Назад

“КУСАКИ, РЫЖИЙ БЕС”

повесть

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. Ферма Дона Пэдли 

 Глава 2. Дом на обочине

 Глава 3. Три холостяка и одно недоразумение

 Глава 4. Прикосновение крыльев

 Глава 5. Магия любви

 Глава 6. Любовь зла, полюбишь и ...

 Глава 7. Настоящая кошка

 Глава 8. Черный полковник

 Глава 9. Пленник шелтера

 Глава 10. Песня ночи

 
Когда он был маленьким, худым котенком-замухрышкой, он всё время кусался. Он мурлыкал - и кусался, дремал на коленях, и на секунду очнувшись - снова кусался, просил есть - и опять кусался. Пришлось назвать его Кусаки. Никакое другое имя ему не подходило.
Потом он вырос, стал большим, совсем взрослым и упитанно-тяжелым. К зиме шерсть его делается яркой-оранжевой и густой, и отчетливо проступают полосы и пятна на его шкуре: он похож на миниатюрного тигра. Глаза у него янтарные, нос темно-оранжевый, и как и у всех рыжих, у него тоже есть веснушки - на его светло-розовых губах. Но голос у него неожиданно нежен и тонок для такого матерого кота. Мурлычет он редко, и почти неслышно, только в момент особого довольства собой и нами. Серьезные коты немногословны.
Я все гляжу и гляжу в окно, в ту сторону, откуда он всегда появлялся, на поляну, покрытую девственным, сверкающим снегом, которую он пересекал с неизменной важностью вернувшегося с дозора пограничника, - и все еще надеюсь, что он вот-вот появится, что он вернется, он придет, как приходил всегда. И упруго прижимаясь к ногам, потребует свою любимую консерву - тунца или говядину в соусе. Он тоненько и алчно мяукнет, уловив сладостный для его ушей звук - треск открываемой крышки.
Но он все не возвращается.....
Кошки - странные создания, не спрашиваясь у нас, они сначала приходят к нам откуда-то, живут с нами, вползают с кошачьей нежностью и грацией в наше сердце, в нашу жизнь, а потом столь же неожиданно уходят, исчезают где-то навсегда, а мы остаемся , не зная, чем заполнить образовавшуюся пустоту и куда деть эту, вдруг ставшую невостребованной, любовь.
Так и ты, Кусаки, мой ласковый и отважный Рыжий Бес.....

Ферма Дона Пэдли


Недалеко от двенадцатого хайвэя, среди невысоких висконсинских холмов, за которыми по ночам ярко и разноцветно мерцают огни городка Барабу, города, так похожего на сотни тысяч таких же маленьких провинциальных городков, разбросанных по всей Америке, окруженная со всех сторон кукурузными полями, стояла ферма Дона и Барбары Пэдли. Как и ее хозяева, ферма была старой. В стенах выкрашенного в коричневый цвет амбара зияли дыры и щели. В промозглые осенние и зимние ночи в них жалобно, как койот, выл и поскуливал ветер. Силосная башня давно не использовалась, она покосилась, покрылась трещинами и заросла густым плющом. Маленький скромный домик Пэдли прятался неподалеку среди деревьев. Давно, когда мистер и миссис Пэдли были молодыми, ферма их процветала, коровье стадо было большим, а на поле каждое лето высились мощные кукурузные побеги. Теперь поле уж давно продано соседу-фермеру. С десяток коров топтались в жидкой грязи в загоне возле амбара; вечером их загоняли в хлев, где вместе с ними было много всякой живности - голуби, куры, несколько коз, две старые лошади и множество кошек. Неизвестно, откуда взялись эти кошки. По крайней мере, Пэдли их не заводили, они завелись сами, "от грязи" - как беззлобно шутил Дон. Так случилось, что они начали плодиться, и на ферме выросло уже несколько их поколений. И так как все они между собой были родственники, они внешне были почти неотличимы. Видно все они произошли от какого-то крепкой породы рыжего пра-прапрадеда.
Рыже-полосатые, пестрые, пушистые и не очень, они появлялись, жили и куда-то исчезали. Порой Пэдли пытались с ними бороться, ловили их и увозили в приют для животных. Но через какое-то время вновь, как из под земли, появлялись котята... Никто их специально не кормил, изредка перепадало немного молока, и особые праздники бывали в те дни, когда миссис Пэдли покупала для них мешок кошачьего корма на какой-нибудь дешевой распродаже.
В хлеву было грязно и воняло так сильно, что и за пределами коровника кошки повсюду несли с собой неистребимый запах скотины; разве что скунс-вонючка мог бы сравниться с ними в мощи и резкости "аромата". Но главное - в гигантском коровьем жилище было всегда тепло, а в морозные зимние ночи можно было даже погреться у маленькой раскаленной железной печки. Кошки были худые и чумазые, но все же это была сносная жизнь: они были свободны, они охотились, играли, любили друг друга - они жили своей нелегкой жизнью.

Вот здесь, в этом грязном хлеву, в темном, набитом гнилой соломой закутке, я и родился. Я и мои братья и сестры. Когда мы уже начали бегать по хлеву, первыми существами, которые нам встретились, были коровы. Сначала, увидев нависшую надо мной чудовищно-огромную голову с выпуклым блестящим глазом, я пришел в ужас. Я подумал, что вот пришел мой конец. Эта морда была громадная, как целый дом. И когда неимоверный мокрый нос приблизился ко мне, я простился с жизнью. Я был крошечный жалкий рыжий котенок, что я мог! От огромного существа исходил удушающе-жаркий запах. Но голова лишь шумно и смачно вздохнула, странно-легко коснулась меня и вновь взмыла куда-то ввысь. Мелькнул выпуклый и удивленный глаз. Чудовищная голова, похоже, не желала мне зла, и я догадался, что коров бояться не нужно, они - просто добрые великаны. Они теплые и вкусно пахнут. Мало того, из них вытекает натоящее молоко. Конечно, оно не такое вкусное, как у моей матери, но зато его много!
Мы резвились и играли между коровьими копытами и хвостами. Коровьи ноги казались нам огромными колоннами, а уж эти розовые баллоны - вместилища молока! Вот это да! У нас захватывало дух от ужаса и восторга. Вот бы нашей маме такой баллон, полный ее вкусного молока!...
Лошадей мы тоже не боялись - они были такими же добродушными, как и наши рогатые друзья, но молоком от них не пахло.
Кого мы немного побаивались, так это наших хозяев - мистера и миссис Пэдли. Мы чувствовали, что они не больно-то и рады нашему существованию. Миссис Пэдли все время ворчала на мистера Пэдли, уговаривая, чтобы он поймал нас и увез в приют. Старшие кошки рассказывали нам о приюте. И я понял, что это одно из самых страшных мест на земле. Там кошек сажают в железные клетки. И тех, кто попадал туда, никто больше никогда не видел. Говорят, что иногда в приют приходят люди и выбирают себе кошку. Где это видано, чтобы люди выбирали кошку?! По природе вещей все должно быть наоборот.
Впрочем, хотя миссис Пэдли и ворчала на нас, она все же иногда наливала нам коровьего молока. Ведь мы росли, и наша бедная мама уже не могла нас прокормить. Бедная наша мама! Она была такая маленькая и худая, светло-рыжая и с большими зелеными глазами, и ее звали Касси. Странно, почти никто из взрослых кошек на нашей ферме не имел имен, а вот у мамы оно почему-то было. И когда мы слышали хрипловатый голос миссис Пэдли: "Касси! Касси!", мы все выбегали вслед за мамой в надежде чем-нибудь поживиться. Может быть, хозяйка уважала нашу маму за то, что она была хорошей мамой... Или хорошей охотницей? Никто на свете лучше Касси не мог ловить домашних мышей, порядком досаждавших фермерам, но и кроме этого, полевок, cусликов, птичек и даже крольчат. А мы были такие прожорливые, что все равно все время оставались голодными.
Наших хозяев мы по крайней мере уважали; они долго общались с животными и поэтому кое-что понимали в жизни. Но иногда на уикенд к ним приезжали их внуки - маленькие, шумные, визгливые человечки. Сколько их было, не знаю - я, к сожалению, больше чем до пяти считать не умею. Они прибегали к нам в хлев, совали свои конопатые носы во все дыры и щели, все время пытались словить нас и яростно потискать. Надо сказать, ручонки у них были длинные, и цепкие. А сами они были очень шумные и грубые. И если уж ты попался, вырваться от них было трудней, чем взобраться на самую высокую сосну. С тех пор я не люблю человеческих детенышей: это ужасные, глупые, шумные и опасные для кошек создания.
Но тем не менее мне нравилась моя тогдашняя вольная жизнь. Нас было пятеро. В такой лихой компании мир с каждым днем становился всё более интересным и многообещающим. Мы самозабвенно игрались в кошки - кошки, и кошки - мышки, и только по слухам знали, что есть на свете существа пострашнее человеческих детенышей, враги рода кошачьего - СОБАКИ.
У соседей наших хозяев, Эвансов, жил самый страшный на свете пес - ротвейлер Джумбо. Мрр-аау! Имя-то какое ужасное. Джумбо этот был настоящее чудовище - кошки рассказывали, что он убил нескольких наших. Даже старый мерин Панго его побаивался, а бык Альфонс, по сути второй хозяин на ферме, уступал ему дорогу. Этот страшный Джумбо жил в загоне и его никогда оттуда не выпускали, наверное поэтому он и был так озлоблен на весь мир. Но он обладал особым криминальным талантом и изредка ему все же удавалось как-то сбегать из cвоей тюрьмы. И он сразу же устремлялся на нашу беззащитную ферму. Мистер Пэдли ( уж на что добрый человек!) даже купил ружье, чтобы в следующий раз пристрелить Джумбо - ведь тот нарушал самое святое, что есть у нас, американцев, - право личной собственности. Джумбо плевал на все человеческие и звериные правила и законы, он был настоящий террорист и маньяк-убийца, этот Джумбо. После нескольких разбойных нападений мистер Пэдли даже собирался подать на Эвансов в суд, но тем вроде удалось как-то это дело замять.
Беда случилась весной. Мы - Великолепная Пятерка, родились в конце февраля, а теперь уже грел апрель. День был солнечный и на ферме царило радостное возбуждение. Все вкусные птицы расселись по оживающим деревьям и красиво пели, радуясь теплу. Мама без устали таскала нам мышей и такая у нее была удачная охота в тот день, что мы впервые за последние несколько месяцев наелись до отвала. Мы все выбрались во двор и играли на солнышке, лупили друг друга, катались, сцепившись, по земле и лазили по поленнице. И вдруг, черная тень ворвалась в нашу идилию, искромсала и походя, безразборно уничтожила, растерзала моих братьев и сестер. Всех четверых. Зверь Джумбо!
Мама, наша мама! Она бросилась на огромного зверя, и тем самым спасла меня от верной гибели. Я слышал ее последний жалобный крик... Как повезло мне, что я успел найти щель в поленнице и затаиться там. А зверь напрасно пытался выскрести меня из дров, его чудовищная морда с огромными клацающими клыками была совсем рядом! Он оглушительно лаял, и голос его был страшнее самого громкого грома. Мое хрупкое убежище сотрясалось от его толчков. С досады он впивался зубами в торчащие поленья, и они жалобно трещали и крошились... Я думал, что еще немного, и мое убежище рассыпется в прах. Но видимо поняв, что до меня ему не добраться, Джумбо, воровато оглядываясь, убрался восвояси. Опять в свою тюрьму. Он всегда туда возвращался, рецидивист...
Я не мог вылезти наружу. Меня словно парализовало. Я смотрел вниз, на страшное месиво из крови и рыжей шерсти - все то, что еще недавно было моей ласковой мамой и моими веселыми братишками и сестричками... Я не мог даже плакать. Наверное, я сделался немым, может быть кстати. Потому что говорить было уже не с кем...
Теперь я был совершенно один в этом страшном мире.


Миссис Пэдли вышла вечером подобрать поленья для своей патриархальной печки и обнаружила растерзанных котят и рыжую кошку Касси.
" Боже мой, проклятый Джумбо! Опять с цепи сорвался! Нет, сегодня же мы с Доном напишем письмо в полицию. Пусть она навсегда оградит нас от этого зверя!"
Миссис Пэдли захоронила котят и их несчастную мать, а когда собирала дрова, нашла еще одного, спрятавшегося в поленнице, чуть живого, грязного и трясущегося. Он царапался, сопротивлялся, хрипло пищал и никак не хотел вылезать из своей дыры. Глазенки у него были совершенно обезумевшие. Он исцарапал миссис Пэдли всю руку. Что было с ним делать?! Она пожалела несчастную сироту. Но не смогла придумать ничего лучше, чем заключить его в клетку для его же безопасности.
Прошло недели две. Бедный котенок продолжал сидеть в маленькой клетке в темном, покрытом паутиной углу гаража. Каждый день Пэдли собирались отвезти его в приют для животных, но каждый день у них находились какие-то более важные дела. Поездка в приют откладывалась. Тем более Пэдли все-таки затеяли судебную тяжбу со своими соседями Эвансами по поводу Джумбо. То переговоры с адвокатом, то визит полиции и социальной службы... Тут не до рыжего оборванца!
В один из этих суетливых дней приехал к ним за помидорной рассадой их знакомый русский художник. Забавный он был тип, непохожий на других, и потому Пэдли нравилось с ним общаться. Художник снимал старый запущенный дом неподалеку от Чертового Озера, на Олд Лэйк Роад, и так потрясающе рисовал зверей, птиц, деревья, горы и реки, что всегда вызывал у мистера и миссис Пэдли неподдельный восторг. Миссис Пэдли всю жизнь пыталась рисовать, и понаделала много забавных миниатюр, но все они не сумели подняться выше обаятельности детского рисунка. Бог не наградил её реальным талантом, но не обделил способностью ценить то, что ей так трудно давалось. Поэтому она, как Сальери, считала Виктора Моцартом в живописи.
- Хай, Виктор, хау а ю-ю...?* - расплылась в искренней улыбке миссис Пэдли, разгоняя кур, загораживающих вход в амбар. Рот Виктора озарился отраженной улыбкой, произнеся непременный для Америки ответ: - Джaст файн! Хау а ю?**
- Оу, айм вандэфул!***- не задумываясь, ответила миссис Пэдли. И они, благополучно обменявшись "паролями вежливости", пошли в теплицу за рассадой. Пока выбирали, она вдруг вспомнила о несчастном рыжем пленнике. Может это хороший шанс для всех? - мудро рассудила миссис Пэдли, такой добрый человек, как этот "крейзи рашен"****, просто не сможет пройти мимо!
Плата за растения была суеверно-условная, один доллар за всё, просто чтобы хорошо прижились. Завершив нехитрый свой бизнес, фермерша так... между прочим, показала Виктору клетку с несчастным котенком и поведала душераздирающую историю гибели его матери и остальных котят.
И какое нормальное сердце может вынести одну только мысль о том, что теперь можно спокойно уехать, загрузившись буйной рассадой и беззаботно предаться весенним огородным хлопотам, в то время, как этот бедный рыжий (никто даже и не знает, мальчик он или девочка...) продолжит свое жуткое прозябание в тесной вонючей тюрьме?!
Миссис Пэдли все правильно рассчитала: котенок уехал вместе с русским художником, забившись под одно из сидений его просторного красного "доджа".
_______________________________________________________________________
Хай, хау а ю?* - Привет, как поживаешь?
Джаст файн!** - Прекрасно!
Оу, айм вандефул!*** - О, я в порядке!
Крейзи рашен**** - сумасшедший русский
Так неожиданно и решительно вошел в жизнь дома на Олд Лэйк Роад Рыжий Бес.


Уж лучше бы я погиб от зубов Джумбо! Что может быть хуже несвободы? Несколько дней я пытался перехитрить проклятую клетку и как-нибудь выбраться из нее. Ничего у меня не вышло. Видно, судьба....умереть в этом сарае. Меня все забыли. Никто не слышит моего жалобного плача. Что делать?! Объявить голодовку протеста? Да эти Пэдли и так меня практически не кормят - я уже не могу даже нюхать эти отвратительные сухие шарики, похожие на козьи какашки, которые мне иногда подбрасывют! Может, хотят меня отравить? Неужели никогда мне больше не попробовать свежепойманной мыши или теплой и мягкой птички?!
Но оказалось, что есть на свете нечто и пострашней тюрьмы.
В то злосчастное утро перед моей клеткой замаячила лохматая голова незнакомого мне человека. Я, конечно, замяукал. А что было делать? Может, хоть он меня услышит?! Под невнятные причитания миссис Пэдли, двери моей темницы внезапно разверзлись, и этот тип беспардонно вынул меня. Не успел я обрадоваться, как он засунул меня в пасть красного рычащего монстра. Рот чудища с грохотом захлопнулся, и деревья за стеклом понеслись прочь, унося меня на тот кошачий свет. Несчастный я кот!
Мама Касси! Зачем ты родила меня?!

Дом на обочине

Ну, ладно... рассада подождет. А это "нечто" с хвостиком, определенно нуждается в срочной "помойке"! Котенок был перепачкан собственными и коровьими экскрементами, которые застыли на нем двухнедельной коростой. К тому же он был болезненно-худ, с рахитично выпирающим брюшком. Но оказался необычайно сильным, вертким и жестким, как крученая проволока. Пока художник топил его в теплой пене, тот орал как пожарная сирена, глазенки его почти выкатывались из орбит: он несомненно полагал, что вот теперь-то и пришел ему конец - не в пасти жуткого монстра, но в мерзко-остро-пахнущем шампуне... Даже мокрая курица показалась бы королевой красоты рядом с этим крысоподобным созданием на тоненьких ножках и со спиной, состоящей из позвоночных зазубрин! Ну и уродец! Зато удалось выяснить, что котенок все же является представителем мужского племени, что Виктора слегка утешило - еще не хватало потом возиться с женскими проблемами кошки и ее непременным потомством!
Он растер кота полотенцем и усадил возле нагревателя. И вот через несколько минут его подсыхающая шерстка сначала робко, а потом торжествующе-ярко заблестела наглой лисьей рыжиной, сложившейся вдруг, словно бы из разрозненных ошметков мокрой шерсти в красивый и законченный узор из полос и пятен.
- Эй, Рыжий, да ты, оказывается, вовсе не такой урод, каким представился! Вот откормлю тебя немного... и все кошки Висконсина будут наши...
А Рыжий уже вовсю обследовал новое пространство его жизни. И в этом пространстве не было больше тесной и вонючей клетки, коров, грязного хлева, а главное - не было нигде поблизости ужасного убийцы Джумбо!
Художественный беспорядок холостяцкого жилища явно пришелся Рыжему по вкусу. О, беззаботное детство! Уже через час, позабыв о недавнем кошмаре былого существования, Рыжий носился по всему дому и наводил свой собственный порядок - рвал острыми когтями мягкую бумагу для эскизов, опрокидывал банки с водой, разливал клей, пытался прокусить тюбики с краской...уж чего только не способен натворить засидевшийся в неволе котенок среди такого великолепного хаоса!
Через пару дней художник понял, что больше всего на свете Рыжий любит кусаться. Какие маленькие, но острые, как иголки, у него зубы! И как он безжалостно и коварно набрасывался на руки: вот только что жадно, яростно ласкался, мурлыкал, и вдруг, вроде бы безо всякой причины он впивается в ладонь, хватает ее всеми четырьмя лапами и начинает ее царапать, пинать задними лапами, и кусаться, кусаться, кусаться до бесконечности. Маленький рыжий вампир! А может просто жертва трудного детства... жизнь так приучила?
Так в дополнение к своей первоначально-примитивной кличке Рыжий, он получил еще два имени - Кусаки и Рэд Бист, что означает - Рыжий Зверь или Бестия. Последнее имя ему дал подвальный Майк.

