“ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ НИГМЕТА ХАКИМА”

очерк

I. Виновен потому, что виновен

Он не был моим родственником, не был другом моего деда. Он был сыном моего народа. Одним - из тысяч его сыновей и дочерей, сгинувших в молохе сталинских ре-прессий. И до того момента, пока в моих руках не оказалась потертая, побуревшая от времени папка его уголовного дела, я не знала о том, что он жил на свете.
Но судьба каким-то непостижимым образом связала нас - меня и его, Нигмета Ха-кима. И жизнь его потрясла меня своим самоотверженным величием, и смерть его - ужас-нула своей слепой бЕссмысленностью.
На чей жертвенный алтарь была положена жизнь Нигмета Хакима - ученого, язы-коведа, лингвиста, педагога?! Во имя чего и по чьему сценарию в ХХ веке в России ра-зыгралась эта страшная драма, пришел в действие челночный механизм по уничтожению людей? И чем же сегодня можем оправдаться перед миллионами невинно убиенных мы, ныне живущие? Разве наша жизнь стала лучше, гуманнее, совершеннее? Разве мир во-круг изменился и приблизился к идеалу? Нет, нет, и нет.
ХХ век, увы, собрал еще не все свои жертвы.
И только весеннее солнце также горячо и ласково, также нежна молодая зелень, также радостно чирикают воробьи, - как это было 63 года назад, в последнюю весну Ниг-мета Хакима.
За 63 года, прошедшие с тех событий, умерли, наверное, почти все действующие лица этой трагедии: жертвы и палачи, друзья и предатели. И кости их истлели в земле... Но от этого трагедия эта не перестала быть трагедией. Ведь живы дети и внуки тех жертв и тех палачей. И сами того не ведая, своею собственной жизнью они платят по счетам за деяния дедов и отцов.
И сколько же таких вот пожелтевших дел, в каждом из которых скрыта целая жизнь, целая судьба, - лежат в архивах и сейфах, секретных и открытых. Сколько же их только в Казани, в Татарстане? А сколько их - по всей нашей огромной стране?! Изред-ка к ним прикасаются чьи-то чужие, холодные, равнодушные руки, и вновь - течет оне-мелое время, спрессовываясь в дни, годы и десятилетия...
Но теперь я открою Дело под номером 2395, на 94 листах, начатое 5 ноября 1936 года и оконченное уже 5 июля 1937-го.
Это дело, как думаю и всякое другое, являет собой яркий образец того четко разра-ботанного механизма по уничтожению человека, который и позволил за кратчайшее вре-мя вынести и привести в исполнение смертельный приговор, вынесенный народу.
Нигмат Гиниатович Хакимов (творческий псевдоним - Нигмет Хаким) в 1936 году жил в Казани и работал в научной библиотеке Казанского университета. Совсем незадол-го до этого его уволили из Казанского пединститута, где он преподавал историю рели-гии, лингвистику и историю татарского языка.
Он родился в 1889 году в деревне Еланлы, в Башкирии, в семье крестьянина-середняка. Еще до революции Нигмет Хаким получил высшее духовное образование, преподавал татарский язык в районах Башкирии, а после революции - окончил с блеском Ленинградский Институт Народов Востока и по окончании института даже ездил во главе научной экспедиции в Индию. Тогда же, в конце 20-х годов он пишет одну из сво-их книг, за которую позже ему пришлось заплатить головой - "Происхождение Ислама". Он свободно владеет 17-ю восточными языками, пишет множество научных трудов по лингвистике и синтаксису татарского языка.
Скупые, формальные строчки документов рисуют передо мной образ настоящего татарского интеллигента, интеллектуала, самородка, в становлении которого большую роль сыграли и революция, и Советская власть.
Все вроде бы складывалось хорошо у татарского ученого... Но в 30-х годах он ока-зывается в Казани, уже разведенным и позже - вдовцом, а четверо его детей живут в да-лекой башкирской деревне.
В 1936 году бьет его роковой час. Не прошел между жерновами молоха смерти этот 53-летний человек, живущий одиноко и бедно, испытывающий множество жизнен-ных неудач, лишений, но по-прежнему безмерно увлеченный делом своей жизни - нау-кой.
Возможно, еще 5 ноября 1936 года, когда писалась на него первая Справка, он даже не подозревал, что спустя несколько часов будет арестован и уже никогда не выйдет из тюремных застенок, никогда не вернется к своим трудам, в свою маленькую комнатку на улице Комиссариатской, где лишь железная кровать, письменный стол да горы книг, ле-жащих на стеллажах и на полу...
5 ноября 1936 г.
СПРАВКА
...Хакимов Нигмат Гиниатович...по профессии журналист, преподаватель, рабо-тает в данное время библиотекарем при библиотеке КГУ...
...в 1927 году под маркой антирелигиозной цели выпустил вредную, изъятую впо-следствии книгу "Происхождение Ислама"...
...в течение всего 1936 года Хакимов ведет фашистскую контрреволюционную пропаганду: умышленно провокационно толкует международные события, восхваляет всемерно фашизм, говорит о целесообразности войны ... при чем клеветнически и оскор-бительно отзывается о тов.Сталине...
...На основании изложенного Хакимов подлежит аресту по обвинению в преступ-лении, предусмотренном 58/10 ч.1 и 73-1 cт.ст.УК...
Опер.Уполномоченный 3 Отд.СПО УГБ, мл. лейтенант ГБ Каменьщиков.

