индуист. В грандиозном Соборе найдутся волшебные суперточки, в которых соединятся воедино идеальная и материальная стихии универсума, и всякий путник - из либералов, социал-демократов, индивидуалистов, коммунистов, атеистов, нигилистов - сможет обрести опору для подвижничества своего духа. В принципе мной давно владела мечта - возвести Собор некоего Универсалистского Слова, в который захотелось бы зайти и бедному, и богатому, и образованному, и безграмотному. Таинство воссоединения несоединимого, пересечения непересекаемого, таинство превращения обыденного и временного в фантастическое и вечное - вот что творилось бы под сенью Собора. Человек входил бы в него в своей микро- и макроипостаси, а выходил бы на свет преображенным в своем мега- или богооблике.
И разве я один мечтаю возвести на Земле новый Храм универсалистского учения? Эти попытки, я вижу, предпринимают сегодня и другие. Все человечество на протяжении всей своей истории стремилось поднять такой Собор к небу. Сначала на заре жизни в ход шли микроблоки. Негодный строительный материал. Языческие боги разрушались. Потом, в последние тысячелетия, для строительства Храма веры стали применять макроблоки. Материал получше, но не идеальный. Религиозные постройки из него, мы видим, трескаются. Вечный Храм из такого материала не построишь. И только теперь приходит понимание, что Храм надо возводить из вечного материала - из мегаблоков...