Кстати, кто такой Майк, почему он - подвальный, и кто дал ему право давать клички чужим котам? Дело в том, что злодейка-Судьба, до их странного появления в этом доме, уготовила для Кусаки и Майка участь бездомных котов. Именно в этом качестве они и явились в жизнь художника практически одновременно и по сходным причинам..
Дом, где жил Виктор, ему не принадлежал. Он арендовал его у Дэвида Чиккеринга, бывшего учителя химии и "плюшкина" на пенсии. Дэвид был патологически экономным, никогда не покупал ничего нового, поэтому все системы жизнеобеспечения дома нуждались в ремонте. Поначалу он рассчитывал, что художник будет стараться улучшить свой быт, но тот оказался слишком занятым своими картинами, и тогда Дэвид пригласил своего знакомого, ставшего в результате недавнего развода с женой бездомным и безмашинным, перекрыть крышу и перелицевать обветшалый фасад. Так в доме поселился подвальный Майк.
Там, в подвале, была вполне приличная комната, где Майк отдыхал от забот по ремонту. А рыжий Бес, бывало, сбегал к нему вниз, и они обсуждали там какие-то свои проблемы по-английски.
Дэвид ещё не знал про котенка, и Виктор немного беспокоился: как домохозяин отнесется к появлению рыжего квартиранта? Здесь хозяева чаще всего не позволяют заводить четвероногих питомцев. Внушало надежду то, что сам Дэвид в общем-то любит животных. Но по-своему, "по-американски". В его доме вот уже лет пятнадцать живет кот Дарвин, а не так давно Дэвид взял из приюта большую белого цвета помесь хаски с непонятно чем, по имени... Вы не поверите... А дело было так...
Однажды Дэвид позвонил Виктору и спросил: как называют в России собаку женского пола? Тот простодушно сознался.
А через день вдруг слышит гортанный зов: "Суки, Суки!" Русских, посещающих иногда художника, безумно забавляет эта кличка. Впрочем, Дэвид, как и все американцы, любит давать странные имена.
Как-то так получалось, что некоторое время Дэвиду кот на глаза не попадался. Но однажды он зашел в тот момент, когда все обитатели дома предавались скромному ланчу, и Кусаки, опустошив свою миску, забрался к Виктору на колени, нагло просовывая из под локтя рыжую морду к тарелке, требуя кусочек копченой польской сосиски - ведь он был искренне убежден, что всё покупается и готовится на этом свете исключительно для него.
Отрадно было, что Дэвид взглянув на кота, не сдвинул бровей, а лишь приподнял их, сказал:"у-тю-тю", и протянул свою доверчивую длань, видимо с целью погладить животное, на что Кусаки схватил его руку и тихонько сжал ее зубами , не отпуская, честно глядя в глаза... Дэвид вздрогнул, отдернул ладонь, на которой остались четыре глубокие вмятинки от кошачьих клыков. У, ты какой!...
- Тебе следует назвать его Байтер, - заявил домохозяин, почесывая поврежденную конечность.
- А я так его и зову! Только по-русско-японски. Он всех так кусает, - виновато начал оправдываться художник.
- Сколько ему? Месяца четыре? Ага...Я так и думал...Самый подходящий возраст для кастрации. У меня есть хороший знакомый ветеринар...тоже поет у нас в театре, в Мэдисоне... всего семьдесят долларов.
- Да не хочу я его кастрировать... - смутился Виктор.
- Ты что, с ума сошел? - поразился Дэвид этакому невежеству, - Все в Америке всегда всех животных кастрируют. А чтобы кошка не портила мебель, надо ещё и когти вырвать. Вот тогда - никаких проблем. Ни заразы, ни укусов, ни мебельных скандалов - мир в доме. И кому нужен такой кот, который где-то таскается, может принести бешенство, клещей, расцарапать палас, да еще и кусается как бес... То ли дело мой Дарвин! Само спокойствие...
Виктор вспомнил пушистого Дарвина. Вообще-то, в его представлении, кот - это нечто мужественное и поджарое. А у того Дарвина был огромный, колышущийся во все стороны, живот. Настоящий висконсинский толстяк! Безумные голубые глаза. И такой же безумный страх перед улицей. Однажды он случайно провел больше часа вне дома, и после этого неделю не вылезал из-под кровати и мучился от пережитого ужаса расстройством желудка. Бедный Дарвин... Знал бы великий эволюционист в ком его имя отзовется... перевернулся бы в гробу. Впрочем, второй Дэвидовский кот тяжело носит не менее значительное научное имя - Ферми, и сам похож на буржуйскую атомную бомбу.
- А твой кот ведет себя "кое-как" просто от того, что не прошел всепринятую процедуру обрезания. - заключил Дэвид.
- Прошу прощения, сэр! Где мы живем? В свободной стране или как? Я бы хотел, чтобы мой кот жил полноценной кошачьей жизнью.
- Все вы, русские - анархисты. Вот и довели свою страну до ручки! - убежденно сказал Дэвид, считающий себя очень сведущим в зарубежной истории и политике. Надо отметить, что Россией он всегда интересовался особо. Ему с детства нравилась русская музыка. Сам он обладал средненьким баритоном, и, в соответствие с этим талантом, старательно пел в оперных массовках любительских театров. Помимо русских композиторов Дэвиду чрезвычайно нравились загадочные (по его романтично - литературным представлениям) русские женщины.


Рыжий Бес недолго ограничивался исследованием внутренностей своего нового дома. Очень скоро он с восторгом обнаружил, что за дверьми, стенами и окнами существует огромный, увлекательный, душистый, щебечущий мир, ещё более обширный, чем он знал его на ферме, и сквозь дверцу в подвале, без всякого золотого ключика, он был доступен, и весь он принадлежал ему, Кусаки!
И какой это был мир! Уж май, веселый, буйный, хмельной, отгремел бурными грозами и катился к концу. Как изумрудно зеленела трава на газонах! После теплых ливней она росла так стремительно, что домовладельцы не успевали ее косить: с утра до вечера со всех участков слышался надсадный рев газонокосилок, а запах только что скошенной травы был радостен и напоминал запах свежего арбуза. Весь этот цветущий мир дразняще манил, обещая бездну радостей и волнующих приключений.
Дни становились все жарче. Обманчиво поблескивали зыбкие асфальтовые миражи над хайвэями. Обласканное солнцем поле за домом трепетало густым маревом, поддерживаемым стрекотаньем и звоном мириад насекомых со всполохами птичьих трелей. К вечеру эти звуки сменялись оживленным гомоном лягушачьего концерта. Это была настоящая симфония ночи. Квакши с нежными флейтами, лягушки со своими гобоями и важные жабы с иерихонскими трубами изо всех сил старались перекричать друг дружку. Порою музыка вдруг смолкала, для того, чтобы через мгновение взвиться бешеной амплитудой и вновь разлиться широкой какофонией до следующей паузы.
Одна хитрая квакша, стройная и лупоглазая, приспособилась вместо концертов ужинать по вечерам на веранде, где тучи насекомых роились возле настенного фонаря. Весь вечер на манеже можно было наслаждаться цирком одной артистки, блестяще выступавшей в своем неизменном матово-зеленом трико. Акробатическим номерам, которые она выделывала на окнах, стенах и потолке веранды, мог бы позавидовать любой воздушный гимнаст. Виктор так и называл ее - Гимнасткой, что впоследствие естественно упростилось до Насти.
Большую часть времени квакша сидела на стекле неподвижно, как мини-декоративное изваяние, эдакое "нэцке". Но увидев зазевавшегося мотылька, Настя медленно поворачивала к несчастному свою точеную головку, при этом ее светлое горлышко начинало возбужденно пульсировать. Некоторое время она гипнотизировала жертву блеском своих черных бусинок. Но в какой-то, неуловимый для глаза момент, со звуком "шмяк!", оказывалась уже прилепленной к потолку вверх ногами и производящей довольные глотательные движения.

Мир на Олд Лэйк Роад был свободен от страшного Джумбо. Соседская белая псина по имени Суки, как котенок вскоре убедился, была безобидной как сметана. Не было тут и огромных пахучих коров, зато лес и поле были населены множеством птиц и всякой дикой живности, которая не представляла для Рыжего Беса никакой видимой опастности.
Здесь порхали бабочки размером с птичек, и птички меньше бабочек! Нежные горлицы мягко ворковали в ветвях деревьев, важные желтоклювые робины, выпятив оранжевую грудь, расхаживали по поляне и изредка ссорились, не поделив какого-нибудь зазевавшегося червяка. Переливчатым ксилофоном заливался на вершине клена ржавчатый трупиал. Надо же так назвать птичку! Для русского уха это звучит заупокойно. Интересно, что в английском, слово "трупс", означает - войска, а слова "трупиал" вообще нет. Откуда это взялось? Загадочная вещь - этимология! Большая часть птичек этого вида обладают разноцветными яркими "эполетами" на плечах, что придает им вид вполне милитаристический. Может потому - трупиал? А вот в английском к разноцветным погонам птах не проявляют должного почтения, именуя их простенько: красноплечая , или желтоплечая Черная птица, бывает и ржавчатая...но все равно - Черная птица. Ну да Бог с ней, пусть этимологи с орнитологами ломают свои над этим свои головы...
По опушкам ближнего леса бродили расфуфыренные дикие индюки. Под елками, чинно рассаженными по всему приусадебному участку, прятались молодые крольчата, а ближе к вечеру из-под заброшенной с прошлого века конюшни косолапо выбиралось на прогулку упитанное семейство луговых собачек. Почему собачек? Опять загадка, но так здесь называют сурков. Если бы гордый белоголовый орлан узнал, что американцы величают его - Лысым Орлом, он бы наотрез отказался быть символом Соединенных Штатов! Выглядит он грозным, и уж никак не лысым - густая белая шевелюра, хищный взгляд ясно-желтых глаз. Но, по правде-то, хищником его можно назвать с известной натяжкой: его гастрономические пристрастия ограничиваются рыбой, но на безрыбье он не брезгует и дохлым опоссумом. Вот вам и вся правда о символах.
Кроме редких орланов в небе над Чертовым озером можно было видеть множество иных безобидных птиц , таких же больших, черных, с неоперенными темно-красными головами, за что их называют "индюшачьими" стервятниками. Вот уж кого следовало назвать лысыми! Где справедливость? Похожи на хищников, но даже глупая курица или голубь понимают, что эти стервятники для них безопасны, потому что добыча их - всякая падаль, раздавленные автомобилями всякие кролики, еноты... Если уж легкомысленные горлицы это понимают, то что уж говорить о глубоко интеллектуальных котах! Так что настоящим хозяином всех этих угодий, в радиусе двух миль, был конечно же он, Рыжий Бес.
На свободе, сливках и кошачьих консервах Кусаки рос стремительно, превращаясь из худого мальчишки в стройного юношу со взором горящим.
Все дальше и дальше уходил он от дома, расширяя зону своего влияния - настоящий американец!

Существует некая "птичья" общность между некоторыми творческими работниками и всеми кошками: и те и другие - так называемые "совы", чья творческая активность смещена к ночи. И их наиболее значительные вдохновения и приключения происходят под знаком Луны.
Так было и в ту ясную ночь. Виктор все еще пытался рисовать, Майк уже иммигрировал в подвал, а кот, как обычно, запросился на волю.
Устав от трудов праведных, художник беззаботно курил на веранде, рассматривая в космосе загадочные пятна на покрытой метеоритными оспинами поверхности нашего единственного и любимого сателлита. Не найдя ничего нового и обративши свой взгляд на грешную Землю, он с удовлетворением отметил, что Рыжий, своей неспешной трусцой, возвращается домой из тьмы сомнительных приключений.
- Good boy!*
Не успел он произнести эту пошлую американскую похвалу, как вдруг котенок шарахнулся в сторону и понесся диким галопом со странными зигзагами... И в непонятной, для этой неожиданной паники тишине, промелькнула мягкая тень филина. Кот только знает, что спасло тогда недоросля Кусаки от беспощадных когтей! Может быть то, что Виктор вскочил, как сумасшедший, закричал что-то по-русски (ибо, как известно, люди в критической ситуации тут же вспоминают именно свой родной язык), и его сигарета сердито описала длинную траекторию и словно трассирующая пуля, обрушилась в темноту, туда, где только что находился коварный ночной хищник.
Ах ты, Рыжий герой! Главный парадокс этой жизни заключается в сочетании необычайной её живучести с ужасающей уязвимостью. Ты опять жив, Рыжий Бес! Видно, судьба хранит тебя для особой миссии на этой планете. Кот знает, для какой миссии?
Кусаки был особенно хорош, когда спал. И минуты не проходило, чтобы он не сменил позу отдыха на еще более экзотичную. Самой забавной была та, что на спине, изображающая распятие. Виктор пытался запечатлеть эти "изыски" на бумаге, и вскоре его альбом для эскизов наполнился котами во всех мыслимых и немыслимых ракурсах.

Ходить и охотиться я начал одновременно, это у меня в крови, это от моей мамы. Когда она притаскивала теплого живого мыша, я первым в драке выхватывал добычу и, грозно урча и зверски озираясь, играл с ним до одурения.
И был самый замечательный в моей жизни день, когда я сам поймал свою первую мышь! Никто лучше меня не умеет подкрадываться! Правда, мне было бы желательно научиться менять свой цвет. Рыжий на фоне зеленой травы - неважный камуфляж. Поэтому, наверное, мне никогда не везло с птичками. Они нагло прыгали по веткам, они дразнили меня, сердито ругая весь род кошачий, подпуская совсем близко, но в последний момент - фюить! И нету. Упорхнули. Эх, мне бы крылья, хотя бы небольшие!
На своем горьком опыте я убедился, что птицы бывают разные. Как-то я увязался за мамой, отправившейся на охоту, и она привела меня на ферму Эвансов, ту самую, где жил Джумбо- зверь. Оказалось, что ферма эта была страшна не только собакой, но и огромными существами. Как и люди, они бегали двух ногах,неимоверно длинных и чудовищно-узловатых, и при этом тяжело покачивали роскошными перьями. Зато головки у них были маленькие и воинственно-глупые. Мама объяснила, что это тоже птицы, хотя и
______________________________________________________________________

Good boy* - хороший мальчик
ненормальные. Я не мог в это поверить. Самая большая птица, которую я до этого видел, был индюк. А эти, они были даже больше людей! Они были похожи на динозавров, чьи головы терялись где-то высоко в облаках. Хозяева звали их
страусами. Если такой монстраус, хотя бы одной ногой наступит на кошку, от неё останется только мокрое рыжее место! Почему всё так несправедливо устроено?
Несколько позднее, когда я вынужден был расстаться с фермой и переселился в курортный район Чертова Озера, я вновь столкнулся с опасными птицами. Не со страусами, а меньше, но значительно хуже и опасней. Спасибо, мама! Я жив, благодаря твоим урокам! Ты говорила мне: стерегись Ночи, это - время охотников за охотниками.
Честно говоря я её тогда не совсем понимал, как не понял и того, что произошло в ту ночь.
Было достаточно темно. Я люблю сумерки. Это - моё время! Отлично вижу в темноте, и она меня не пугает.
Утомившись разыскивать добычу, я спокойной рысцой направлялся домой, полагая, что достаточно потрудился этим вечером, пора порадоваться, на худой конец, и гнусной американской консерве. Потом, так уж и быть, приласкать Хозяина - а то ведь сидит, бедный, над своим холстом день-деньской. А вот и он, кстати, курит, как обычно, на веранде.
"Good boy!" - сказал мне Хозяин.
Не успел я ответить, как что-то темное и большое затмило луну. Я не понимал, что это такое, но почувствовал - надо мной нависла опасность. И я , даже не оглянувшись, потому что на это у меня уже не оставалось времени, еле успел увернуться. Нечто бесшумно и жутко промелькнуло надо мной... Самым страшным было именно это: существо не производило никаких звуков. Словно привидение. Это была несомненно птица, размером с индюка, но с подозрительно загнутым клювом и когтями. Кроме того, летящий индюк шумит как трактор, а эта подкралась на бесшумных крыльях. Хорошо, что кроме ушей, отваги и ума, у меня есть еще и безупречная интуиция, подкрепленная острыми глазами! И спасибо тебе, Луна! Ты предупредила меня об опасности. Но мне не очень стыдно за мой страх. Надо отметить, что Хозяин тоже изрядно перепугался. Он вкочил как ошпаренная кошка, но оба мы остались невредимы. Я думаю, что птица испугалась того, что я бежал на помощь хозяину и, поняв своими хищными мозгами, что с двумя ей не справиться, позорно улетучилась.
Птицы - загадочные существа, никогда не знаешь, чего и от какой птицы ожидать в следующий раз. Июньские дни здесь бывают безобразно-жаркими. Один такой день сморил меня, заставив искать спасения в тени веранды. Я изнемогал от зноя, язык мой свешивался из безвольно-открытой пасти. Но ушки у меня всяегда на макушке! Я вяло прислушивался к птичьему многоголосью. Даже с закрытыми глазами я мог угадать, кто вступил в хор. "Вити-вити-вити!" - опять зовет какого-то Витю (уж не Хозяина ли?!) серая птичка с розовым горлом. А это защебетала другая, синяя... Я раньше думал, что синие птицы - на вкус особые. А попробовал - да такие же, как и все остальные воробьи! И вдруг я услышал то, что заставило меня закрыть рот, открыть глаза и подпрыгнуть от радости: "Миа-а-а-в!" Это был голос моей сестры, да такой жалобный! Точно так она пищала, когда забралась на осину и боялась оттуда спуститься. Тогда мама Касси добралась до трепещущей глупышки и вернула ее в зубах на бренную землю в целости и сохранности. Не может быть! Неужели сестренка жива?! Надо спешить ей на помощь: ведь мамы-то больше нет. Зато есть я, благородный рыцарь, лучший древолаз Америки!
"Ми-а-а-а-ав! Ми-а-а-а-ав!" - жалобно звала на помощь сестрица.
Дерево, от которого исходило мяуканье, я вычислил мгновенно и вскарабкался на него в два счета. Листва была так густа, что сестрицу я никак разглядеть не мог. Вместо нее я увидел птичку, каких доселе не видывал. Она была размером с нелегального иммигранта - скворца, и такой же черной. Но скворец-то с пятнышками и отливает зеленкой... Пока я копался в глубинах своей орнитологической памяти, эта неопределенная пташка нахально разинула клюв и сказала: " Ми-а-а-а-ав!"
Это прозвучало так дико, как если бы я вдруг зачирикал. Наглость неописуемая! Так издеваться над благороднейшим языком?! Надуть меня, Рыжего? ! Ее счастье, что сообразила упорхнуть, пока я не пришел в себя от бессовестного обмана. Ну покажу я вам, птичье племя! Ни пуха вам, ни пера!