"Согласен" - ставит свою мгновенную резолюцию начальник СПО УГБ УНКВД ТР капитан ГБ Веверс.
"Прошу санкции на арест" - требует Каменьщиков. "Согласен" - вновь размашисто расписывается Веверс, и в тот же час на улицу Комиссариатскую, едет Каменьщиков, сжимая в руке серенький квиточек Ордера на арест, тоже педантично присовокупленного к делу.
...Во всех документах допросов, протоколов осмотра и приговоров, у допраши-вающих и приговаривающих полностью отсутствуют инициалы: у них нет имен и от-честв - в страшных игрищах и торжищах со смертью они выступают как некая высшая сила, стоящая над бренным, слабым, обыкновенным человеком, попавшим в их лапы...
У них, у палачей, очень много работы: ведь в гэбэшных и тюремных казематах допрашивают и пытают ежедневно и одновременно десятки, сотни людей - и каждому нужно оформить "дело" и потому для быстроты и удобства канцелярские чинуши соз-дают такие популярные сокращения, как к/р - контрреволюционный, или а/c - антисовет-сткий... А в типографиях в массовых количествах идет тиражирование бланков допросов и протоколов, ордеров на арест и обыск, и справок о приведении приговора в исполне-ние, в которые требуется только вписать нужную фамилию.
Каждый попавший в сети НКВД человек искренне полагает, что его арест - только ошибка, и что вот-вот Органы поймут это и отпустят его.
Так думал, наверное, и потрясенный Нигмат Хаким в день своего ареста, 5 ноября. Не знал он, что механизмы этой зловещей Машины хорошо смазаны, и это гибельное колесо уже не остановить.
Так что же нашли у "антисоветчика" и "врага народа" Хакимова во время обыска?
Его книгу "Происхождение Ислама". Дипломную работу студента Аббасова из Института Народов Востока. Черновик письма к другому ученому о работе по истории языка. Отпечатанный на машинке ответ Хакимова на заметку в стенгазете, где его обви-няли в антимарксистских установках.
Еще нашли 11 писем . В протоколе осмотра так описывается 11-е письмо: "Лири-ческие стихи или песни, воспевающие красоты возлюбленной на 10 страницах на ма-шинке по яналифу, подписанные Н.Хакимов."
Вот и весь "компромат". Но для Органов было достаточно и этого.
Кто была та женщина, которой Хакимов посвящал стихи? Счастлив ли был он в любви? Какими они были, эти стихи, и куда они исчезли?
Этого мы уже никогда не узнаем.
Донос. Арест. Обыск. Допросы. Волна накрыла человека и понесла его как легкую щепку. К финалу. К смерти, в которую он не будет верить до самой своей последней ми-нуты.
Как будет вести себя нормальный и невиновный человек, арестованный внезапно? Конечно, отрицать те дикие и глупые обвинения, которыми его опутывают, как липкой паутиной.
ВЫ ПРИЗНАЕТЕ СЕБЯ ВИНОВНЫМ?!
На первых допросах Хакимов с негодованием отвергает все обвинения в контрре-волюционной деятельности. Его допрашивают двое - Каменьщиков и Якубов. У них, у палачей, своя отработанная технология. Они меняются поочередно. В протоколах допро-сов ничего не говорится о том, как выбивались признания. Но вполне понятно, что не ласковыми уговорами и нежными словами. (Вся спина моего деда Назиха Валеева, тоже арестованного в 37-м, была в шрамах: следователи пытали его раскаленным железом...)
Что они сделали тогда с Хакимовым - остается только догадываться. Но на допросе у Якубова уже 23 ноября он признается:
"Признаю себя виновным в том, что в течение 35 и 36 годов у меня по отношению к Советской власти сложилось контрреволюионное убеждение... Я считал, что нацио-нальная политика извращается на местах...что часто татарских писателей притес-няют и они не имеют возможности издавать свои произведения... На базаре "Сорочий" в Казани я неоднократно среди населения высказывал антисоветские суждения..."
Слаб человек. Доверчив и слаб. Кажется ему, что если он признается и покается, его простят и поймут.
Но кто из нас сегодня, положа руку на сердце, смог бы сказать, что ни под какими пытками он не оговорил бы себя или своего ближнего?!
Однако палачам мало признаний самой жертвы. Ведь ее песенка уже спета, она уже обречена, и негласный приговор ей уже вынесен. Палачам нужны новые жертвы. Если ты вел антисоветские разговоры, то кто же были твои собеседники? А если вас несколько - то это уже целая организация!
И человек, словно зверь, попавший в капкан, в панике, в ужасе, начинает оговари-вать всех - друзей, соседей, знакомых, коллег... Многие не выдерживали этого испытания духа.
Но не таким был Нигмет Хаким. Ни разу, ни в чем, не оговорил он других людей - ни друзей своих, ни даже недругов, которые у него конечно же были.
Это его предали ближайшие друзья. Это их трусливая ложь бросила Хакима на плаху.
Но как постепенно и умело закидывали палачи свои сети!
На очередном допросе Якубов спрашивает:
" - Расскажите Ваш круг знакомых из числа татарских интеллигентов, с коими Вы имели общение?
- Рамеев, Вахитов, Сайфуллин (с ним редко), Нигматуллин (тоже очень редко - я просил у него иногда денег), Шараф, Сагди...
- Кого Вы причисляете к числу а/с настроенных лиц и каков был характер их раз-говора?
- Из названных мною лиц никого к числу а/с настроенных причислить не могу, по-тому что они контрреволюционного характера разговоров не высказывали".
Допрос сменяется допросом. Хакимов знает, что он невиновен. И тогда уходит от-чаяние, и он вновь находит в себе силы отрицать все обвинения, плетущиеся против него. Но даже тогда, когда отчаяние приходит вновь, Хакимов не оговаривает ни одного чело-века.
Следователи вне себя от ярости. Их обвинения зыбки. Дело рассыпается на гла-зах... О чем они говорят с арестованным на допросах?
Каменьщиков с трудом держит себя в руках:
" - Объясните, почему к Вам на квартиру систематически ходили эти определен-ные личности?
- Об этом нужно спросить их самих. Я не знаю, почему они ко мне ходили.
- Следствие не позволит Вам уклоняться от ответа по существу, путем таких вызывающих ответов! С какой целью Вас посещали эти люди?
- Цель ... осталась неизвестной.
- Даете ложное показание. Что делали эти лица в вашей квартире?
- Ничего. Просто сидели и разговаривали.
- О чем разговаривали?
- С Вахитовым, например, говорили об исторических документах, сбором которых он занимался..."
У палачей только один выход: среди тех, кого так упорно не хочет выдавать Хаки-мов - среди его друзей, коллег или учеников - нужно найти тех, кто сможет подтвердить все обвинения следствия. По своему большому опыту они знают - такие люди обяза-тельно найдутся.
На допросы по делу Хакимова вызываются десятки свидетелей.
И они находятся. Один из них - ученик Хакимова. Другой - его ближайший друг.
Этот его ученик был довольно известным татарским писателем и вполне благопо-лучно прожив еще 60 лет после гибели Хакимова, умер совсем недавно. Я не стану назы-вать его имя: у него есть дети, внуки и правнуки. Я назову его N.
"2 декабря 1936 года. Из Протокола допроса N:
- Давно Вы знаете Хакимова Нигмата?
- Знаю с начала февральской революции. В Уфе он находился на стороне белых с 18 по 19 год...Вообще, если говорить о Хакимове, надо сказать, что он является одним из единомышленников буржуазно-националистических лидеров... От своих идей Хакимов не отрекся и поныне и к данному времени я характеризую Хакимова как контрреволюцион-но настроенного националиста... Он высказывает даже явно фашистские тенденции... он сам сторонник империалистических капиталистических стран...Вообще Хакимов всегда высказывал неверие в советскую политику и действительность..."
Страх, животный ужас за свою жизнь сжимает сердце писателя N, и он уже не мо-жет остановиться. В этом потоке грязных обвинений нет ни одного конкретного факта. И тем не менее это как раз то, что хотели услышать от свидетеля палачи.
А ближайший друг Хакимова, тогдашний работник Татгосиздата (назовем его R) так старается угодить следователям, что для его показаний не хватает обычного протоко-ла допроса и к протоколу прикладываются целых 6 дополнительных листков, на которых друг и свидетель R оговаривает Хакимова настолько, насколько только может позволить его разыгравшаяся фантазия.
И в то же время друзья и знакомые Хакимова - Нуркин, Вахитов, Нигматуллин, Шараф, Сайфуллин, Бурнашева категорически отрицают какие-либо антисоветские или контрреволюционные деяния Хакимова.
28 мая 1937 года свидетель R на очной ставке с Хакимовым подтверждает все свои показания.
О чем думал тогда обвиняемый Хакимов, глядя в глаза своего бывшего друга? Друга, с которым, наверное было выпито немало чашек чая или вина, с другом, который дневал и ночевал у него дома, с которым они вели долгие разговоры, дискуссии и спо-ры...
Из протокола очной ставки R и Хакимова:
Вопрос Хакимову:
- Вы признаете, что в присутствии R вели фашистские беседы в течение дли-тельного времени?
- Не признаю.
Вопрос R:
- Вы подтверждаете свои показания?
- Целиком подтверждаю! ...Хакимов восхвалял фашизм, всячески охаивал совет-ский образ жизни и оскорблял вождя партии товарища Сталина... Добавлю еще, что Хакимов являлся давним противником советской власти и коммунистического строя. Так он еще в 1924 году издал книгу "Древний Восточный коммунизм", в которой прямо выступил против коммунистического общества...
Вопрос Хакимову:
- Написали Вы такую книгу?
- Действительно я написал и издал такую книгу...в форме ответа носившейся то-гда идеологии и теории о том, что якобы коммунизм - это идеология, навязанная евро-пейцами... Я доказал, что эта идеология не есть европейская, а она идет с древних вре-мен из Китая, Ирана и Персии..."
Но никому уже не были интересны научно-философские труды ученого.
2 июня 1937 года Хакимову было вынесено дополнительное обвинение, в котором он обвинялся в связях с "троцкистко-националистической-террористической организа-цией...которая имела связь с троцкистско-зиновьевским-террористическим центром, осуществившим злодейское убийство тов.Кирова и подготовлявшим новые теракты про-тив руководства партии и Советского правительства..."
Дикость, искусственность и абсурдность обвинения, основанного лишь на оговоре двух людей - очевидны сегодня. Но тогда это было естественно.
Его расстреляют через два месяца.
Через двадцать лет - его оправдают.
Через шестьдесят лет - почти забудут...
А тогда , в 36-м, следователь Каменьщиков, успешно провернувший это дело, рез-ко пошел на повышение: если начинал он дело Хакимова простым оперуполномоченным, то 2 июня 1937 года он уже был Начальником 3 отделения 4 отдела УГБ...