Прошло несколько дней, и " некто" из подвала, вновь напомнил мне об этом случае. Майк - странный тип. Иногда, кроме "здрасьте", ничего хорошего тебе и не скажет. А вот после пары горьких бутылок с дурацким названием "Хейникен", в нем просыпается артистическая натура. Рассказывая что-либо Хозяину, он любит имитировать предметы своего повествования чрезмерно выразительными жестами, мимикой и голосом.
На сей раз мне забавно было наблюдать его очередное представление сквозь предвечерний сон. Он довольно точно воспроизводил свистом голоса знакомых мне птиц. Когда же он произнес: "Ми-а-а-ав!", я взрогнул. Майк поднял палец, перевел его на меня и сказал: "Cat bird"*. Тут художник оживился и, перебивая Майка, стал рассказывать свою историю, часто повторяя это предательское: "Ми-а-а-ав!". По тому, как заразительно хохотал Майк, я понял, что мой Хозяин тоже некогда влип в этот розыгрыш с мяукающей птичкой и бездарно слазил на дерево, может даже на то же самое, что обескуражило недавно меня.
Безусловно, создавая разных тварей, Бог иногда бывал не в духе и получались всякие там странности вроде черепах, змей, блох и собак... А иногда бывал и в игривом настроении, и тогда на свет появлялись "кошки-птицы", "морские коньки и даже свинки", веселая трава "валерьяна" и прочие удивительные недоразумения.
Кстати, о недоразумениях. Они бывают крупными, но иногда и очень мелкими. Недавно художник опять удивил меня - принес из магазина какой-то прозрачный пузырь, опоясанный яркими цветочками, наполнил ее красно-сладковатой гадостью (неужто вином?) и торжественно повесил его под потолок веранды. Ну добро бы к Рождеству украшал! А ведь весна в разгаре. Нет, у Хозяина что-то не в порядке с головой. Стареет, что ли? Или вина того выпил?
Несколько дней я гадал, что это за блажь, модернизм какой-то. Дурит художник!

Cat bird* - птица-кошка
Лежал это я... лежал на веранде, и вдруг... сон мой был прерван
возмутительным звуком противного шмеля. Шмель прижужжал к модерновому пузырю, достал свой длинный клюв, сунул его в игрушечный цветочек и начал пить. Ненормальный какой-то шмель: с клювом, и весь в блестящих зеленых перышках. Может, муха? Видел я таких же зеленых, в хлеву... но те без перьев были... Похоже, что это - "ошмелевшая" от напитков птичка. Вообще-то таких ничтожных птиц не бывает. Но, с другой стороны, не сомневаться же в глазах своих? Ведь пришлось же когда-то поверить в существование страусов. Но если страуса можно целиком разглядеть только с Луны, эту жалкую пташку нужно рассматривать под мелкоскопом. Ее и поймать-то невозможно. Шустрая такая, напилась этой дряни, вздернула клюв, потом - вж-ж-жик... и нету! Этакая меж когтей проскользнет - не заденет. Да и ловить ее толку мало: два перышка, да нос. Не мой "калибр"! Пусть себе летает и пьет, алкоголичка. Может допьется до разумных размеров?
Интересно, что как только мой Хозяин увидел ее, аж пальцы скрестил от восхищения и прошептал: "Колибри, колибри!" Эка я угадал ее имя! Могу давать имена. Всего пять центов... Следующий!

Что касается людей, то чем дольше я живу с ними и узнаю их, тем больше они меня удивляют и все более удручают. Нет, мой Хозяин не в счет, таких как он трудно сыскать. Он у меня молодец, меня понимает с полувзгляда, и его почти ничему не нужно учить. К тому же он очень добрый и спокойный. А что еще коту надо? Майк тоже ничего, но, как говорится, мне с ним детей не крестить.
Так вот, люди хоть и большие, но дурные, неловкие и суеверные. Их способность лазить по деревьям - курам на смех! Лазил как-то мой Хозяин на дерево. Так я чуть со смеху не умер. А Майк этот? Перекрывал он как-то крышу нашего дома. Я уже успел уйти далеко за ручей - шел я по свежему следу крольчонка. Как вдруг услыхал крики Майка. Он оглашал ругательствами все дальние и ближние окрестности Чертового Озера. От любопытства я даже об охоте забыл и бросился посмотреть, кого же Майк так отчаянно кроет? Оказалось, что этот олух спутал свой палец с гвоздем и попытался вбить его в крышу при помощи молотка. Мой Хозяин утешил его рюмкой отвратительной водки (как они только лакают эту гадость!). А я подивился очередному проявлению глупости человеческой.
Я могу подпрыгнуть вверх на свои четыре длины, при этом сделать сальто, поймать мячик и приземлиться на все пять конечностей, включая хвост. Попробовал бы повторить этот трюк мой Хозяин! Лучше будет, если он не станет пытаться. Кто-то из нас непременно умрет: либо он - от приземления, либо я - от смеха. Все от того, что он все время дымит этими противными белыми палочками. Шаманит. Пытается выкурить себе немножко ловкости. Напрасно старается. Спросил бы меня: какой запах полезный, а какой вредный? Я их за милю чую. Вот опять сидит и грустно трет что-то кисточкой. Гляди-ка ты, от нее еще что-то осталось! Я весь вечер вчера грыз ее, а Хозяин только пожурил меня на своем тарабарском языке. Но кое-что из него я понимаю. Например: "Кусаки! Ля-ля-ля! Ля-ляль? Нельзя! Эх ты, ля..." Беден язык человеческий! Ни нюха у них нет, ни слуха, ни обоняния, ни зрения, не говоря уже о здравом смысле. Убогие! Не зря Создатель уготовил им роль кошачьей прислуги. Надо что-то придумать взамен слова "хозяин". Это у собак "хозяева", а у нас - "слуги"!
Люди совершенно не в состоянии поймать мышку или птичку. Сами они ничего не умеют. А чтобы справиться со своими слабостями, они придумывают хитрые приспособления. И еще они всего боятся. Даже мышей. Да что там мыши, они и растений- то боятся. Крапивы, например.
Однажды играли мы на полянке с Хозяином в мячик. Мячик - вещь замечательная. Тот, кто изобрел его - гений. Сомневаюсь, что в людскую голову могла прийти такая совершенная форма. Так вот, играли мы и доигрались: Хозяин запузырил объект в заросли крапивы. Его вина, пусть сам и достает! Я умываю лапы. Если бы вы только видели, как он ежился, поминая имя Дэвидовской псины, пробираясь сквозь безобидные растения, с опаской раздвигая их ногами, будто они его "жалили"!
Впрочем, лысое тело, это то, что делает людей такими беспомощными. Они напяливают на себя всякую ерунду, а все равно ни на что не способны. То ли дело - моя рыжая шкура! Ото всего бережет. Единственные ее враги - это блохи, да вода и репейники.
А суеверие людское выражается в их дискриминационном отношении к черношерстным котам. Понятно, что рыжий кот лучше черного, но не убивать же за это всех черных! И не бояться же...( бояться надо рыжих!). Я не говорю об обезумевших старушках, начинающих при виде черной кошки испуганно чертить в воздухе крестиками. Встретить черного кота, да еще рядом с Чертовым Озером! Вот ужас-то! Как-то раз я наблюдал солидного человека в галстуке сидящего в "кар". Если вы не знаете, "кар" - это такой урчащий монстр, размером с быка, с горящими глазами, об опасности которых нам некогда рассказывала моя мама, и без которых человеки совсем разучились передвигаться. Наверное "кар" стал частью человека, ну как его нога, рука, или даже голова, и тоже боится черных котов. Потому что когда на моих глазах один такой кот невинно перебежал дорогу перед носом у монстра, тот завизжал от страха, развернулся задом и с жуткой скоростью укатил, унося в себе трясущегося в галстуке.
Еще я подозреваю, что жизнь людей осложнена какими-то и вовсе непонятными мне пакостями. Вот мой Хозяин, к примеру, каждый день бежит к почтовому ящику. И когда приносит с собой стопку конвертов, то становится очень грустным и чем-то озабоченным. Иногда он жалуется Майку и возмущается какими-то "биллами" и "счетами". А то сядет за стол, берет чековую книжку ( которая, как я понял, предназначена для покупки моей еды), и что-то пишет, и отрывает, и опять пишет, мрачный, как от сердца отрывает, и в конверты складывает, и вздыхает....Биллы,счета,доллары.. люди вообще ни о чем другом говорить не могут, кроме как про "money". Это у них самое важное. Особенно когда этих "маней" не хватает даже на кошачью еду.
Зачем он вообще бегает к этому дурному ящику? Не бегал бы - не вздыхал бы... А впрочем, мне-то что до этих проблем? Мне своих хватает. Как говорим
мы, американцы:"It's none of my business!"*

It's none of my business!* - это не мое дело!

У хозяина, помимо прочих, есть еще одна вредная привычка: он "набрасывает". Так он, по крайней мере сам это называет. Стоит мне по-хорошему забыться, как он хватается за карандаш и, попутно ругая меня за его изгрызенность, начинает ширкать им в альбоме. Иногда свирепо трет что-то внутри пожеванной мною резинкой и опять ворчит, что я сменил позу, и он-де опять ничего не успел. Впрочем, это не сильно мне досаждает. Пусть ширкает, если нравится. Я заглядывал в тот дурацкий альбом, но ничего хорошего не обнаружил; пачкотня какая-то... как курица лапой, объект внимания не достойный...


Лето красное пропело... Да, коротки эти песни! Как отпевание счастья, которое заведомо не может длиться долго. Как роскошный торт, которым не успел и насладиться как следует, а его уж и нет в помине...
И вот уже осень окрасила мир ярко и красочно: словно лохматый русский художник, живущий на Олд Лэйк Роад, взял огромный холст и безответственно выдавил на него все свои самые яркие краски - золотистую бронзу и желтый кадмий, красный кармин и синий кобальт...
По ночам еще зеленая трава покрывалась тонким слоем инея, который начинал сверкать и серебриться на утреннем солнце, вскоре бесследно тая. Куда-то изчезли мелкие птицы, лишь колибри со шмелиным жужжанием все еще прилетали на привычную кормушку, куда художник терпеливо подливал для них специально разведенный сахарный сироп. Но вскоре пропали и они. Божьи коровки готовились к долгой спячке, и в последние жаркие дни бабьего лета громадное их количество скапливалось на стенах дома и в подвале, разыскивая подходящую щель для зимнего убежища. Позже бывало, когда везде еще лежал снег, они просыпались, обманутые весенним солнцем, и сотнями начинали маршировать по стеклам подвала. Лишенные воды, эти божьи создания могли очень быстро погибнуть. И художник заботливо расставлял для них в подвале блюдечки с водой. Домохозяин Дэвид, как-то застав его за этим занятием, чуть ли не покрутил пальцем у виска: О, загадочная, непостижимая русская душа! Практичные американцы покупают для борьбы с божьими коровками специальный распылитель. Пшик! И нет проблемы.
"Оу, йес!", у русских явно что-то не в порядке с головой!..
...Гусиные стаи, большие и маленькие, тоже подались на юг. Иногда в прозрачном небе кричали журавли, но они летели всегда на такой немыслимой высоте, что различить их от прочих пернатых мигрантов можно было только по голосу. Подросло и рассеялось по лесам и опушкам новое кроличье племя: те, кто сумел спастись от многочисленных хищников и не попасть под колеса автомобилей, стали крупными и сильными, и уже могли надеяться на свою ловкость, быстрые ноги и надежную нору. Лишь мыши и полевки деловито шуршали в осенней траве. У них, как и у белок, было много предзимних хлопот.

Как обеднела моя жизнь, когда что-то необыкновенное и странное стало происходить с окружающим меня миром, с моими владениями, с небом, солнцем, ветром... Во всем вокруг стали появляться зловещие признаки непоправимых перемен. Луг, столь ярко расцвеченный еще недавно и стрекотавший, поблек и затих. Лес помрачнел, а дожди стали еще противней.
Что сталось с другом моим, веселым кленом, в чьей листве я устраивал свой наблюдательный пункт, видя все вокруг и невидимый никем? От него остался только хилый скелет, на который страшно стало даже вскарабкаться; упадет, бедный... Резные листья его отвалились, и ветер смешал их с другим пересохшим хламом, покрывшим захирелую траву, и который предательски шуршал под лапами, выдавая охотника за десять прыжков.
Нет, все это мне определенно не нравится.
И что-то стало холодать! Бр-р-ра-у...
Может быть потому, что у меня начала лезть шерсть? Моя прелестная рыжая шкурка безудержно, как мой бедный клен, теряла волосы! Я изрядно обеспокоился: вдруг совсем облысею и стану таким же жалким, как люди? Но потом я заметил, что на замену растут новые шерстинки, еще лучше прежних, такие длинные и толстые.
Мир менялся на глазах, но все эти изменения не радовали. Что стало с солнышком? Оно наверное заболело от холода, выглядит бледным, усталым , появляется низко и ненадолго, с трудом продираясь сквозь низкие тяжелые тучи.
Сегодня мне на нос села странная белая муха! Не успел я удивиться этой наглости, как она скукожилась и исчезла, и только холодная капля осталась на носу. Оглянувшись, я ужаснулся: полчища белых мух летели отомстить за одну убитую мной. Пробовал я обороняться, да что толку! На смену погибшим являлись новые, и даже большего размера, и несть им было числа.
Хозяин, кутаясь в толстую куртку, вышел на веранду и, похоже тоже удивился, забыв даже про свою сигарету. Он поймал одну муху и съел. Молодец! Вот кто мне поможет! Но хозяин вместо этого грустно улыбнулся: "Вот и первый снег..." Похоже он решил сдаться без боя, странный... Ну и ладно, без него справлюсь!
Ох, и тяжко мне пришлось! От Хозяина и Майка не было никакого прока. И все же к вечеру все вокруг было усеяно трупами белых мух. Летать они уже не могли, но были еще живы и злостно щипались за подушечки моих лап, когда я, проваливаясь в их сугробы, обходил поле битвы . Куда же их теперь девать? Так и будут лежать?!

Остыло ноябрьское солнце. На пороге белого домика, в котором жили кот, художник и Майк, стояла зима. По утрам она заглядывала в окна, словно проверяя: готовы ли к ней обитатели? На память о посещении она оставляла на стекле прозрачные узорчики утренних заморозков.
Это была первая зима в жизни Рыжего Беса. Обжигающая, как ледяная вода, белая, как только что натянутый холст художника, почти не имеющая ни вкуса, ни запаха, ни звука; чуждая и немилая.
Невзирая на все тяготы нового образа жизни, Кусаки регулярно выходил на осмотр своих владений, оставляя изящные цепочки следов на свежем снегу. Похоже, что к Рождеству кот наконец-то смирился с постылой зимой, и научился даже извлекать изысканные удовольствия из этого стихийного бедствия. Так например, после долгих прогулок по сугробам, он, словно тонкий гурман, выполняющий какой-то очень важный ритуал, трепетно выкусывал мелкие льдинки, прилипшие к лапам и животу, и подолгу, любовно, вылизывал свой драгоценный, блестевший зимней медью мех, перед потрескивающим камином. А потом долго, с буддистской пристальностью глядел на огонь, и в глазах его прыгали рыжие чертики, вытанцовывая его потаенную веру в одному лишь ему ведомую Вечность...


Три холостяка и одно недоразумение

Благодаря местным газетам, падким от скуки и мелкотемья на все необычное, все в маленьком городке с экзотическим афро-французским названием "Барабу", знали, что в доме, где живет художник, любят животных . Так что время от времени в домике на Олд Лэйк Роад без спросу появлялись нежданные пришельцы.
У лохматого русского художника есть замечательный друг - канадец (впрочем, давно живущий в Америке), Джордж Арчибальд. В семидесятых годах прошлого столетия его канадской сообразительности при поддержке его же орнитологического энтузиазма хватило на то, чтобы создать в Америке Международный Журавлиный Фонд, неподалеку от того самого Барабу. Теперь Джордж немного успокоился и с облегчением оставил противоестественную для него административную работу в Фонде, тем не менее являясь его почетным президентом и выполняя роль разъездного по заграницам " министра иностранных дел". Зато у него появилась возможность отдавать свой досуг всяким прочим птичкам: индюкам, курам, павлинам, цесаркам, гусям, каролинкам, мандаринкам и белым почтовым голубям. Как бы там ни было, в один прекрасный день он притащил Виктору голубенка.
- Вот, выродок в приличном семействе! Все белые, а этот... Нет, такие мне не нужны, всю породу испортят! Бери, или мне придется нажать на "delete"*…
Ну конечно, взяли. Джордж Арчибальд, как и миссис Пэдли в свое время, оказался необычайно прозорлив на потенциальную жертву пожертвования.
Голубенок был почти обыкновенный, то есть сизый, но с белыми, плохо организоваными редкими пятнами. Такой, каких в Москве, Риме или Токио по помойкам и площадям тыщщи несметные...
Но куда же его девать? Тут же кот, самый известный и самый беспощадный в округе Рыжий Бес! Неужто в клетке голубя держать? Майк безаппеляционно заявил, что уж кого-кого, а птичку-то наш Кусаки слопает в два счета.
Виктор же попытался отдать должное интеллигенстко-творческой среде, в которой вырос и сформировался Рыжий:
- Порядочный джентльмен, ну, то есть воспитанный кот, в собственном доме никого убивать не должен.