Сегодня, 63 года спустя, когда по воле судьбы я веду свое собственное расследова-ние, я думаю не только о Нигмете Хакиме. Я думаю и о его безымянных палачах Ка-меньщикове и Якубове.
Сколько же на их счету было загубленных судеб? Наверное они прожил долгую жизнь, вырастили детей и дождались внуков, умерли персональными пенсионерами и коммунистами, а если дожили до "перестройки", то наверняка с негодованием разорвали свои партийные билеты и примкнули к героическому отряду "демократов"...А может на-оборот, кто-то из них до последнего своего дня ходил на собрания и митинги коммуни-стов и берег на груди партийный билет. А потом они были похоронены с почестями на каком-нибудь казанском кладбище.

... Я долго всматриваюсь в фотографию Нигмета Хакима, сделанную в тюрьме: фас и профиль. С почерневшего снимка на меня глядит изможденный, но все еще красивый человек с высоким лбом, с темными восточными глазами и волевым ртом. И в этих гла-зах нет страха, ужаса или смирения.
Как человек проницательный, интеллектуальный и тонкий, Нигмет Хаким не мог не понимать, что его ждет впереди. Он покидал эту бренную и грешную землю не по своей воле. Но почему так спокоен и мудр был его взгляд? Быть может потому, что он оставлял за собой свои труды, свои исследования и верил, что рано или поздно его народ поймет и оценит его...