delete* - уничтожить


- Ну-ну, - хмыкнул Майк, - Опять ваши русские штучки!
Через пару дней сидения взаперти голубенок вполне освоился и с неволей, и со своими новыми сожителями. Он даже стал агрессивным и клевал руку кормильца и уборщика, видимо рассматривая эти действия, как посягательство на его растущие так же быстро как перья территориальные права.
Кусаки недоуменно принюхивался и ходил кругами. Может быть, он вспомнил свое детство и ферму Пэдли с голубями, вечно кружащими над силосной башней. Его тревожило навязчивое ощущение, что тяжелое прошлое возвращается, и вслед за голубенком может появиться чего-нибудь худшее: не только драчливые куры, но и большие вонючие коровы, но что страшнее всего, его смертельный враг - Джумбо...
На правах опытного голубевода Майк заявил, что голубенок - самец и зовут его Пиджи. По-английски это просто "голубь". В доказательство своего знания этих птиц, Майк садился перед клеткой в позе лотоса и, как индийский заклинатель змей, начинал, жутко фальшивя, распевать какую-то дурацкую английскую детскую песенку. Конечно, в вокале он был не Пол Маккартни, и даже не домохозяин Дэвид. Но, как бы там ни было, Пиджи начинал пританцовывать, кланяться и даже в такт пригугулькивать. Именно тогда явно наметилась тенденция сближения Пиджи не с художником-кормильцем, не с подозрительным котом, а с подвальным отшельником Майком - сила вокального искусства!
Виктор решился открыть дверцу голубиной клетки через десять дней. Разумеется, под зорким контролем: никогда не можешь быть уверенным, что львы уживутся с агнцами. Точнее наоборот. А всезнающий Майк убежденно настаивал на том, что звериный инстинкт сильней самых лучших придуманных законов и в один печальный день придется собирать сизые перышки. Может по себе судил, американец?... Впрочем, у него доброе сердце.
Конечно же, в торжественном выпуске Пиджи участвовали все трое холостяков из дома на Олд Лэйк Роад. Рыжий Бес важно расположился напротив клетки. Майк провалился в драное кресло и скептически закурил только что скрученную папиросу.
В это было трудно поверить, но агнец, обретший свободу, повел себя как невоспитанный и явно досрочно выпущенный лев. Бесстрашно, дробными шажками, подойдя к Рыжему, он неожиданно саданул его крылом по уху. Кот удивленно отпрыгнул на другое кресло. Голубь, этот всемирно признанный символ мира, взлетел за ним и клюнул его в хвост. Потрясенный наглостью, Кусаки мрачно сожмурился и нервно забил хвостом, явно пытаясь спрятать его куда подальше. Стараясь не потерять гордого достоинства, он медленно поднялся и пружинисто, по спинкам кресел двинулся в сторону подвала, всем своим видом пытаясь показать Хозяину и Майку, что ничуть даже не струсил, а просто не хочет связываться с этой ничтожной игрушкой людей. Ох, попадись ты только мне на волюшке! С этой угрозой он хлопнул подвальной дверью. Пиджи воинственно помахал крыльями и совершил ритуальную чистку перьев: вот, вот какой я сильный и бесстрашный! Я теперь тут хозяин! Майк сказал многозначительное: "Ну, ну..." и тоже спустился по лестнице.
Вскоре оттуда послышались его песенные заклинания. И Пиджи пропрыгал все ступеньки вниз на тот фальшивый зов, и остался там ночевать.
Так они стали неразлучными друзьями. Виктору досталась незавидная роль утреннего официанта. Он слегка ревновал голубя к Майку, и не раз намекал знатному голубеводу, что тот излишне балует птицу, предрекая, что скоро она ему на голову сядет. Забавно, что это пророчество очень вскоре осуществилось. Началось оно с Майка и распространилось на всех. Правда Рыжий Бес такого унижения терпеть не собирался, и категорически шипя и урча, высказал , правда без лапоприкладства, наглецу все, что о нем думает. Поэтому излюбленным местом восседания для Пиджи стали именно людские головы. Там он удерживал свой неверный баланс, вовсю используя острые коготки, решительно пытаясь соорудить из волос вдохновенное гнездо, деловито поклевывая череп сквозь непокорные пряди. Оказалась, что кучерявая голова художника гораздо лучше для этого приспособлена, чем островерхушечный череп любимца-Майка, покрытый ежиком короткостриженных волос. В своем страстном гнездостроительстве Пиджи не ограничивался поголовьем Белого Дома. Нельзя сказать, что это всем нравилось. Исследование верхней конечности домохозяина Дэвида обернулось неприличными выражениями из уст исследуемого и полным разочарованием для исследователя: что хорошего можно свить из блестящей лысины? Также не подходила Пиджи и большая голова Арчибальда, с его крутым лбом и солидными залысинами. Зато иные гости стоили посещения. Очень были хороши для Пиджи женские головы... Да где ж их напасешься в этом холостяцком жилище?! Женские головы появлялись тут случайно и крайне редко.
Помимо людских голов, Пиджи приобрел в свою собственность весь дом, включая подвал с майковской спальней.Чуть свет он занимал господствующую "высоту" на лестнице, и ни одно существо не могло прошмыгнуть мимо него безнаказанно. Коту эта лестница была стратегически важна, поскольку это был единственный для него путь наружу, к его туалетным угодиям. И он терпеливо, как многоопытный контрабандист, ждал, когда Таможенник отвлечется на завтрак.
Была с голубем еще одна забава.
Окрепнув в крыльях, он переселился в уютную голубятню под крышей веранды, но периодически висел на противомоскитной сетке окна, громко хлопая крыльями и требуя запустить его в дом. Внутри он неизменно воодружался на ту самую дверь, на которую некогда впервые взлетел, ставшую с тех пор его неприкосновенным троном. Стоило протянуть к нему руку, он в страшном возмущении начинал свирепо клевать ваши пальцы, (хоть переименовывай его в "Клеваки"!) а будучи пойманным ими за клюв, не впадал в беспомощность, а пускал в ход сокрушительные крылья. Эти "дразнилки" стали одним из ритуалов общения.
Как уже упоминалось, Пиджи любил танцевать. При звуках песни он начинал ворковать, кланяться и делать короткие пробежки туда - сюда, шаркая при этом хвостом. Все эти манеры, помноженные на повышенную агрессивность, выдавали в нем безусловные признаки мужественного пола.
Как-то раз голубь восседал на своей любимой двери и Виктор, проходя, предложил ему руку для традиционной забавы. Однако же Пиджи не отреагировал как следует, а продолжал отрешенно сидеть, прищурив глаза и такое было впечатление, что он... тужился... Этого еще не хватало! Неужто у голубей бывают запоры? Виктор на всякий случай подставил газетку. И тут произошло нечто из ряда вон выходящее: голубь привстал, перья на груди его раздвинулись обнажив лысое пятно. На этом сюрпризы не завершились. Он потянулся и вдруг в газету упало... яйцо! Так, не закрывая рта, изумленный художник осторожно спустился с газеткой в подвал. Майк невозмутимо заявил, что диетические яйца очень полезны и добавил, что читал где-то, что птицы могут менять пол, если в стае перебор самцов, вот как у нас сейчас... А имени менять не следует - оно достаточно нейтрально. Таким образом, сменив пол, Пиджи осталась при своем имени.


А ведь не зря кот всю зиму смотрел на огонь, молясь о весеннем втором пришествии. Это невероятно, но эти его огненные медитации помогли. Дни стали удлиняться, солнышко - выздоравливать, снег - слабеть. Февраль со своими метелями добросовестно отслужил свой короткий век и сменил фамилию, Майк нашел работу на пластмассовой фабрике, Виктор получил новый заказ, но не спешил расправиться с ним, а забыв покормить кота и себя, днями и ночами писал что-то карандашом, периодически дуя на писательскую мозоль среднего пальца. Как и всякий начинающий писатель, Виктор мечтал увидеть свое детище напечатанным, хотя бы на машинке. Сам он этого не умел, поэтому созвонился со своей знакомой во Флориде, которая некогда в России работала секретаршей, давно зазывала в гости, и хвалилась, что умеет печатать со скоростью звука. И он бросил все, укатил на юг. Оказалось, что его знакомая действительно могла печатать с голоса. Но то ли голос у Виктора был некачественный, то ли ее постоянная занятость в связи с американским замужеством сделали всю эту эпопею нереальной для новоиспеченного графомана. Поэтому, лежа под пальмами, он начал подумывать о возвращении под висконсинские сосны.
Рыжий Бес был совсем еще юным котом, но чувствовал, что март - месяц для мужчин особый. Будто озабоченный неотложными делами, он теперь уходил из дома надолго, иногда не возвращался даже и к утру. Он стремительно худел и за пару недель из гладкого и округло-упитанного кота превратился в тощего оборванца: на морде его то и дело появлялись новые укусы и царапины. Где и с кем он сражался? Наскоро перекусив, Кусаки нервно топотал по деревянной лестнице, ведущей в подвал. Вместо невинного тонкого мяуканья из его горла порой вырывались дикие и необузданные звуки - то была отчаянная, хриплая песня любви. "Оу! Мр-мр-ра-ауу!Ма-а-у!!" - то и дело взывал Кусаки к неведомой своей возлюбленной, но подвал отвечал ему глухим молчанием. Лишь из комнаты Майка иногда в ответ слышалось приглушенное: "Shat up, crazy beast!!"*
Впрочем, Майк относился к одинокому Кусаки с сочувствием. В какой-то мере он очень хорошо понимал его. Получив работу, Майк избавился от комплекса неполноценности и неоднократно, настоятельно просил Виктора познакомить его с русской женщиной; с американками он более связываться не желал.
- У тебя есть знакомые хорошенькие одинокие блондинки в России? - приставал он к художнику, - Привези мне одну! - и Майк мечтательно закатывал
Shat up, crazy beast!* - Заткнись, сумасшедший зверь!

глаза к прокопченому потолку, пуская тонкую синюю струйку дыма,
принимающую соблазнительные мягкие очертания... После двенадцатичасовой смены на конвейере, самым большим удовольствием для Майка было тяпнуть рюмку холодной водки, затянуться своей самопальной папиросой и помечтать о
русской красавице и многочисленных детях, которые у них народятся...
Виктор честно старался припомнить всех знакомых ему симпатичных блондинок, но...то они были слишком стары или слишком молоды, то вовсе неодиноки, то не так уж симпатичны, или не совсем уж блондинки...
- А как насчет брюнеток? - улыбался он, тоже прикуривая и поглаживая покрытую рубцами голову Рыжего.
Но Майк был типичный среднестатистический американский мужчина, и потому он конечно же предпочитал блондинок. Русских блондинок, только русских, и никаких, кроме русских...
- Мра-а....- печально вздыхал Рыжий Бес, морщясь от сигаретного дыма и с надеждой поглядывая на кусок жареной сосиски.
- Эх, Рыжий, в России у тебя с женским полом проблем бы не было! Ты даже представить себе не можешь, сколько там по улицам бегает хвостатых красоток!
- А что, Кусаки, давай с тобой эмигрируем в Россию... - Майк мечтательно зевал, потягивался, хрустя суставами, и спускался в подвал, чтобы предаться недолгому отдыху, ведь завтра, в пять утра снова на работу... "Я люблю свою работу! Я обожаю свою работу! У меня самая лучшая работа!" - повторял он, еле открывая глаза, садясь в утренней темноте в автомобиль. Может такие заклинания кому-то и помогают... но Майк безусловно просто юродствовал.

О, мой кошачий Бог! Нигде мне нет спасения... Думал я было от своих проблем хоть дома, на коленях у Хозяина отдохнуть, да куда там... Наивные люди, они, видно, по собственному недоумию, меня дураком считают, думают, что я ничего не понимаю. А я, между прочим, свободно владею тремя языками - кошачьим, английским и немного русским! Майк, двоечник, вообще только один язык знает, Хозяин по-смешному еще по-английски лопочет, но куда им до меня... Попробовали бы поговорить по-кошачьи.
О чем это они опять говорят? Ну конечно, опять о бабах! О чем же они еще могут говорить?! Вот Майку русскую блондинку надо. А я бы любую полюбил, хоть белую, хоть черную, хоть рыжую, хоть полосатую, даже пятнистая сошла бы. Только нет их здесь, нормальных кошек-то! Что же это за дикая страна?... На той неделе возле дэвидовского дома вдруг встречаю незнакомую кошку - большая такая, пестрая, с белыми лапками и грудкой. Я вздрогнул от радости и неожиданности, бросился за ней, думаю, ну неужели Судьба сжалилась надо мной наконец?! Тьфу ты, черт! Это оказалась не прекрасная Незнакомка, а "до боли знакомая" уже Сасси - бесполая кошка Джейсона, ну того смешного толстяка, что снимает у Дэвида верхний этаж, такая же противная. Я почти забыл уже про эту гнусную Сасси: когда я был маленьким, она меня здорово лупила, я ее боялся. А тут столкнулся с ней нос к носу, и как-то сразу понял, что я уже не тот недоросток, над которым она глумилась, а большой и сильный взрослый кот, и теперь не я ее буду бояться, а пусть она меня боится. При нашей последней встрече она, по привычке, нагло скривила морду, выпучила свои глупые зеленые глаза и зашипела: "Ну что пацан, опять схлопотать по морде хочешь?" Тут уж я ждать не стал и бросился на нее первым. То-то было шуму и крику! Ее разноцветный пух только в разные стороны полетел. Проучил я ее. Пусть теперь знает, кто здесь Босс. А была б она нормальной кошкой... Я бы ее на лапах носил... даже толстую...
Эх, в Россию бы мне! Если послушать моего Хозяина, так нет на свете места лучше, чем эта непостижимая Россия. А главное, там тьма-тьмущая очаровательных кошечек. На каждом углу! Вот где мое счастье пропадает! И почему меня угораздило родиться здесь, в этой кастрированной Америке?! И непонятно, почему же эти русские все сюда бегут. Вот и мой Хозяин тоже. Чего ему там не хватало?! Еще он говорит, что Россия гораздо больше Америки и вся земля там общая. Если б я там жил, то какие же у меня тогда были бы угодья! Вот мечта Настоящего Кота: огромные угодья, на которых проживает множество обожающих тебя ласковых кошек всех цветов и шерстистости... А что, я бы не отказался заодно с Майком иммигрировать в эту хваленую страну.
...Только я хотел было как следует растянуться на костлявых коленях Хозяина, как зазвонил телефон. Дьявольская штука! Хорошо еще, что Хозяин всегда вежливо извиняется передо мной за причиняемые мне неудобства в связи с этим идиотским изобретением.. Вот Майк, например, может запросто, не предупреждая сбросить тебя с колен и схватить бездарную трубку. Хозяин у меня воспитанный: тихонько, боясь потревожить, перекладывает меня на свой стул.
Что за наглец звонит так поздно?Ага, понятно, это Кимберли.
Есть у моего Хозяина такая странная подружка. Она приезжает на ужасном монстре по имени Трак. Вернее, это Кимберли его так зовет: "мой Трак, да мой Трак, а вот мой Трак..." Этот черный черт, блестящий и очень сильный, и способен выбраться из любой грязи или сугроба, я к нему даже приближаться опасаюсь. Кимберли очень боится, что как-нибудь отправится куда-нибудь, ну например, к нам, и застрянет по дороге в снегу, в грязи или в воде, или еще чего, и от этого умрет. Как можно умереть от грязи или снега, я не знаю. Но именно поэтому она завела себе этот чертов Трак. Мои как-то говорили, что она миллионерша и живет во дворце. Что такое "миллионерша", я так до конца и не уяснил. Может это та, что съела пять миллионов мышей? Я уже признавался, что умею считать до пяти; не важно, что это: единицы, тыщи, миллионы... Я думаю, что миллион, это очень много раз по пять... Не знаю, какой у нее там дворец и сколько в нем грызунов, но встречаясь с ней, я сразу вспоминаю своего самого ненавистного врага - пса Джумбо. Эта Кимберли омерзительно воняет собаками, так и кажется, что сейчас вслед за ней в наш дом ворвется пять тысяч джумбоподобных. Она и сама похожа на собаку - глаза темные, бешеные, носик острый, так и кажется, что сейчас зарычит, заскулит или залает. Она влетает в дом, сначала тяжело подпрыгивает, пытаясь обнять моего хозяина, потом начинает дымить вонючими дамскими сигарами и пить свое дурацкое виски со льдом. Ну и хлещет она! Даром что миллионерша. Я всегда стараюсь от нее спрятаться подальше. Всеми фибрами своих усов не верю я в ее искренность, когда она своим прокуренным голоском шепчет : "Ах, какой ты очаровательный котик, хай, киди-киди-киди!" и запускает в мою шерсть свою руку с длинными красными когтями. А когти-то искусственные! Бр-рр! Насквозь фальшивая особа. Притворяется, что любит кошек, мне кажется, что она вообще только изображает, что кого-то любит, а я сам слышал, как она говорила Майку, что терпеть нас не может, у нее, видите ли астма, аллергия! А на собак у нее аллергии нет. Вот бы у моего Хозяина возникла бы аллергия на эту Кимберли... И катись она ко всем мышам! Впрочем, надежда есть. Уже не в первый раз Хозяин просил Майка подходить вместо него к телефону и внушать этой мадам, что его, художника, дома нет и будет он нескоро. Раньше, бывало, она увозила Хозяина на несколько дней. Теперь что-то он не спешит к ней и к ее противным дворцовым псинам.
Иногда я с ужасом думаю, а что было бы, если эта Кимберли вселится в мой дом вместе со своими пятью (миллионами) собак?! А что, если мой Хозяин привезет из России для Майка блондинку, которая народит пять дюжин ужасных маленьких человечков?А что, если эта наглая птица, Пиджи, приведет еще пять таких же? Это же конец света! Что же тогда останется от моего дома? Как я буду жить в таком бардаке?
Нет! Уж лучше мое гордое одиночество. Уйду от них от всех в леса.

Прикосновение крыльев

Все эти события происходили без меня. Я в то время только собиралась вторично открыть Америку. Первый раз я посетила её два года назад и это было развлекательное путешествие длиною в двадцать штатов.
Тогда был апрель, в Москве шел снег вперемежку с дождем, а я летела к своей американской знакомой Дайне Хатт во Флориду. Очнувшись в очередной раз от мучительной дремоты, я посмотрела в иллюминатор и увидела пленительную синь неба и бесконечное изумрудное тело океана, и вдали - смазанную дымкой узорчатую кромку берега с кружевными волнами прибоя. Сверкающие кубы каких-то высотных зданий, ослепительно-белые коробочки домов, буйная зелень, бирюзовые лунки бассейнов, переплетения дорог со спешащими по ним в разные стороны машинами-муравьями... "Привет, Америка!" - пробормотала я про себя.
После хмурой московской весны враз очутиться в тропическом раю оказалось неимоверно тяжко. Ненормально-яркие и пышные деревья, цветущие красным, желтым, розовым, фиолетовым; кусты, пальмы, газоны, клумбы - дурманили. Стерильная чистота, абсолютный покой и абсолютный порядок, экзотические дома, бесшумные машины... Оглушенная, ослепленная, подавленная роскошью окружающего мира, задыхающаяся от новизны и необычности ощущений, несколько дней я провела на пляже маленького благополучного городка "богатеньких старичков", Нэйпелса.
А потом мы сели в машину и поехали на север, с каждым днем уезжая от лета сначала к поздней, а потом и к ранней весне. Одолев Джорджию и Каролину, Вирджинию и Нью-Джерси, проехав через Нью-Йорк и Коннектикут, мы оказались наконец в Массачусетсе, среди пустынных золотистых дюн, на самом краешке полуострова в Заливе Трески, в маленьком туристическом Провайнстауне. Там дули сырые ветры, шумел холодный и мрачный океан, и на деревьях еще не распустились даже листья. Там плавали и играли в океанских волнах киты - удивительное зрелище, ради которого городишко каждую весну оказывается местом паломничества тысяч и тысяч туристов.
Одним из пунктов нашего путешествия был другой маленький городишко - Барабу в штате Висконсин, знаменитый тем, что в нем находится Международный Журавлиный Фонд, а также живут мои близкие друзья Смиренские. Так, описав большую петлю на северо-восток, мы ехали теперь в юго-западном направлении.
Висконсин встретил жарой и буйством молодого лета.
Приехать в Барабу и не увидеть Чертово Озеро? Мы посетили и эту чудную достопримечательность. Озеро было изумрудно-прозрачно, вода тепла, а скалы по его берегам напоминали почему-то Приморье...
Потом друзья-Смиренские вспомнили: ба-а! Да ведь тут рядом наш художник живет! Разве ты с ним не знакома?!
Трудно было ответить на этот вопрос. Разве можно назвать незнакомым человека, о котором почти десять лет уже тебе прожужжали все уши, открытки и фотографии с его картин тебе постоянно показывали. Куда бы я не попадала в своих странствиях по Дальнему Востоку - везде находила следы его присутствия: тут в заповеднике он оставили картину, там роспись....это был миф какой-то, а не человек, ибо стоило мне куда-то приехать, как мне говорили: ах, а вот только вчера от нас уехал Художник! А когда мне необходимо было уезжать, мне говорили: ну надо же, а послезавтра приедет Художник... Так и бродили по землям Даурии, Амурии и Приморья...друг за дружкой...круг за кружкой, но так ни разу и не повстречались.
Да, трудно пересечься в бескрайней России... Уж слишком просторна! Легче, оказалось, в мелкой, по нашим понятиям, Америке.
Вся тогдашняя американская эпопея осталась в памяти чередованием ярких и коротких картинок. Как и то первое посещение художника. Жаркий день, изумрудная лужайка, белый дом, просторный, полный творческого хлама; посреди зала - большая картина. На ней - цветущая прерия, небо, дальние висконсинские холмы, бизоны... Хотелось шагнуть и упасть в этот душистый, далекий мир...
А он действительно здорово рисует! Показывал он свои работы как-то не очень охотно, как будто стеснялся их незавершенности. Говорил, что ему не нравится, когда его хвалят. Кокетничал? Много позже я поняла, что нет.
Стыдясь своего дилетантства, я все же показала ему фотографии со своих "шедевров". Сдержанно похвалил.
...Мягкая улыбка, тихий низкий голос, внимательный светло-карий взгляд, усы, седеющие кудрявые волосы... Но какой беспредельной добротой веет от него. Как почему-то не хочется вот так быстро расстаться? Почему-то защемило сердце, стало грустно, стало чего-то жаль... Это было также мимолетно, как невидимое прикосновение невидимых крыльев во тьме... Ах, ну конечно же, показалось! Прощай, странный художник.
С ничем необъяснимой тоской я оглянулась на его белый домик... Наш автомобиль, радостно взревев, рванул прочь.

Второй мой визит в Висконсин cостоялся благодаря приглашению нарисовать панно в "Роухайде" - христианской исправительной колонии для малолетних преступников. Бесплатно. За билет, за харч, за возможность еще раз взглянуть на иную жизнь. В конце концов и это немало.
Вначале мои приглашатели хотели видеть на полотне каких-нибудь зверей и птиц, но к моему приезду Роухайд переживал трагедию: четыре лошади - любимицы всех колонистов, сгорели недавно во время пожара. Из этого пламени родилась идея посвятить панно лошадям.
И вот я стою перед огромным белым холстом, размером со слона и дух захватывает от собственной наглости. На несколько дней удалось оттянуть страшное начало, изображая муки творчества, чирикая эскизы...
За окном был уже молодой март, еще не не пришедший в себя после февральской стужи. Колония пряталась среди живописного северного висконсинского леса. Рядом протекала извилистая Фокс-ривер, на которой с каждым днем появлялось все больше проталин.
Вроде бы колония для малолетних преступников, а никаких ограждений, КПП, проволок, сеток... Все чистенько и мирно, как в санатории. Меж корпусов и мастерских хрустели туда-сюда по снегу мальчики, в основном темнокожие. Ежились и наверное мечтали об Африке... Над этим затерянным миром царила благопристойная скука, рассекаемая колокольным набатом: утром колокол звал на работу и на учебу, днем - на ланч*, а вечером - на диннер**... Кормили в Роухайде как на убой.
Но однажды вечером вдруг позвонил художник. Из Флориды! Как разыскал? Наверное через Журавлиный фонд... Зачем же я ему понадобилась? Просто звонок вежливости? Соотечественница, все-таки. Боже! Как я ему завидовала! Он там греет свое поджарое пузо под южным солнышком, и еще имеет нахальство шутить с обмороженными! В конце концов он "раскололся", сказав, что имеет деловое предложение - бартер в "искусственной" области. Он там, видите-ли, неожиданно написал книгу и проблема в том, что он не умеет печатать на компьютере. Сделка заключалась в том, что он обещал помочь мне как квалифицированный художник, а я ему - как грамотная машинистка. Ну, теперь все понятно... Ну, что ж, посмотрим... Такой деловой...
Через несколько дней Виктор прислал мне посылку с видеофильмом "Прикосновение крыльев", где он был главным героем, путешествующим по свету и рисующим птиц, и в нагрузку еще "нечто", что с большим трудом можно было бы назвать рукописью - что-то невнятное, накарябанное бог знает чем, на безобразных кусочках каких-то меню, газетных обрывках и прочей нечисти.
Днем я рисовала панно, а по вечерам разбирала рукописные каракули и уже в
____________________________________________________________________
ланч* - обед по-американски
диннер** - ужин по-американски
который раз смотрела его "Прикосновение", умирая от ужаса, любви и восторга: передо мной был человек, произносивший мои мысли, смотрящий моими глазами, испытывающий мои чувства. Человек настолько глубокий и бесконечно добрый, что такого, кажется, просто не может существовать в реальности! Я заочно влюбилась в этого лохматого художника,живущего в странном доме между
Чертовым озером и городишком Барабу. Я даже простила ему мучение каракулями, тем более, что опус его оказался вполне забавным. Боже мой, снова думала я: столько лет мы с ним бродили по одним и тем же местам, но ни разу не увиделись. Словно судьба упорно разводила нас, приберегая к этой встрече.
Незадолго до 8 марта от Виктора на мою электронку пришла "абракадабра": Budy v piatnizy v obed, zabery tebia na dva dnia.
Вот это - здорово! Можно будет наконец пообщаться с родственной русской душой в этой американской глуши! Однако далее следовало предупреждение, что он там не один, а с ним живут еще два холостяка: некто Майк и некто Рыжий Бес.

Почему-то я ждала этой пятницы, как нового пришествия. Заранее волновалась из-за его критики. Раздолбает ведь в пух и прах. Обещал привести бутылку. Хорошего вина. Как он мил.
Полуденный колокол Роухайда отозвал меня на ланч. А когда я вернулась в мастерскую, перед холстом стоял живой Виктор с бутылкой в руке.
Он улыбнулся, вздохнул и сказал:
- Ну, что ж, будем лечить...
Он что-то мешал на палитре, рассматривал тюбики с красками, будто видел их впервые, неторопливо выбирал кисти, то подходил к полотну, то отходил, словно забывший обо всем, обо мне, о том, где он вообще находится, и рисовал, рисовал, рисовал. А я сидела и смотрела.
Под его рукой удивительно и фантастически преображалась моя плоская картина. Это было чудо, он поистине волшебник иллюзорной трехмерности: и возникали далекие, подернутые дымкой скалистые уступы, и живая прерия уже дышала на недавно мертвом холсте.
Мы покидали Роухайд в кромешной тьме. Мы неслись по ночным хайвэям, фары отчаянно разрывали занавес снегопада и иногда, как серые призраки, шарахались с дороги олени. Впервые, за все время моего пребывания в этой чужой стране, я почувствовала себя уютно, я вновь стала самой собой. Прямо из бутылки я пила сладковатое "Шардонне", о чем-то весело болтая, незаметно приехали в Барабу, к его белому домику, где все еще бодрствовaли оставшиеся холостяки.

Майком оказался худющий, потрепанный жизнью, неопределенного возраста с неухоженной бородой и диковатым взглядом американец. Говорил он громко, вещательно, смеялся коротко и заливисто, как говорят: заразительно; движения у него были кошачье-пружинистые. Майк пил недешевую водку "Абсолют" из маленькой рюмочки-сапожка и не закусывал. Он, видимо, полагал, что водка содержит достаточно калорий, и потому никогда ничего не ел. Правда любил говорить о своей платонической любви к итальянской кухне. Но судя по нему, итальянская кухня - это просто большой сапог водки и штучки две спагетти на жалком кусочке пиццы под жгучим соусом. Его отчим был итальянец. Он и дал Майку свою итальянскую фамилию - Монако. Поэтому Майк любил прикидываться сицилийцем, хотя в нем и капли не было этой самой мафиозной сицилийской крови.
В отличие от большинства американцев, Майк очень критически относится к своей стране и к ее законам, создававшим ему персональные неприятности. На все у него имелось свое особое мнение. Он, видимо, принадлежал к особому типу неудачников, которых их всезнание не уберегает от вечных неприятностей. К женскому полу Майк тоже относился скептически, он очень любил повторять: "Women are trouble"*. Как я уже знала, жена цинично бросила его, унеся с собой не только его любовь, но также дом и автомобиль. После недолгой отсидки за драку в баре, Майк поссорился с начальством и потерял работу. И тем не менее голова у него варила неплохо. Был в армии компьютерщиком, но принципиально не захотел работать на войну. Пацифист! Лишенный прав за пьяное вождение, Майк тем не менее ухитрился вдребезги разбить о придорожный дуб новую "Тойоту" художника. При этом, к счастью, не получил даже царапины, отсидел недельку в тюрьме за содеянный вандализм и благополучно вернулся в белый дом на Чертовом озере. Свою новую машину художник "сицилийцу" уже не доверял, поэтому Виктору приходилось самому отвозить и привозить Майка на работу. Что ни говори, а все же меньшее Зло... Ну, а Добро, оно, как-то само-собой, живет, понимаете, среди добрых людей... Под влиянием своего русского друга Майк заочно полюбил Россию, а после многочисленных рассказов, проникся страстью и к русским блондинкам. А "Столичная водка" и шоколад "Аленка" стали настоящим бальзамом для его израненной души и утехой для утомленного фабричной жизнью тела.

Рыжий котяра встретил меня презрительным безразличием. Вся голова его была покрыта рубцами и царапинами, чем напомнила мне моего любимого бультерьера Криса. Отчаянный, видно, парень, этот Рыжий Бес! Стоило мне на минуту покинуть мое место за кухонным столом, где мы отмечали наше знакомство с Майком, как Рыжий тут же занял мое место, развалился на сидении во всю свою полосатую длину и принялся тщательно вылизывать лапы. Я в некоторой растерянности потопталась у стула, надеясь, что этот Кусаки проявит достаточно воспитанности и уступит место даме. Кот и в ус не дул. Мельком окинул меня наглым янтарным взглядом и вновь принялся за свои лапы.
- Кусаки, ну иди ко мне! - Виктор гостеприимно похлопал по своим коленям, пытаясь извлечь кота из неловкой ситуации.
Тот даже ухом не повел.
- Come here, boy!** - игриво предложил со своей стороны Майк
Кот сладко, сочно и нагло зевнул, показав нам всем свою розовую пасть, длинные белые клыки и смешные родинки на губах. Всем своим видом он как бы говорил нам: "Ну-ну, давайте, старайтесь, а мы еще посмотрим, как с вами поступить!"
Мне надоело стоять в позе просителя перед этим наглым Рыжим.
________________________________________________________________________Women are trouble* - Женщины - это всегда проблемы.
Come here, boy! ** - иди ко мне, парень!


- Эй, подвинься! - решительно сказала я и попыталась сдвинуть узурпатора хотя бы на другую половину сидения. Он оказался невероятно плотным и тяжелым. В какое-то мгновение, когда моя решительная рука прикоснулась к его боку, Рыжий Бес сверкнул на меня шальным взглядом. Что он сделает в следующий миг? Зашипит? Укусит? Ударит лапой? Сбежит?...
Ну хорошо, Рыжий Бес, укусишь - так укусишь. И я уверенно положила руку на его голову, и крепко, тепло, дружески, медленно, погладила его от головы по напружиненному телу, до самого хвоста.
И он не укусил, этот Кусаки. Он удивленно расслабился, вздохнул, и милостиво подвинулся ровно на половину сидения. Наш с ним диалог был закончен. Похоже, что мы заключили мир...
И вправду... Через некоторое время Кусаки решительно перебрался на мои колени и немедленно потребовал ласки. Взгляд его размяк, лапы расслабились, он доверчиво положил голову на мою руку и тихо замурлыкал.
- Wow!*- воскликнул Майк и прищелкнул языком.

Весь следующий день я потратила на расчистку дома, на что его обитатели смотрели с одобрительным уважением, ибо никто из них не был на это способен.
Голубь Пиджи, которого я сразу же прозвала "Клеваки", не слезал с моей головы, и радостно воркуя, пытался, наверное, соорудить гнездо из моих и без того спутавшихся волос.
Ненужного никому хлама оказалось несколько огромных полиэтиленовых мешков. Кот неотступно следовал за мной до тех пор, пока я не взялась за пылесос. Его он воспринял как кровного врага, и неистово зашипев, немедленно скрылся в подвале у Майка. Впрочем, и сам пылесос, казалось, вопил просто от удивления: его включили впервые за пять последних лет!...
Мне показалось, что невзирая на молодость, кот понимал разницу между мужчиной и женщиной, поэтому со мной он своей клички "Кусаки" никак не оправдывал и даже проявлял некоторое покровительство. В том, что он Рыжий, сомнений не возникало, а в том, что он Бес, мне пришлось убедиться уже довольно скоро.

Этот снег (так люди называют кладбище белых мух), заваливший мои владения, испортил всю охоту. У снега есть что-то общее с водой... такой же противный, да еще холодный и рыхлый - не разбежишься. Я часто ходил вниз жаловаться подвальному Майку. Мне кажется, он понимает и разделяет мою печаль. А Хозяин, он видимо недопонимает, ему все равно: что за окном? Уж слишком он занят, рисуя непахнущие травы, несъедобных птиц. Кому это надо? Да что с него взять- то? Одно слово - художник...
Жуткая зимняя скука несколько развеялась, когда Хозяин привез в дом кучерявую человеческую хозяйку с кошачьим именем - Муайя. Я не стал сразу


Wow! * - Вот это да!

тестировать ее на болеустойчивость. Я решил поиграть с ней, как с мышью, и показать ей, кто в этом доме настоящий хозяин. Мне, конечно, один черт - что Кимберли, что эта Муайя... это пусть у Хозяина голова болит. Однако, я тут же убедился, что эта курчавоволосая незнакомка совершенно отличается от противной Кимберли. Главное - в ней нет никакого вранья. Я тут же понял - она любит нас, кошек. Хотя она об этом и не говорила. Но как она меня погладила! Так могут к нам прикасаться только наши истинные поклонники! К тому же от Муайи совершенно не воняло мерзкими собаками. Странно.. а она в тот вечер рассказывала двум моим олухам - Хозяину и Майку, о том, как она любит собак. Неужто врет?! А впрочем, может, наш Майк и прав: все женщины - это сплошные загадки, неприятности и проблемы!
Иногда у меня создается впечатление, что есть на свете разумные люди, не лишенные правильной чувствительности. Муайя оказалась хороша и тем, что обладала инстинктом кормления меня до сытости. Конечно, с английским у нее было неважно. Но кошачий она понимала, знала, когда и где меня надо было почесать, когда проверить миску и когда открыть дверь. К тому же и я сносно понимаю русский. Она-то, наивная, думает, что со мной надо говорить по-английски! Вот только зачем она включает эту безобразно рычащую, как Джумбо, штуку с ручкой, водит ее по полу, залезая во все углы, может ищет чего? Так спросила бы у меня, я все знаю. Впрочем, в отличие от кошек, у всех людей есть некоторые недостатки. Ну, ладно, пусть живет.

Мы честно выполнили взятые на себя творческие обязанности. Я допечатала его рукопись, а с помощью Виктора лошади Роухайда от с моего степенного шага перешли в финальный галоп, и к концу месяца колония справила торжественное открытие "шедевра".
Прощаемся с севером и снова уходим в ночь. Определенно, я сошла с ума. Вот уже некоторое время где-то внутри застрял большой и тревожный ком. Этот ком - сплетение моих чувств.
Виктор, Виктор, кто тебя выдумал?! Зачем мы все-таки встретились?! Иногда я ловлю его беспомощный взгляд, словно он пытается остановить себя, и меня, но уже не может…
Жизнь моя пошла колесом. Как гонка на хайвэе в девяносто миль в час... Была шальная весна, впереди маячили новые живописные проекты, жить было не на что, и негде. Но это было неважно. Был Виктор, и мы любили друг друга. И все казалось мне достижимым в этой чужой стране Америке.
Со всеми этими настенными художествами я уже и призабыла, что я, вообще-то писатель. Иногда все же я успевала записывать рваные путевые заметки... Ничего цельного. Но я уже знала, что это вернется. Память отсеет суету, и когда-нибудь слова снова станут мне послушны и выстроятся в повесть об обитателях дома у Чертова озера, к которому мы сейчас опять приближаемся...
Рыжий кот и бородатый Майк наверняка уже спят.
Ну и хорошо...