5 июня 1937 года по Делу номер 2395 было вынесено обвинительное заключение, в котором в частности говорилось, что контрреволюционную деятельность Хакимова подтвердили свидетели N и R, что по делу вещественных доказательств не имеется (!), что Хакимов виновным себя признал частично и что Дело направлено для рассмотрения Военную Коллегию Верховного Суда СССР.
Наступал последний акт этой трагедии.
В Протоколе подготовительного заседания военной коллегии Верховного Суда Союза ССР, состоявшегося 2 августа 1937 года уже в Москве, сказано:
"...С обвинительным заключением, утвержденным тов.Рогинским, согласиться... Предать суду Хакимова Н.Г....Дело заслушать в закрытом судебном заседании без уча-стия обвинения и защиты и без вызова свидетелей..."
Я закрываю глаза и пытаюсь представить, как накануне, жарким летним вечером, тяжело гремя, звякая и вздыхая, трогался с дальних путей вокзала в Казани мрачный тю-ремный состав, навсегда увозивший отсюда сотни приговоренных... Лаяли овчарки, без-молвный конвой стоял вдоль вагонов, деловито сновали солдаты, и вот наконец паровоз вздрогнул, надрывно загудели его трубы, выбрасывая клубы черного дыма, - и тут же, одни за другим, вздрогнули, заскрежетали и тронулись вагоны.
Поезд набирал скорость.
В жарком закатном солнце призывно сверкала Волга, и совсем рядом, но так бес-конечно далеко и отчужденно шумел вечерний, беспечный город...
Быть может, в какое-то маленькое мутное оконце глядел на проплывающую мимо Казань Нигмет Хаким. Быть может, он прощался с родным городом навсегда. Или в его сердце все еще тлела надежда, что там, в Москве, восторжествует справедливость и те, кто его обвиняет, вдруг убедятся в его невиновности.
...Быть может, в это самое время в каком-то доме на какой-то казанской улице пла-кала женщина, уронив на руки поседевшую голову.
Но может, и не было этой женщины, и никто не думал, не вспоминал, не горевал о Нигмете Хакиме в тот час...
А 3 августа состоялось закрытое судебное заседание. Без участия обвинения, без адвокатов, без свидетелей. Сколько же таких судов проходило в Верховном Суде за один день, если заседание по делу Хакимова было открыто в 17.20, а закрыто уже в 17.40?! Для чего было разводить всю эту судебную канитель! Это был просто конвейер. Двадца-ти минут было достаточно для того, чтобы зачитать и подписать заранее приготовленные бумаги. Своеобразный стахановский почин. Быть может, палачи поощрялись за свой ударный коммунистический труд?
На суде председательствовал Армвоенюрист В.В.Ульрих, членами были: Корвое-нюрист Л.Я.Плавнек и военюрист 1 ранга Д.Я.Кандыбин, в секретарях - военюрист 1 ранга А.Ф.Костюшко, при участии прокурора СССР тов.Рогинского.
Это имена палачей Нигмета Хакима. Эти палачи именем Советского Союза выне-сли ему смертельный приговор. Но такие же его палачи - и писатель N, и друг R, и следо-ватели Каменьщиков и Якубов.
Не много ли палачей на одного?!
В диких, нечеловеческих сочетаниях слов "армвоенюрист Ульрих", "корвоеню-рист" - слышится мне торжествующая песнь Сатаны, одержавшего очередную победу.
В Протоколе приговора сказано, что подсудимый никаких ходатайств, а также от-вода составу суда не заявил, а в последнем слове, любезно ему предоставленном, сказал, что в контрреволюционной организации не состоял и дополнить судебное следствие ни-чем не имеет.
Нигмет Хакимов был приговорен к высшей мере уголовного наказания - расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и на основании постановления ЦИК Союза от 1 декабря 1934 года приводится в исполнение немедленно.
Немедленно. Но почему же ОНИ так спешили?!
В 17.40 закончилось заседание по делу Хакимова. А в 17.45 видимо уже началось следующее - по делу Иванова, Перельштейна, Саркисяна...?
И вот, последняя справка под грифом "секретно":
"Приговор о расстреле Хакимова Н.Г. (можно вписать любую нужную фамилию - М.В.) приведен в исполнение "3" VIII 1937 г. Акт хранится в Особом архиве 1 спецотря-да НКВД СССР том № 2 лист № 165.
Начальник 12 Отд. 1 спецотряда НКВД СССР
лейтенант госбезопасности Шевелев".