Магия любви

К сожалению, следующее мое посещение старого дома на Олд Лэйк Роад совпало с неожиданными тревогами...
Кусаки появлялся обычно к полуночи и негромко, но властно требовал от всех немедленного исполнения их прямых обязанностей, как-то: обеспечить ужин, а затем принять его скупую мужскую ласку. Покончив с едой, он снисходительно выбирал: кого осчастливить на сегодня? При этом он всегда выглядел как индейский вождь, знающий тайные законы бытия и необходимые строгие ритуалы. Ласки, которые он принимал от нас, были почтительно-несмелыми, ибо были ограничены лишь небольшой областью его тела - от мудрой головы до поясницы, и только сверху, по холке и спине. Всякое прикосновение к "табу", как-то: его животу, задней части туловища и хвосту, могло завершиться назидательным укусом, не смертельным, но вполне запоминающимся. Кусаки мог и задними лапами двинуть, правда, практически не царапая. С его же стороны верхом ласкательности было улечься на груди у выбранного объекта, закрыть глаза, чуть слышно замурлыкать и положить лапу на его подбородок. Как языческое благословение... И все... Таким образом, нам милостиво предоставлялась краткая счастливая возможность робко прикоснуться к светлой его голове, как к святыне...
В ту ночь он не пришел. В этом ничего необычного не было - ну, загулял, понятно же, взрослый мужик! Если он не приходил к ночи, то приходил утром, как правило, в шесть сорок, и прыгал на сетку, которой было закрыто окно спальни. "Эй, вставайте, лежебоки! Срочно подавайте мне еду!" - кричал он, и кто-то из нас послушно вскакивал, впускал кота, мокрого или сплошь усеянного колючками и репьями, открывал ему консерву.
Но и в шесть сорок Кусаки не появился. Около полудня мы обнаружили Кусаки в гараже в совершенно непривычной для него позе: он лежал на животе, поджав под себя все лапы. Дыхание его было сбивчивым. Пытаясь подняться, он захромал, хотя никаких видимых повреждений на нем не наблюдалось. Он был вял и даже не притронулся к еде. Нос его был сухим и горячим.
Мы перепугались. Просто не верилось, что еще вчера он был здоров, весел и резв. Теперь, казалось, он угасал на глазах. Состояние ухудшалось, и поскольку причина этого была непонятна, домашний консилиум вынес заключение, что его надо срочно везти к здешнему Айболиту. Зная некоторые особенности пострадавшего, Виктор заготовил картонную коробку, тщательно укрепив ее суперклейкими лентами повышенной прочности.
- Да зачем ты это делаешь? - возмутилась я, - Нам каждая минута дорога, хоть звони 911, а ты придумываешь дурацкие меры предосторожности! Разве не види-шь, Рыжему совсем худо, у него и сил-то уж нет!
Виктор терпеливо выслушал мой возмущенный монолог и покачал головой:
- Ты не знаешь Рыжего Беса.
Ох, он оказался прав! Стоило нам поместить безвольно лежащее рыжее тело в коробку и закрыть ее, как в Кусаки словно вселился дьявол. Коробка начала корежиться и утробно, угрожающе мяукать. Она будто сама ожила, слившись с котом в одно целое. Но не зря эта серая клейкая лента так популярна: в фильмах ужасов маньяки именно ею обматывают свои жертвы, и никто...никуда...ни-ни...
До самой ветлечебницы коробка издавала угрожающий треск, подобный готовящемуся ко взрыву ядерному заряду. "Что будем дальше делать?...!" - в ужасе думала я.
В ветеринарке, как и во всех лечебных заведениях, царило ощущение тревожного покоя.
На скамьях, заложенных ворохами рекламок всяких дорогих ветеринарных "примочек", грустно сидели собаки, кошки, мышки и кролики, утешаемые ласковыми руками их опечаленных владельцев. Было тихо, как в библиотеке. Улыбчивая регистраторша вежливо осведомилась о содержимом коробки, о весе, поле, цвете, возрасте, страховке, прививках....
Когда она попросила открыть коробку, Виктор замялся, на ломанном английском пытаясь пояснить, что это небезопасно для общественного места.
- Ну что вы так волнуетесь? Мы умеем обращаться с животными!
Но Виктор упрямо настаивал на конфеденциальности вскрытия. Доктора пришлось дожидаться полчаса, слава Богу, новых посетителей не появилось.
Айболит, т.е. доктор Смит, оказался щуплым очкариком с близко посаженными глазками и медовым голосом.
- Добрый день, - произнес он устало, - Ну где там ваш питомец?
Виктор молча ткнул пальцем в коробку.
- Видите ли, доктор....наш кот очень нервный...- пробормотала я.
Доктор Смит посмотрел на меня снисходительно.
- Открывайте! - безаппеляционно промолвил он, демонстративно отвернувшись; - так уверенный в себе и тиграх дрессировщик подставляет свой вызывающе незащищенный тыл свирепым хищникам.
Я вполне допускаю безумную мысль, что этот доктор имел когда-нибудь дело со львами или носорогами, но ведь он никогда не имел дела с Рыжим Бесом!
Виктор пробурчал свое последнее предупреждение: "Ну как знаете..." и со вздохом взрезал ленточку...
Все описания гибели Помпеи и Геркуланума или Содома и Гоморры - бледная тень по сравнению с тем, что произошло в мирной ветеринарке никому неизвестного городка Барабу. Ком рыжей отчаянной энергии, как шаровая молния, носился из угла в угол, с каждой минутой отягощая разгром. Молча Рыжий Бес крушил все окружающее, намериваясь взять дорогую плату за свою жизнь. Кот, словно заправский геккон, бегал по стенам и чуть ли не по потолку! Жалобно звенели разбитые склянки... Я впервые убедилась в справедливости того, что в критические минуты живое существо способно на все... Потолок и стены оросились его прощальной мочой. Все присутствующие были расцарапаны. Собаки в приемной скулили, поджимали хвосты и пытались спрятаться за своих шокированных владельцев. Весь персонал был мобилизован и недружно размахивал сетью для ловли львов.
Но видимо, тяжелый недуг не дал Кусаки показать всю свою дикую мощь, поэтому здание лечебницы все же устояло, а нам, шестерым, удалось наконец замотать его в тенеты...
Насильный рентген прояснил загадку недомогания. В теле кота выявилось тринадцать птичьих дробин! Америка - богатая страна. В ней дичи больше, чем охотников. А охотников больше, чем людей. Что может быть бесчеловечней, чем убивать без необходимости? Не для того, чтобы выжить, что еще можно понять и простить, а так, для забавы, ради удовольствия! Давайте не будем желать, чтобы отсохла рука у того нелюдя, злорадно прицелившегося и нажавшего курок при виде живой, движущейся рыжей мишени. Не будем, чтобы не уступить место Злу в своем сердце.
Четыре дробины оказались легкодоступны и были удалены. Снимая перчатки с дрожащих рук, доктор Смит выразил надежду на кошачью живучесть и пошел выписывать счет.
Счет оказался кругленьким как дробина, но внушительным, как пушечное ядро.

Кусаки достойно оправдал ветеринарное пророчество насчет живучести и вскоре совсем выздоровел. Девять стальных шариков успокоились где-то в его теле. И показалось, что он от этого потяжелел. Так что к лету он был полон сил и энергии для новых подвигов.
А ветеринарам надолго запомнился тот визит.
В один несчастный день Рыжий явился в состоянии значительной ободранности. Мы уже знали, что такое бывает при его встречах с Сиамцем. Ухо кровило и поникло. Через два дня оно распухло, и кот страдальчески тряс головой. Робкие попытки самолечения не помогли, поэтому опять пришлось вспомнить о Айболите. Нужно было записаться на прием по телефону. Ветеринары всегда зазывают к себе в клинику, чтобы вы заплатили не только за лекарство, но и за прием. Я позвонила туда и как могла обрисовала проблему, и регистраторша охотно записала все данные пациента в компьютер. Когда дело дошло до клички, я сказала, что кота зовут Red Beast. Она простукала это имя на своей клавиатуре и тут что-то произошло со связью, похоже, что трубка упала на пол. Затем, взволнованный голос регистраторши просил подождать минутку. Вместо нее появился сдавленный баритон доктора Смита. Он подробно выяснил все симптомы, а на невинный вопрос (когда можно привести животное?) его голос сорвался на фальцет, посредством которого я уяснила, что никакой нужды привозить зверя нет, вместо этого я могу приехать и взять у них специальную иголку и осторожно проколов нарыв, смочить операцию лекарством.
- Это все очень просто... даже ребенок справится...- убеждал доктор.
- О'кей, доктор, - пыталась успокоить его я, - Конечно мы справимся, вы только не волнуйтесь!
Ах, Бес! Вот ты уже и в черных списках Америки! Пора переименовать их в рыжие.
Ухо Рыжего Беса благополучно зажило. Но так и осталось кривым. Но мы любили нашего Кусаки и кривоухого.

Дэвидовский подвал - вещь совершенно достопримечательная. Это черная дыра, алчно вобравшая в себя всю историю Соединенных Штатов в области машиностроения, мануфактуры, книгоиздания и прочего хлама. Археологу не хватило бы и жизни на раскопку и инвентаризацию хранящегося там имущества. Впрочем, это и не нужно. Достаточно спросить Дэвида: нет ли у него случайно карбюратора от авиадвигателя штурмовика "Кобра" образца 50-го года? Он почешет лысину и скажет: "В правом дальнем углу, между ядерным реактором станции "Мир" и трансмиссией подводной лодки "Хэрриер".
Моя первая экскурсия в этот подвал обернулась находкой аквариума. Столь древнего, что на нем можно было не без труда, но различить, возможно, автограф самого Авраама Линкольна... Через несколько дней удалось придать стеклам относительно прозрачный вид и убедиться, что аквариум не протекает. Настало время осуществить мечту моего детства, выношенную из русских народных сказок - приобрести золотую рыбку, и откормив ее до дееспособности, дождаться, наконец, вожделенного вопроса: "Чего тебе надобно, Майя?"
Виктор в чудеса золотых рыбок не верил и на правах бывшего крутого аквариумиста, обзывал их "свиньями". Все растения, дескать, повыроют, все дно перелопатят. В моем арсенале оставалось два аргумента. Первый, что Виктор - февральский, поэтому он Рыба. А без своего знака счастья в доме не будет. Он пытался робко возразить, что не стоит уповать на звездные суеверия. И что я - вообще Телец! Так что теперь? Нам телку заводить, что ли?!
Пришлось использовать второй аргумент - мой стремительно приближающийся день рождения, к которому не принимаются никакие возражения по поводу выбора лучшего подарка.
Короче говоря, 1 мая мы усиленно сачковали в "рыбном" зооотделе супермаркета с целью отловить парочку золотых. Выбор был "невелик": будущие исполнительницы желаний не выдавались длиной и за пару сантиметров. Когда сачок опустился в полиэтиленовый мешочек, в нем оказалась не парочка, а два с половиной - случайно попавшийся заморыш. Мы решили, что не стоит переигрывать судьбу. Скорее всего, просто не выживет. Тем более, что получили его в нагрузку, бесплатно.
Рассматривая новых жильцов, мы щедро раздавали им имена. Самая крупная из рыбешек заслуженно получила имя Руслана, второй - красавчик с черной спинкой, - естественно, Майк. Ну а заморыш, моим волеизъявлением был наречен Витьком.
Виктор не стал возражать. Кто же может возражать в день моего рождения?! Витек так Витек.
Мы кормили рыб довольно умеренно, хотя у меня всегда было впечатление, что они голодны. Высовывают свои глупые рты и чавкают, прося еду. Тем не менее, росли они, как на дрожжах. И вскоре Руслана уже не вмещалась в логарифмическую линейку. А Майк предательски утратил свою черно-плавниковую красоту и стал точно таким же, как Руслана и Витек - чисто золотым.
Для кота появилось новое развлечение - рыбалка. Если движущиеся силуэты рыб сбоку аквариума были ему уже также неинтересны и недоступны, как президент в телевизоре, то забравшись наверх, он мог видеть торчащие рыбьи пасти, вполне реальные и осязаемые. Вскоре Рыжий Бес на себе ощутил их реальность. Забрался он как-то на аквариум с невинной целью попить и вдруг был яростно схвачен за язык. От неожиданности он шарахнулся с осветителя на пол. С тех пор он так больше не подставлялся. Зато норовил выловить рыб лапой. Слава Богу, ни разу это ему не удалось. Ну и не беда. Не в пище же счастье. В рыбалке важен не результат. Главное - процесс.

Вместе с наступившим летом, вместе с безумным ощущением того, что нам с Виктором совершенно не хочется расставаться ...я в конце концов, перебралась на жительство в белый дом на Олд Лэйк Роад.
А тут и в жизни подвального Майка случились принципиальные перемены.
В его, а также попутно и в нашу жизнь, вошла Руслана. Нет, я не ошиблась: не Людмила, а Руслана, да еще из литературно-известного городка Мценска, что на орловщине..
Руслана вошла морской походкой, плавной, как Тихий океан. Такое впечатление было, что она боится расплескать себя, такую большую и любвеобильную, такую решительную и жертвенную... - в общем, ту , что по Некрасову, и в горящую избу войдет, и коня на скаку остановит... Такая, как Руслана - не только коня остановит. Даже слона. И не только в избу горящую войдет. Такая войдет даже в пылающий небоскреб...
Итак, она звалась Русланой...
Причиной ее появления был неугомонный Чиккеринг, пламенный славянофил.. Скуповатый Дэвид часто отоваривается в дешевом магазине для бедных "Алди" или в магазине подержанных вещей "Сент-Винсенте". Там он нередко встречает русско-говорящие компании. Как он распознает их? - загадка. Ведь сам он еще с довикторовых времен знает всего пять русских слов и все они, мягко говоря, неприличные... Как бы там ни было, заслышав славянскую речь, льющуюся из уст представительниц слабого пола, Дэвид распускает хвост и обязательно с ними заговаривает. "Фишка" для знакомства у него всегда одна, но бьет она без промаха: а вот у меня в соседнем доме живет русский художник! Красивые картинки рисует. Хотите посмотреть? Девчонки, оказавшиеся в американской провинции, где и словом не с кем перемолвиться, конечно хотели! И Дэвид вез их в гости к художнику.
Еше с десяток лет назад Виктор был единственным русским в городке Барабу. Украинцы были, поляки, евреи, грузин Зураб... Но за последние три года Висконсин, похоже, охватила "русская лихорадка". Один ловкач под вывеской "фирмы" наладил экспорт юной русской силы на здешние фермы. Поначалу довольны были все: русские потому, что приехали в вожделенную Америку (где, как они все полагали, даже дороги выстланы золотом); фермеры радовались, что получали дешевую рабочую силу. Но больше всех был доволен ловкий "бизнесмен": он ведь брал деньги и с фермеров, и со студентов, при этом отбирал паспорта у новоприбывших, что делало их бесправными рабами кабального контракта.
Отпахав годик на ферме, юные авантюристы и авантюристки постепенно приходили в себя, осматривались и всеми правдами и неправдами начинали выбивать свои паспорта у алчного "босса", бросали фермы в поисках более выгодной работы. Как правило, к этому времени как раз и заканчивался срок их легального пребывания в стране. Кто-то покорно уезжал на родину. Кто-то прятался в нелегалы. Девушки, как правило, пытались окольцевать американских мужчин, отдавая все свое свободное от коров время поискам холостых ковбоев.
Так что никто уже не удивился, когда Дэвид привез в гости к художнику очередную славянскую "порцию". Я только вздохнула... Кого только он не возил за последнее время - и латышки были, и казашки, и югославки, и албанки, и полячки, словом, пол-Европы ...
Эти две девушки явно были "наши", самые что ни на есть русские, и звали подружек Руся и Валя. Две эти юных леди были из Мценска. Обе они отличались могучим телосложением, особенно Руся. Видно, что в России они прошли строгий силовой отбор, одержав верх над субтильными конкурентками. Плечистая полная блондинка Руся с круглым лицом, носом формы классической картофелины и большими голубыми глазами, тараторила без умолку. Все у нее было пышное и белое: волосы, руки, плечи, живот. Статная темноволосая Валя, тоже курносенькая, больше молчала, внимательно и цепко присматриваясь к новой обстановке.
В это время и Майк выполз на звук рюмок из своего подвала - у него как раз выходной был. Виктор выразительно толкнул сицилийца в бок: вон, гляди мол, русская блондинка, не проворонь, мафиози!
Майк сразу проснулся, оживился, и вскоре новоиспеченная теплая компания уже позабыла про поскучневшего Дэвида, который видя, что девушки не проявляют к нему никакого интереса, грустно подался восвояси.
Так случилась, что в тот вечер меж Майком и Русей проскочила искра, из которой начало стремительно возгораться пламя. Может быть, это случилось именно в тот миг, когда Руслана с ужасным акцентом рассказала, что мечтает иметь много-много детей?... Для Майка это был своего рода психологический крючок. Он включился. Его могучий жизненный опыт, тонкая эрудиция, усиленная менторскими замашками, возбуждали в нем желание иметь потомков (прежняя супруга его баловалась абортами) и научить детей всему тому умному, что он приобрел в борьбе с жестокостями этой жизни.
Поначалу Виктор полагал, что у них вряд ли что получится - уж больно разные весовые и духовные категории. Но для Русланы это не оказалось препятствиеми, и она начала принимать в судьбе Майка самое решительное участие. Так же как и я когда-то прибирала этот дом, она насильно навела блеск и порядок в Майковском подвале. Она приезжала почти каждый день. Привозила вкусности и пыталась накормить Майка. Или привозила новые джинсы и пыталась убедить его, что новые джинсы лучше той дырявой рвани, в которой он обычно ходил. Обычно на ее гастро-гардеробные провокации Майк не поддавался. Хотя... вода камень точит... Все чаще раздолбанный "Понтиак" Русланы оставался ночевать у белого дома, а утром и вечером ему вменялось отвозить и привозить нового пассажира на работу и обратно.

...Похоже, что белый домик на Олд Лэйк Роад охватила какая-то магия любви. Вскоре к двум сладким парочкам присоединилась еще одна.
Наша сизая голубка Пиджи давно уже была вольной птицей. Виктор смастерил ей на веранде уютный домик. И все свое время она проводила снаружи. Правда иногди ее охватывала неистовая ностальгия по родному дому, и тогда она могла по полчаса висеть на сетке и бить крыльями в окно: требовала впустить ее во внутрь. Порою она ухитрялась самовольно пролезть в колючую дыру в сетке, сделанную котом, и тогда выкурить ее из жилища было очень сложно. Ее привычки, не смотря на дарованную ей свободу, тем не менее мало изменились. По утрам она требовала, чтобы ее угощали чищенными семечками из рук. Если ей насыпали их в миску, она возмущенно прищуривалась: как обслуживаете! При малейшей возможности она перебиралась на мою или викторову голову, чего не следовало ей позволять после завтрака, ибо был риск дождаться неблагодарного сюрприза. А как она купалась! При этом вода в корытце должна была быть исключительно свежей. И тогда Пиджи приступала к действу. Это была водяная феерия, бахчисарайский фонтан, ниагарский водопад. Потом, разморенная, она возлежала на веранде, подвернув под себя одно крыло и томно раскрыв другое.
Она откликалась не только на свое имя, но и на продолжительные аплодисменты. Стоило где-нибудь на огороде похлопать в ладоши, как вскоре Пиджи оказывалась рядом и шевствовала за вами пешком, смешно переваливаясь, деловито разыскивая в траве какие-то одной ей известные съедобные ископаемые.
Летала она замечательно. В иные дни забиралась под облака и подолгу парила там. Что открывалось ее взору - отражение ли солнца в продолговатой изумрудной чаше Чертова озера, дальние ли фермы, решетка кукурузных полей, изгибы дорог, ухадящие в бесконечность, пушистые зеленые холмы, окружавшие городок, змеино поблескивающая чешуей речка Барабу?... Наверное, птицы - самые счастливые твари на свете. Они могут летать. Мы же, люди, летаем только во сне или на самолетах, парашютах, всяких там "Шаттлах"...и как мы по-прежнему уязвимы и беспомощны в воздухе. Куда нам до самых простеньких даже птиц!
В одно свежее и ясное субботнее утро за окном раздался шум крыльев. Что-то для Пиджи это, пожалуй, слишком громко. Уж не случилось ли чего? Не енот ли забрался в домик? Я вышла на веранду.
Майк, в одних трусах, скрестив руки и щурясь, уже стоял по щиколотку в росе и разглядывал что-то на крыше. К нему нежно прислонялась большая, припухшая со сна Руся в ночной рубашке и со всколоченной золотистой шевелюрой. Я тоже посмотрела на крышу. Там сидела Пиджи и не одна. Возле нее важно прохаживался белоснежный темноглазый красавец. Периодически он бочком пододвигался к нашей голубке и нежно перебирал клювом ее изумрудные блестки на шее.
- Ну что же, - скаазал Майк, - Надо ехать за бутылкой. Свадьбу играть будем. Дамам - шампанское, джентельменам - водку, коту - валерьянку. Я знаю эту породу - почтари. Таких американцы использовали для связи до изобретения Интернета.
Белый стал наведываться ежедневно, и все чаще они с Пиджи улетали куда-то надолго. Мы не обижались на нашу питомицу: да, в такого красавца можно было влюбиться и позабыть все свои прежние симпатии и привязанности. Сидя на косяке крыши, голуби подолгу самозабвенно целовались. Иногда самец приносил в клюве веточки, а Пиджи критично рассматривала каждый подарок и, как правило, снисходительно одобряла. Но надо заметить, что веточек в домике Пиджи почему-то не добавлялось.
Вскоре они почти перестали появляться. Видимо, Пиджи переехала к мужу и обзавелась потомством. Изредка все же она прилетала полакомиться своими любимыми очищенными семечками, которые мы специально для нее покупали в дорогом магазине экологически чистых продуктов "Грэйнери". Вот и ответ на сомнительное утверждение, что в жизни живого существа самое важное - это желудок. Уж чем только мы не баловали нашу любимицу Пиджи! Все у нее было - от золотой мелкой кукурузы, отборных семян пшеницы, специальной смеси для горлиц - до очищенных семечек! Да еще с рук кормили. Не думаю, что она обрела такое пищевое великолепие на своем новом месте... И все же Любовь победила Желудок... Этот факт окрыляет не только их, птиц, но и нас, людей.
Что же, будь счастлива, Пиджи. Храни Господь тебя от всех напастей. Желаем тебе одичать, ибо не все коты на этом свете могут отнестись к тебе с тем благоговейным трепетом, который живет в сердце Рыжего Беса. А может быть, однажды ты навестишь нас в окружении молодых пестрых голубей?...