Обыкновенный, маленький, серый клочок бумаги, похожий на квиток по уплате коммунальных услуг.

Так окончилась жизнь, и такой была смерть ученого, философа, татарского интел-лигента Нигмета Хакима.
Дело его, вместе с его жизнью, было закончено. В него подклеили все бумажки, его пронумеровали и забросили на нужную полку архива.
Больше не было человека. А значит, не было и проблем, с ним связанных.
Оно, это дело, так бы и лежало до сегодняшних дней. Наверное, сотни тысяч дел и сегодня погребены в забвении - дел тех людей, у которых были уничтожены или умерли родственники, дети, или их просто не было.
У Нигмета Хакима там, в глухой башкирской деревне, остались дети - три дочери и сын. Хаким умер для своего народа, - но только не для своих детей.

II. Через двадцать лет

Через 20, а точнее, ровно через 19 лет и 20 дней со дня гибели Нигмета Хакима, 23 августа 1956 года прокурору ТАССР пришло заявление дочерей Хакимова - Лябибы, Фаи и Адибы, проживающих в Уфе, в котором они просили сообщить о судьбе своего отца.
Время менялось. Время переворачивалось: настала знаменитая эпоха осуждения культа личности. Дети "врагов народа", скорбно и безропотно несшие это клеймо все 20 лет, воспрянули с надеждой узнать хоть что-то о судьбе бесследно исчезнувших своих родных.
Но то ли руки не дошли у прокуратуры до этого дела, то ли было оно особо засек-речено, но только после повторного заявления Адибы Хакимовой в июне 1957 года и по-сле ее письма Ворошилову в Москву, КГБ начинает проверку по делу Хакимова.
В своем заявлении на имя Ворошилова Адиба Хакимова в частности пишет:
"... Еще до революции мой отец начал выступать среди крестьян против помещи-чье-феодального строя. Им был написан сборник стихов... В 1917 г. в дер.Малаяз ...он проводил совещания против религии в квартире бедняка Бурханова, где с ним познако-мился известный в ТАССР писатель N... ( знакомые все лица! - М.В.). В 1920 г. отцом были написаны статьи в газете против Колчака (подтверждает писатель N)...
...Такие работы моего отца как "Синтаксис татарского языка" был присвоен, го-ворят Атнагуловым, а "Литература татарского языка" - Яфаровым; видимо другими его трудами тоже кто-то пользуется.
Мы просим также найти его богатую библиотеку, судьба которой до сих пор не-известна, а также его ценные труды, написанные после возвращения из Индии.
...Я по своей малограмотности и болезни (инвалид с 3-х лет) не имела никаких данных о нем, т.к. мы жили в деревне и когда забрали отца, не знаем..."
Они ничего не знали, родные и близкие Нигмета Хакима. Иначе Адиба Хакимова не стала бы обращаться за подтверждением невиновности ее отца к известному писателю N...
Еще в этом письме Адиба сообщала, что дочь Хакимова - Фая является инициато-ром Стахановского движения в Башкирии и членом КПСС с 1944 года, сын Мубашшир, член партии с 1929 года, погиб на Великой Отечественной, а родной брат Рахим ушел добровольцем на войну и тоже погиб.
Инвалид с детства, Адиба Хакимова, оказалась на редкость упорной и упрямой до-черью. Она решила во что бы то ни стало оправдать своего отца.