Только наш бедный Кусаки по-прежнему ходил неприкаянный и одинокий. Нам он непрерывно жаловался на жизнь: все-то было не так. Днем он отсыпался в тени под кустом, а под вечер уходил на свои вечные поиски, и долго еще было слышно его тоскливо-вопросительное: "Оу! О-оу! Мрра-ау?!"
Безумный Кусаки! Есть ли на свете сила , способная угомонить твои страсти?
Мы успокаивали себя тем, что рано или поздно и Рыжий Бес найдет свое счастье. Я была в этом абсолютно уверена. Я верила в магию любви.

Вскоре Руслана радостно сообщила, что присмотрела для них с Майком недорогой "апартмент",* а еще через пару недель Майк со скрипом стронулся с места: еще неделю они приезжали и добирали бесконечные компьютерные детали, примочки, антенны, экраны, процессоры, коробки и журналы. Но даже, когда уже казалось, что они увезли все, повсюду в доме еще долго оставались следы майковского пребывания - технические журналы, сломанные компьютерные мыши, какие-то принтеры, рваные рубахи, рюмочки-сапожки, пластмассовые кружки, ушные затычки, в которых Майк работал на своей фабрике, и многочисленные баночки из-под кошачьих консервов, заполненные самокрутными окурками...
А через месяц нас разбудил ранний звонок. С достоинством госсекретаря президента Соединенных Штатов, выступающего в Конгрессе по вопросам войны и мира, Майк объявил, что они с Рози (так он называл Руслану) наконец-то благополучно забеременели и ждут к Рождеству сына, которого уже назвали Пиотр - то ли в честь Петра 1, то ли в честь Русиного отца, Петра Иваныча Булкина из города Мценска. Еще наш "сицилиец" сообщил, что церемония бракосочетания Монако и Булкиной, куда мы приглашались в качестве живых свидетелей их горячего чувства, состоится через месяц.
Ну что ж, облегченно вздохнули мы, будьте и вы счастливы, новоиспеченное семейство Монако!


Любовь зла, полюбишь и...

Как-то, оставшись один, я запрыгнул на старый комод, на котором стояло старое, недавно отмытое Муайей от пыли зеркало. Я критически оглядел себя и не нашел в себе ничего, что могло бы мне не понравиться. На меня смотрел мощный, статный кот с широкой грудью, лбом мыслителя и шикарными усами.

Апартмент* - квартира внаем.

Полоски и пятна сияли на моей шкуре великолепным огненным узором. Взор мой был ясен и тверд. Не успев порадоваться, я тут же тяжко вздохнул, вспомнив о собственном одиночестве. Ну почему, почему я вот такой хороший, и при этом такой несчастный?! Оу! Ма-ау!
Разве мне не обидно?! У Хозяина есть Муайя; Майк и тот нашел себе большую русскую блондинку. И даже гнусная птица Пиджи подцепила себе кавалера и теперь радостно воркует с ним на крыше. Чем же я хуже?!
Впрочем, распускать нюни - не дело для настоящего мужчины. Буду упорным и стойким. Майк говорит, что кто ищет - тот всегда найдет. Может, так оно и есть?А пока у меня и без того полно забот. Кто будет охранять территорию и завоевывать новые земли? Конечно я, Рыжий Бес. Кто будет охотиться, чтобы постоянно поддерживать себя в боевой форме? Тем более, что-то мне подсказывает, что лето может умереть, как в прошлый раз, и опять может настать собачья зима. Всякий раз, умываясь, буду молиться, чтобы это не повторилось. Но пока оно живо, надо спешить... охота! Охота!
Мне кажется, что Матушка - Природа приготовила для меня особую роль среди обычных кошачьих судеб - а именно Героическую, Охотничью. Я молод и отважен, я свободен и сыт.
Вперед же, Рыжий Бес, вперед!
... Однажды, в один из июньских тихих вечеров, я возлежал под сосной на хвойной подстилке. День был неудачный и я опять не был доволен ни охотой, ни собой. Из дома доносился отрадный запах готовящегося ужина. К хозяевам присоединились Майк и его блондинка. Я вяло размышлял, пойти на ужин сейчас, или попозже... И вдруг я услышал непонятные звуки: топ-топ, хрусть,.. жом- жом... Это не енот... На сурка тоже не похоже... Пока я разгадывал слуховую загадку, на смену ей появилась зрительная: из кустов на лужайку протопал странный зверь. Таких я ешё не видел. Он напоминал усохшую корову: такие же раздвоенные копыта, из которых росли изящные ножки, завершавшиеся стройным рыжим телом, на котором торчала длинная шея с жующей траву рогатой головой. Правда рога были какие-то необычные: округлые, с веточками и, как будто покрытые тонким мохом. Они вовсе не походили на грозные рога быка Альфонса. Тише безмолвия начал я скрад.
Чем ближе я подбирался к своей жертве, тем БОЛЬШЕ она становилась. И тем больше меня охватывало сомнение в разумности этой охоты. Как я смогу съесть эту махину?! Этакую и за пять дней не осилишь!
Внезапно зверь поднял рогатую голову и уставился большими черными глазищами прямо на меня. И в этих глазах читалось совершенное недоумение. Я замер, вжавшись в землю и уткнувшись носом в припозднившийся одуванчик. Предательское растение щекотало мой нос. Я не выдержал долгой задержки дыхания, вдохнул... и (чертов одуванчик!)... разразился пронзительным чихом. Никто никогда не знает, чем окончится нежданный чих. В данном случае я остался практически на месте, а это Чудо-Юдо с рожками, испуганно фыркнув, обратилось в позорное бегство, смешно взбрыкивая ногами и задрав свой неприлично-белый хвост. Я, в страшном возбуждении, пытался догнать эту шуструю корову, но лопухи были слишком густы для качественного преследования. И мое сердце уже готово было выпрыгнуть из рыжей шкуры. Эх, был бы я побольше, да имел бы такие ноги, да еще и крылья впридачу, так я был бы Царем Зверей!

Я была свидетелем этой безумной охоты. Это вроде как на медведя с рогаткой, или на слона с зубочисткой. Ну и кот! Наглость бездонная! Кем же он себя представляет? Кагуаром или уссурийским тигром?!
Рыжий Бес возвращался из тех кустов, где исчез олень, с достойной неторопливостью охотника на мамонтов, высоко подняв распушившийся хвост и поднимая лапы на манер парадного шага цирковой лошади. Он был весь в репьях, но усы у него аж закручивались от гордости за свою доблесть. Снисходительно боднул лбом в ногу, дескать: "А? Видали наших? Как я его! Ну, ничего, в другой раз не уйдет!"
Другой раз случился ровно неделю спустя.
А ведь я искренне надеялась, что такая дурь неповторима.
Кусаки невинно нежился в солнечном пятне на подоконнике, когда краем глаза увидал оленей в окно. Глаза его бешено округлились, усы и челюсти затряслись от охотничьего азарта, и он беззвучно замяукал, яростно царапая дверь. Вырвавшись на оперативный простор, мой тигр начал скрадывать близстоящего молодого оленя, еще не расставшегося с подростковыми светлыми веснушками на боках. В конце концов Кусаки, как блин распластался за густой сосенкой. Он был весь как туго натянутая пружина, лишь самый кончик его хвоста нервно подрагивал, словно подбадривая тело, готовя его для смертельного прыжка.
Тут мать-олениха, очевидно, учуяла присутствие "некоей" опасности и оглушительно фыркнула. "Пружина" преждевременно сорвалась и, от страха ли, или от избытка чувств, подпрыгнула на всех четырех лапах. Неожиданный взрыв рыжей бомбы средь мирной трапезы возымел свое действие: ничего не понявшие олени бросились к зарослям акации и треском исчезли. И вновь преследование завершилось лишь новой порцией репейника на доблестных рыжих боках.
Подходя к крыльцу, Победитель чинно повторил ритуал триумфального возвращения с охоты. На сей раз к его законной гордости прибавилось ещё и выражение некоей профессиональной досады: "Эх, опять упустил...Ну, бывает... Ничего, в другой-то раз не уйдут!" Похоже, Рыжий Бес серьезно вошел во вкус оленьей охоты и искренне полагал, что олени смертельно боятся его.
И в другой раз олени не ушли. Точнее, не ушел. Это был самец. Ну, очень крупный самец, поэтому все обернулось опасным конфузом.
У нас были гости из России, наши давние знакомые - орнитологи и, по советской привычке устраивать политические дебаты на кухне за бутылкой "Столичной", мы засиделись допоздна и услышали...
Это был не обычный шум, какой можно было бы ожидать от развлекающихся на Чертовом озере чикагских курортников. Это был тихий, дикий странный скандал, как будто кто-то ломал дерево, а оно при этом надсадно мяукало. Подозревая все, что угодно, мы выскочили на веранду и в прыгающем свете фонарика нам открылось необычайное зрелище: Рыжий Бес, заслуженный охотник Висконсина, отчаянно пытался удержаться на макушке невысокого куста смоковницы, а крупный олень с красивыми большими рогами нещадно молотил своими острыми копытами ветви растения в суровой решимости добраться до нахала. Слабый куст трещал и гнулся, и бедный кот едва удерживался на нем...
Наше появление сменило расстановку сил на поле, точнее, на кусте битвы: Нападающий немедленно ретировался. Бедный Кусаки! Нервное его потрясение было настолько сильно, что пока Виктор доставал его с куста, он бессознательно исцарапал руки хозяина, чего в трезвом уме никогда себе не позволял. Куда девалась его триумфальная походка? Короткими перебежками он добежал до спасительного крыльца и выглядел, как нашкодивший и побитый пес. Стыдливо опустив хвост и отказавшись от русской скумбрии, он исчез в подвале.
Я уверена, что это была его последняя охота на белохвостого оленя.

Но жизнь не ограничивается острыми ощущениями от Охоты. Да и охота бывает разная...
Кусаки взматерел, или возмужал (даже не знаю, что более подходит в этом случае... оба слова звучат достаточно противно) и ему окончательно наскучило быть одиноким котом. Он забросил охоту для желудка и начал искать Подругу для души и своего мужественного тела.
Но не сразу, не вдруг... и путь этот был долог, тернист репейниками, чреват драками и, кроме прочего... вонюч.
Как я смею предположить, поначалу Рыжий встречал в окрестностях Чертова озера только пугливых раскормленных котообразных кастратов бывшего мужского пола, и таких же никому уже не нужных, благодаря усердным ветеринарам, кошек. Но, чем более он терял веру в Любовь, но тем более отчаянно продолжал искать Её. И ....нашел.
Благодаря этому невиданному случаю, я поняла, что пословица: "Любовь - зла, полюбишь и ....", несправедлива по отношению к нашим рогатым друзьям. Если призвать на помощь весь мой жизненный опыт, то ничего плохого о козлах я сказать не могу. Они вовсе не глупые, овечье стадо за собой водят. А насчет вони... Ну да, есть такой досадный недостаток, но ведь и мы, люди, не без греха, потому и кроем себя нещадно духами да лосьонами. Пословицу эту придумали европейцы еще до изобретения дезодорантов. Бедные! Они ничего слаще моркови не ели и ничего крепче козла не нюхали. Откуда же им, наивным, было предположить ужасные последствия открытия Нового Света? Эх, Христофорушка, зачем же ты это сделал?! Закрыть бы Америку! Пока не поздно.... Фу...
Америка - опасная для проживания страна. Потому что тут водятся звери, обладающие химическим оружием индивидуального поражения.
Как-то утром мы проснулись не от света, не от жажды, не от шума, а от запаха! И этот специфический запах просто удушал нас своей особой суперпроникновенностью и сногсшибаемостью! Вся комната, да нет, вcе пространство дома наполнилось этим запахом.
Если вы когда-либо имели "счастье" нюхать лисью нору, то помножьте свои неприятности на сто в двенадцатую степень и заткните не только нос, но и глаза, и прочие ваши беззащитные средства коммуникации. А лучше - оденьте противогаз. Но даже и теперь вы не готовы к этой суровой химической атаке, которая постоянно угрожает всему живому в Америке: как древним сибирским эмигрантам - индейцам, так и более поздним - бледнолицым и их неразумным четвероногим питомцам. Это то, что ни одно существо на свете не может пережить без окосения - свирепый запах скунса, или (в просторечии) "американской вонючки".
Парфюмеры всего мира вот уже несколько столетий бьются над тайной стойкости ароматов и духов. Но им так и не удалось достичь тех высот стойкости запаха, на коих снискал себе лавры американский скунс-симпатяга.
Позвольте мне маленькое отступление для иллюстрации серьезности этой проблемы, неведомой обитателям иных континентов.
У наших соседедей слева, (через большое кукурузное поле) Линды и Джона, есть пес - Снуппи. Не понимаю, почему эта глупая собачья кличка так популярна здесь, но иногда она удивительно подходит её носителям. По сравнению с бандитом Джумбо, Снуппи выглядит крайне несерьезно: мелковатый, тщедушный, светло-палевой курчавой шерсти, с косматыми бровями, через раздрызганные усы плавно переходящими в хо-ши-миновскую бородку.
Если вы спросите меня, какой он породы, я уверенно отвечу - дуртерьер! Ибо он - страстный, до недержания, охотник , хватает сдуру всё, что движется.
Трижды он был свирепо обстрелян тыловым орудием скунса. А два раза еще более серьезным орудием - иглами дикообраза. Каждый раз Линда и Джон влетали в наш дом с причитаниями...Как и все барабуйцы, они были уверены, что мы знаем ВСЕ о животных, и потому всегда можем им помочь... И, радуясь их страстной любви к Снуппи, мы, конечно, помогали, чем только могли...
Линда с Джоном и открыли нам необыкновенную тайну: здесь существует суеверие, что пострадавшую от скунса собаку надо помыть...томатным соком. Враки это всё! Безрезультатный перевод полезного продукта. Запах тот же. Только ваш пес превращается в обсосанное помидороядным динозавром чучело.
Дурень Снуппи! Уверена, что при следующей встрече со скунсом он повторит свой подвиг. И его хозяева консервативно польют его томатным соком. Впрочем, дурню-Снуппи не привыкать...
Но, вернемся к нашим рыжим "баранам"!
Итак, нас разбудил свирепый запах скунса.
Шатаясь, и закрыв лицо футболкой, я вышла на веранду.
Бедный Кусаки имел самый несчастный вид на который он только был способен. Глаза его не открывались. Может быть, он ощущал комплекс неполноценности от нежданно приобретенной супервонючести?
Он даже не посмел зайти. Постеснялся... Стыдливо мяукнул... Ушел.... Это - по мужски, по крайней мере! Спасибо ему!
Позвольте мне оторваться от компьютера и выйти на свежий воздух до следующего абзаца: память чувств, знаете ли!
Не веруя в томатный сок, мы ринулись в хозяйственный магазин. Теперь мы ждали Рыжего Беса с ПротивоСкунсовым Шампунем наизготовку. Бедный Бес! Он сдался. Он принял это как необходимое и меньшее зло. Я знаю, как он ненавидит воду. Вода - мокрая! Она превращает его, великолепного пушистого Кота, в драную облезлую кошку! Но, ситуация аховая, тут уж не до хорошего... Ничего... переживем... отмочимся... отвоняем...
Надо признать, что реклама не всегда бессовестно врет. Антискунсовый Шампунь, как ни странно, сработал, как было обещано - запах исчез.

Положа лапу на сердце, должен признать, что первая моя любовь была печальной ошибкой, о которой я д-оооооолго сожалел. Ну, представьте себе: иду я как-то вдоль моего ручья и вдруг попадаю в место со странным, доселе неведомым запахом. Пока я выяснял носом его причину, глаза мои увидели ...кошку!
Но не простую, а очень даже экзотическую: от черной, необыкновенной симпатичности остренькой мордашки тянулась по спине ярко-белая раздваивающаяся полоса, завершающаяся невиданной пушистости хвостом, который был задорно поднят и словно вывернут в виде вопросительного знака. Все кошки, которых я встречал до сих пор, были безобразно толстыми злючками, начинающими мерзко вопить при моем приближении. А эта - ничего... копается себе в куче листьев и молчит. Может, иностранка? Грех упустить такую...
Поэтому я обратился к ней изысканно:
" Девушка, а девушка, хорошая погода, не правда ли?"
Молчание.
"Вам не кажется, что здесь дурно пахнет?"
Молчание.
" А не покинуть ли нам это вонючее место и не прогуляться ли по моим угодиям? Я знаю местечки, где можно славно поохотиться, успех гарантирую!"
Ни звука в ответ. Я подвинулся ближе. А девушка на этот мой шаг повернулась ко мне задом. Ну хвост у нее роскош-ш-шный!
" Разве мама не учила вас, что когда к вам обращается джентельмен, игра в молчанку выглядит по крайней мере невежливо?"
Может, она немая или не слышит? Я шагнул поближе...Ох, зачем я сделал это?! В тот момент между нами взорвалась бомба!! Я был ослеплен и не видел уже, что сталось с молчаливой незнакомкой. Я несся, не зная куда, натыкаясь на деревья, прочь, прочь от этого ужасного места! Этот смрадище мог бы свалить и тигра, но я выдержал, выжил.
До сих пор не верю, что я сумел добраться до дома, лишенный нюха, слуха, зрения... Пришлось перенести и унизительную процедуру обмывательного наказания. И....о чудо! Вонь поиссякла, и я снова мог видеть белый свет, и даже был в состоянии чуять запах консервы. Может быть, люди все-таки разумны?
Вскоре я почти забыл уже о минувшем кошмаре. Того места я старался избегать, но однажды, недалеко от ручья, меня как по носу щелкнули... Опять! Он!! Зловещий запах!!! И оглядевшись пристльно, я узрел.... О, мой Кот! - живое привидение. Незнакомка!
Я уже "похоронил" ее, но несчастная душа ее все еще не отлетела в кошкин Рай, а сидит под кустом. Но позвольте... Ведь души не пахнут... Ах, оно увидело меня... Повернуло изящную головку....сучок хрустнул под ее лапой. Но привидения-то не хрустят! Да ведь она живее всех живых! Бедная. От нее все еще пахнет. Запах побледнел, изменил цвет, но еще жив. У нее, наверное, нет слуг, чтобы как я очиститься от скверны. Ах, несчастная! Я буду с ней ласков и нежен, я докажу ей, что я терпелив, отважен и великодушен. Я защищу ее от всех напастей, даю свой хвост на отсечение - она полюбит меня...