Но разве можно человека вот так просто взять и реабилитировать? Хоть и был культ личности, и множество невинных погибло, а вдруг этот, конкретный, все же вино-вен?! Нет, к таким вопросам нужно подходить с большой осторожностью. И времена другие, и ведомство уже по-другому называется, и начальники сменились...а люди в них все те же. Им, в сущности, все равно - казнить или миловать.
Смертельно закрученная в 37-ом заржавелая пружина медленно разворачивалась: между следственными отделами КГБ Татарии и Башкирии началась секретная переписка по делу Хакимова: "Прошу установить и допросить ...вышеперечисленных лиц, выяснив при допросе, как они могут охарактеризовать Хакимова Н.Г. с деловой и политической стороны и известны ли им какие-либо факты его антисоветской деятельности..."
16 июля 1957 года на допрос в КГБ был вызван свидетель R, тот самый друг Хаки-мова, на показаниях которого и было построено обвинение. Двадцать лет прошло с тех пор. Пережил R и репрессии, и войну, и жил теперь себе тихо и мирно - пенсионер, несу-димый и беспартийный. Как некстати был этот допрос! Они зачем-то ворошили про-шлое...
" - Вы допрашивались по этому делу. Расскажите, что Вы тогда показали в от-ношении Хакимова.
- За давностью времени я не помню содержания показаний, которые я тогда дал в отношении Хакимова.
- На допросе 28 мая 1937 года Вы показали, что Хакимова Вы знали как...буржуазного националиста и явно антисоветски настроенного человека. Какими конкретно фактами Вы можете это подтвердить?
- За давностью времени не помню".
Бедный старенький R! Ну разве упомнишь все, говоренное за долгую жизнь! Да и вспоминать-то об этом не хочется...
На допрос был вызван и известный писатель N, тоже несудимый и беспартийный. Как и полагается писателю, знатоку душ человеческих, он обладал более развитой фанта-зией.
Его монолог на допросе был вдохновенен:
" В Казани мы с Хакимовым жили на одной улице и я часто бывал у него на квар-тире. Он жил материально необеспеченно...одно время он даже хотел вернуться в род-ное село и стать мельником, чтобы прокормить семью... Высказывания Хакимова нико-гда не были направлены против существующего строя и партии.
- Но на допросе 12 декабря 1936 года Вы показали, что национальную политику партии Хакимов считал неправильной.
- Я допускаю, что на допросе в 1936 году я мог говорить, что Хакимов был против перехода татарской письменности на яналиф, но допросивший меня следователь дал моим словам другую формулировку... Считаю необходимым заявить, что следователь Каменьщиков или Кирпичников, точно не помню, - следствие вел тенденциозно, требуя меня показать об антисоветской деятельности Хакимова... Он мне заявил, что песенка Хакимова спета и его защищать нечего. Давая показания в 1936 году я не думал, чтобы за известные мне факты выступления Хакимова против введения яналифа его можно было судить. Я всегда видел в Хакимове настоящего советского интеллигента, крупного ученого-языковеда..."
Неужели эти благообразные и благополучные пенсионеры были искренни в своей недоуменной забывчивости, неужели не ощущали на своих руках крови невинного чело-века, которую им не смыть до самой их смерти?! Эти двое совершили именно то, что и было нужно Чудовищу, и в качестве премии им была выдана их собственная жизнь.
А вот многие из друзей и знакомых Хакимова, не оговорившие его, сами были арестованы, преданы суду, расстреляны или сосланы в лагеря.
27 мая 1958 года Генеральная Прокуратура СССР в своем заключении определила: "Приговор в отношении Хакимова Н.Г. отменить и дело о нем прекратить за отсутст-вием состава преступления".
Извините, мол, товарищ Хакимов, лежащий уже двадцать лет в неизвестной моги-ле, ошибочка тут у нас вышла. Вы-то, оказывается, вовсе и не виноваты!
Но мало этого неугомонной дочери - Адибе Хакимовой. Ее сердце болит за про-павшую библиотеку отца, за его неопубликованные труды. За его вещи (ведь были же у него какие-то вещи в Казани!) - должна же быть какая-то память об отце!
Начальник отдела КГБ при СМ ТАССР подполковник Галиуллин посылает запрос в научную библиотеку КГУ - не поступали ли в 1936 году книги Хакимова в библиоте-ку?
Нет, - сообщает ему тогдашний зам. директора библиотеки А.Каримуллин, - не по-ступала к ним личная библиотека Хакимова.
Не могу не привести почти полностью еще один документ, потрясающий своей страшной обыденностью:
"Заключение
по заявлению гр. Хакимовой А.Н. о возмещении стоимости имущества ее отца.
... Свидетельница Гришина Л.С. показала, что Хакимов имел следующую обста-новку:
- простую односпальную железную кровать
- матрац простой
- 1 солдатское одеяло
- 1 перовую подушку
- простой обеденный стол
- примерно 2-3 стула
- 1 чемодан старый
- из посуды: 2 тарелки, несколько ложек, чайник, примус
- примерно 500-600 книг
- драповое поношенное пальто
- костюм поношенный
- 2-3 пары белья.
Свидетель Гришина показала, что все имущество Хакимова было упаковано и в ящиках в течении 3 месяцев находилось в общем коридоре, а затем увезено сотрудника-ми органов НКВД.
Свидетель Мазитов показал, что Хакимов иногда брал у него во временное пользо-вание костюм.
В архиве КГБ отдельного акта на конфискацию имущества Хакимова не имеется.
Конфискованное имущество свозилось в склад, где оно было обезличено (курсив мой - М.В.) и в таком виде сдавалось в Казанский горфинотдел на реализацию.
...Не исключено, что вещи Хакимова также были сданы на склад, а позднее были реализованы в обезличенном виде..."
Это было в 36-ом. Буквально через несколько лет весь мир содрогнется от гитле-ровских лагерей смерти, когда гигантский комбинат по переработке человеческого мяса работал бесперебойно и безотходно: в дело шли даже волосы и кожа. Но не партия ли Ленина-Сталина показала Гитлеру, как нужно организовать это безотходное производст-во?!

Исчез человек. Исчезли его простые вещи. Но куда же могли исчезнуть его книги, его уникальная библиотека, его труды? Неужели ИМ было мало его бренной плоти - ИМ нужно было уничтожить Нигмета Хакима, как ученого, как мыслителя, как образован-нейшего человека своего времени?! Но если тело уничтожимо, то не уничтожим дух. И я абсолютно уверена, что правда о Нигмете Хакиме и о тех, кто, возможно, украл труды и идеи ученого, - рано или поздно всплывет. Истина восторжествует.
Прошло еще десять лет. В 1966 году Адиба Хакимова вновь обращается в КГБ ТАССР с просьбой дать ей справку по архивным данным об отце. Она все еще пытается найти и восстановить его труды...
В ответ ей приходит равнодушная отписка, что интересующими ее сведениями КГБ не располагает.
В Москву, в ЦК КПСС пишет родной брат Нигмета Хакима - Хаким Хакимов:
"... он все время писал научные труды, отдельные издавались, а многие оставались рукописью...Нас интересует, куда же делись его труды, почему о них ничего не извест-но. Возможно, его трудами кто-то пользуется...
Естественно, что ЦК КПСС пересылает это письмо в КГБ ТАССР, и родные полу-чают очередную отписку - ничего мы не знаем, и вообще, мы же вам заплатили за его конфискованное имущество!
Как будто теми жалкими рублями, в которые были оценены железная кровать и поношенное пальто - можно оценить исчезнувшую интеллектуальную собственность та-лантливого ученого!
На том все и заканчивается. У родных Нигмета Хакима нет больше сил, здоровья и средств на борьбу с равнодушной государственной машиной.

А потом на дворе подули иные ветры, и вся страна впала в истеричное самобичева-ние и покаяние. В 1995 году 77-летняя больная женщина-инвалид Адиба Хакимова , жи-вущая в Уфе, была признана пострадавшей от политических репрессий. За убийство ее отца, за уничтожение его трудов - ей выдали бесплатный проезд в общественном транс-порте и крошечную прибавку к пенсии...
И это - покаяние, это - справедливость?!

Неправда, что дело Нигмета Хакима под номером 2395 закончено в 1937 году.
Оно еще не закончено.
Ибо мы все виноваты перед тобой, Нигмет Хаким. И сегодня, у края пропасти, куда готова рухнуть наша огромная страна, мы пьем горькую чашу вины перед тобой и мил-лионами невинных.
Что мы можем сделать для тебя, Нигмет Хаким? Только одно - вытащить из пепла забвения твое имя, вернуть тебе твои книги, твои труды, твои идеи. Вернуть их тебе и твоему народу. Ведь ты верил, что это когда-нибудь случится.
Это, и только это - станет нашим истинным Покаянием.

Казань, 1999 год.