Рыжий Бес. Бедолага! Конечно же, ты никогда в жизни больше не повторишь этой глупости со скунсом. Ты же не Снуппи.
Неделя минула. Казалось, все забылось...
И, вдруг, вновь этот запах! Не столь интенсивный, но вполне определенный! Рыжий Бес приходит и уходит и от него постоянно воняет скунсом, хотя и не столь чудовищно, как в первый раз. Боже! Неужели Бес, таки, убил несчастного скунса и теперь доедает останки - как убежденно полагает всезнающий Майк?
Нет! Слишком тепло нынче для убиенного быть съедобным в течение недели! Что же это?
Все недоумения по этому поводу разрешились весьма неожиданно.
Как -то ясной ночью, (при луне мне иногда не спится) мне показалось, что я в бреду, поскольку такого быть не может, и я беспощадно растолкала Виктора, чтобы он убедил меня в том, что я не сошла с ума, и стал бы свидетелем.
Вот чистосердечные показания Виктора - свидетеля:
"Полянку перед домом, в специфически-независимой манере, задрав пушистый хвост, не торопясь пересекал скунс (логически рассуждая, скунсиха), а наш Рыжий Бес, как мартовский кот, суетился вокруг нее, забегая то справа, то слева, неприлично вымурлыкивая всякие непристойные комплименты!".
Бедный Бес! В какую вонючую бездну повергли его американские кастраты!
Как почти всякая новоиспеченная свекровь, я конечно, была не в восторге от нашей невестки. И... просто...как ответственная за запах в доме, я молилась, чтобы этот вонючий мезальянс как-нибудь мирно бы разрушился...
И мои молитвы были услышаны.
Так в нашу жизнь, шестипало-мягко ступая, вкралась Настоящая Кошка.
Вы, наверное не знаете: что такое Настоящая Кошка.
Так знайте!
Это - Виски.
Не бойтесь. Это не алкогольный напиток. Это не глоток яда. Это хуже....


Настоящая кошка

Где он сыскал эту... даже не знаю, как ее назвать-то, чтоб не обидеть... Судя по-всему она жила неподалеку, на какой-нибудь ферме. Кот её знает, где?
Просто, однажды, в темноте жаркой висконсинской ночи, когда я, в полусне, открыла холодильник в поисках охлаждающего напитка, нечто кошкообразное, робко потерлось об мои заспанные ноги. Это явно был не Кусаки! Бок неведомого создания напоминал стиральную доску. Это был Пришелец! Пришлось зажечь свет, чтобы убедиться, что это был не пришелец, а пришелица. Кошка робко стояла у порога, готовая в любую минуту бежать. Рыжий был тут же, от кошки не отходил ни на шаг и тревожно переводил свой взгляд с нее на меня. Маленькая тощая кошшенка явно свалилась с луны. У неё, вместо привычных для всех нормальных кошек пяти пальцев, было по шесть, и лапы её выглядели как роскошные сибирские варежки для зимы.
Ну и ладно. Пусть уродина. Во всяком случае лучше, чем Скунсиха!
С поразительной скоростью расправившись с кусакиным ужином, гостья выразительно облизывалась, всем своим видом явно давая понять, что она слегка перекусила, а теперь готова и поесть... Ну и аппетит у вас, мадам!
Кот с ней! Я пошла спать...
Назавтра к ночи эта дама явилась вновь. И я, приглядевшись ещё более тщательно, обнаружила, что судя по некоторым признакам это была кормящая мать.
- Ну, ничего себе! - сказала я Виктору удрученно, - ведь эдак она может и котят сюда притащить! Чьи дети-то? Ведь не Рыжего же!
Виктор устало сказал, что этому сумасшедшему дому единственное, чего не хватает, так это - детей.
Ранним утром у нашего окна к голосу Рыжего добавился еще один. Подружка Рыжего Беса тон имела требовательный, безапеляционный. Стало ясно, что кошка решила у нас поселиться. Раскрывая вторую банку консервов, я рассмотрела, что кошка была довольно симпатичная: пушисто-дымчатая и с большими выразительными глазами как у Бриджит Бардо. Не зря кинозвезда любила кошек. Есть у них что-то общее... Ну и что, что шесть пальцев! Говорят, что у Хемингуэя было сто кошек и половина из них - шестипалые. Может прабабушка твоя сбежала от писателя? Странный он был человек: сначала безжалостно охотился в Африке на львов, а к старости завел кошарню, может так мелко замаливал грехи молодости? Как же зовут тебя, киска? Лапы как варежки... Эй, Варька!.. Нет, не то. Как вас звал писатель? Неужели всем давал имена? Эрнест был не дурак выпить. Может - Виски?
- Виски! Виски!.. Смотри-ка ты, откликается... Ну ладно, будешь Виски... в честь папы Хема...

Мой мир долгое время был ограничен асфальтовой дорогой - такой твердой полосой, по которой носятся шумные Монстры с горящими глазами. Мама Касси всегда учила нас не ходить на дорогу, она говорила, что там погиб наш отец.
Возле нашего дома тоже была дорога. Та самая Олд Лэйк Роад, дорога Старого Озера. Что имел ввиду тот, кто так назвал эту дорогу, я до сих пор не понимаю. У нас есть Чертово озеро. И если оно "старое", то где-то должно быть и "новое" озеро? Но никаких новых озер в своих владениях я не обнаружил. О, люди глупы, я уже давно в этом убедился...
В общем-то это была тихая, никогда не посещаемая полицией проселочная дорога. Может поэтому иногда по ней, жутко ревя моторами, безнаказанно проносились из соседнего бара компании мотоциклистов, бородатые, дурно пахнущие, с повязками на головах и с разрисованными человечьими самками в кожаных одеждах на задних сидениях. Я помнил мамин урок и не ходил по ту сторону дороги. Мне хватало угодий и по эту сторону.
День моей встречи с Виски я никогда не забуду.
Однажды я услыхал сладкое призывное мяуканье, доносившееся от заброшенной фермы за дорогой. И никакие рокеры и мудрые советы не могли меня остановить. Но неужели опять обман? А вдруг это та коварная птица-кошка сидит на дереве и издевается на мной?!
Я долго мчался по непаханному полю, перепрыгивая через сухие поваленные кукурузные стволы и продираясь сквозь заросли репьев и колючек. Я даже не думал о том, что на чужой ферме может жить какой-нибудь жуткий Джумбо... Ах, до того ли мне было!
И я увидел Ее. Это была не птица, это была не скунсиха, и не кастрированная недокошка. Это была Настоящая Кошка! Такая стройная, даже слишком уж стройная, то есть худая, с прелестной серебристо-серой шкуркой и огромными зелеными глазами. И голосок у нее был ангельский. О, мой кошачий Бог, спасибо тебе, что ниспослал мне это чудо! Я вдруг почувствовал невиданную робость. Где же моя смелость и находчивость?! И на каком языке с ней заговорить?... Тут мне пришло в голову, что может быть она русская?Раз русские блондинки живут на фермах, так может, они привозят из России русских кошек?
" Здравствуйте", - робко промурлыкал я по-русски.
Незнакомка удивленно округлила глаза и нервно прижала и тут же навострила свои прелестные ушки. Нет, не русская... А вдруг она и по-английски не понимает? А китайского я не знаю...
" Хай, хау а ю?"* - повторил я свою попытку.
" Айм файн!"** - мелодично откликнулась она.
Через некоторое время мы с ней уже болтали как старые друзья.
" А где же твой дом и кто твои хозяева, то есть...эти...слуги?"
" У меня нет дома... Меня прогнали хозяева.. - потупилась зеленоглазая,- А что, у тебя есть слуги?"
" Да, у меня есть дом и есть слуги. Они на все ради меня готовы", - гордо сказал я.
" Вау, мрр-мрр!" - томно вздохнула красавица и нежно потерлась лбом о мою мужественную грудь.
Оу! Мау! Какое блаженство! Никогда в своей жизни не знал я женской кошачьей ласки, вот что это такое! Какое счастье!! Я был необычайно воодушевлен:
" Так пойдем же ко мне, я познакомлю тебя с хозя... со своими слугами, и они станут и тебе служить. Там у меня много еды!"
" О да, я очень хочу есть.." - жалобно мяукнула она.
Я взволнованно обежал вокруг нее и лизнул ее в ухо:
" Чего же ты стоишь, побежали?!"
" Да... но.... - кошечка явно была чем-то смущена, - Понимаешь... ну я не одна..."
" Как не одна?!" - я не знал, радоваться мне или огорчаться. Неужели у нее есть подружка? Или их несколько?! Ух! Здорово! А если это не подружка, а дружок?! Соперник!
" Как не одна?" - повторил я уже сурово, и шерсть у меня на загривке вздыбилась.
" У меня есть...детки..."
Вот такого поворота я вовсе не ожидал и растерялся. Значит, она замужем?! Где же тогда ее муж-мерзавец? Я раздеру немедленно его наглую рожу. Только "деток" мне еще не хватало. Но...как она хороша...впрочем...пусть...парочка маленьких деток...Что же делать?..
" Ну возьми своих деток, на два котенка меньше, на два больше", - великодушно согласился я.
" Но милый... у меня их пятеро..."
______________________________________________________________________
Хай, хау а ю?* - Привет, как поживаешь?
Айм файн!** - Прекрасно!

О, я знаю, я прекрасно знаю цифру "пять"! Какой ужас! Больше не бывает!Что скажут мои хозяева?!...
Красавица выжидательно-тревожно глядела на меня. Отступать мне было некуда.
" Ну... - замурлыкала она, - Давай пока сбегаем... твой дом посмотрим, твоих слуг...Может и что-нибудь покушаем там... Детки мои пока все равно спят. Они вон там, в том заброшенном подвале."
И я повел ее домой.

Я как в воду глядела. Следующее утро ознаменовалось забавным писком, доносившимся из подвала. По цементному полу ползал крошечный котенок. Это была уменьшенная копия нашей пришелицы, только на лапках у него было по семь пальцев! Виски, мягко повякивая в такт с котеночным попискиванием, смотрела на нашу реакцию. Мол, ну не хотите, так я унесу... смотрите, какой он лапочка!
А что вы от нас ожидали, девушка? Что мы укажем на дверь этому многопалому пискуну? Ну, ладно, пусть живет. В конце концов, может этот нежданный альянс решит семейные проблемы нашего Беса, погрязшего в американских вонючках?
День благополучно прошел, и мы заснули с чувством исполненного социально- нравственно-экологического долга.
Однако на другое утро со стороны подвальной лестницы послышались новые помявкивания и попискивания, да такие пронзительные и жалобные, что пришлось немедленно бежать в подвал. Может, случилось что?... Семипалый уполз? А вот и нет! Совсем наоборот, просто новое, на сей раз шестипалое отродье! Ну, ладно... теперь хоть первый не будет скучать.
- А что, если это не последний? - озадаченно произнес Виктор.
Вредно глядеть в воду. Там можно увидеть пять котят.
Виски неукоснительно соблюдала какое-то одной ей понятное правило: не приносить нам более одного котенка в день. И каждый раз, выложив перед нами еще одно дитя, она внимательно смотрела нам в глаза, словно пытаясь окончательно убедиться, что мы ничего не имеем против ее обожаемых детей.
Откуда же она их носит? Из леса? Один раз мне удалось проследить в бинокль, как Виски торопливо пересекала огромное поле за дорогой. Ее путь явно лежал к заброшенной ферме. Героическая мать! Это ж сколько ей приходилось нести котенка, чуть ли не две мили!
В общем через пять дней мы стали богаче на пять котят и одну кошку.
А Рыжий Бес все чаще почесывал свой затылок, недоумевая: правильно ли он поступил, что влюбился в многодетную американку? Она о нем совершенно и не думала: вся была в детях. Похоже, что её больше интересовала его жилплощадь и сносное харчевание...

Ах, Любовь, Любовь! Что может быть скоропостижней? Я никогда не видел кошки, более красивой, чем Виски! Признаться, других кошек я почти и не видал. Одни американские вонючки! И толстые как бомбы недокошки. Впрочем, вру... Через три границы на юг жил матерый Сиамец и была у него Сиамка с котятами, такая же косоглазая.
У него, видите ли, какая ни какая, а Своя жена. А я что? Рыжий что ли? Пробовал отбить. Но он не хотел ничем делиться и свирепо дрался в какой-то особой манере, не как нормальные коты, а с непредсказуемым выпендрежем. Сиамка презрительно на меня шипела и издевалась над моим прекрасным рыжим окрасом.
Ну их, косоглазых, к дохлым мышам! Теперь у меня тоже есть жена.
Теперь я завоевал Виски! Впрочем... завоевал - это может быть слишком крепко сказано... Противник не объявился... Может, я просто пленил её своей статью?
Она была Единственная, Мягкая, Прекрасная, Настоящая. Она хвалила мои усы! Мою рыжыну! Мою мужественность... Никто до сих пор этого не делал.
Меня немного смущало то обстоятельство, что у нее много детей. Не люблю я их. Одна морока и суетливые телодвижения... Вскоре они начали подрастать и приставать ко мне со своими играми. Тут уж не до любовных утех. Слава богу, они быстро выросли и усилиями хозяев разошлись по рукам.
И Виски опять стала Настоящей Кошкой. И мы любили друг друга.
Но, минули, канули в Лету несколько дней Счастья.
И тут случилось... этим утром, вместо привычного: мурррр.. она дала мне по морде... По моей великолепной усатой морде, которую она вчера так коварно хвалила! И тут я понял, что Любовь ее (быть может по моей вине, Кот знает!), сменила свою форму, и я в эту новую форму уже физически не вписываюсь со своими усами, со всей своей отвагой и любовной решимостью. О, женщины! Вам имя - Непонятность. Как прав был Майк, говоря, что женщины - это сплошные проблемы!
...А, впрочем, мой "обиженный" инстинкт подсказывал мне, что минует время и ты, отвергнувшая меня, опять будешь восхищаться и статью моей и усами. Да-сс, Мадам-с. Ну, погоди, и пяти месяцев не пройдет...
Тем временем последствия моей первой кошачьей любви начали стихийно развиваться.
Подруга дней моих счастливых вдруг начала раздаваться вширь, особенно в области живота. Может быть, это печальное обстоятельство, которое я расцениваю не иначе, как причину ее комплекса неполноценности, и сделало её такой нервичной и для меня недоступной? Я понимал, что утрата изящности для молодой ещё кошки может быть причиной её странного охлаждения ко мне. Но что-то подсказывало мне, что это все ненадолго, что это недоразумение должно как-то разрешиться. И, в один прекрасный день, оно разрешилось... шестерней!!! Боже мой! Что я буду с ними делать? Впрочем, причем здесь я? Не этого я хотел-то! Я Счастия хотел, а не этой могучей кучки шевеляшихся пушистых маленьких туловищ, постоянно требующих сиськи и вовсе даже непохожих на меня, а со странными шестипалыми конечностями и даже не рыжими, а так, с подпалинами невнятного происхождения! А может и не мои вовсе?! Нет, я умываю лапы! При чем здесь я-то? О, женщины!! Вам имя ... Ну, я пошел...

Виски стала еше более прожорливой. Она ела больше, чем мы все вместе взятые , но при этом не полнела. Всякое наше появление на кухне она использовала для выпрашивания еды, что заметно усиливалось в периоды её перманентной беременности и особенно во время выкармливания потомства. Все наши "Отстань!" и "Shut up!"* она игнорировала с негордой цыганской настырностью, выразительно указывая взглядом на резвящихся котят: "Эй, ласковый,.. Позолоти миску! Не для себя прошу, для детишек!"... Она монотонно повторяла: "Мня-у, мне-у, мня-у, мне-у..." до тех пор, пока не получала требуемое.
Интересно, что у этой матери, помимо прочих материнских достоинств, было особое педагогическое качество - чувство справедливости, выражающееся в сочувствии к слабым мира сего. Если котята, разных ее поколений, вдруг во время их полусерьезных драк начинали верещать от причиненной боли, она мгновенно ориентировалась в том, кто виноват, и наказывала сильнейшего.
Живя в лесу, в деревянном доме, непросто избавить жилище от нашествия мышей. Когда котята научились есть самостоятельно, Виски вдруг проявила себя как замечательная охотница. Мы просто поражались. И часу не проходило, чтобы она не притащила мышь! И не только мышь. Увы, она приносила и крольчат, и бельчат, и бурозубок, и ласточек, и других мелких птичек... Иногда нам удавалось отобрать жертву и выпустить её подальше от дома.
Однако, вскоре, наше уважение к её охотничьим достижениясм поблекло, а с легкого языка Майка, Виски получила позорное звание Антикошки. Дело в том, что вместо того, чтобы следить за отсутствием мышей в доме, она отлавливала их снаружи, притаскивала в дом и выпускала живыми, дабы детишки могли совершенствоваться в мышковании. А котята были раззявами, и мыши убегали от них, и уже нам приходилось отлавливать грызунов по всему дому и выпускать их с богом.
В конце концов, присутствие мышей - это ещё не конец света.
Да и сердца наши, болевшие за Рыжего "сына", теперь были спокойны. В белом доме больше не осталось ни одного холостяка. Я была для Виски хорошей свекровью. Кусаки стал солидным женатым мужчиной, озабоченным какими-то своими делами и семейной жизнью. Тут уж не до глупостей, типа охоты на оленей или дружбы со скунсами.
Некоторое время наше многочисленное сосуществование, с известными оговорками, напоминало райскую идиллию; ну, там, где львы соседствовали с агнцами.. Однако кто же не знает, что идиллии нестойки? Они, как замок из песка, который легко может быть разрушен даже невинно пробегающим мимо кроликом...

Черный Полковник

Кто бы мог подумать, что на свете есть существа пострашнее террориста Джумбо? В том, что звери могут быть огромными, но безобидными, а иногда маленькими и зловредными, я убедился на примере коров и змей. Но судьбою было уготовано мне еще одно подтверждение этой печальной истины.

______________________________________________________________________
Shat up!* - Замолчи!


Кошки! И все, поныне еще живущие, я обращаюсь к вам. Запомните это ужасное словосочетание - ДОМАШНИЙ КРОЛИК. Рано я радовался тому, что нахалка-Пиджи улетела. То, что появилось в нашем доме теперь, гораздо более чревато неприятностями.
Видал я до этого всяких кроликов, диких, серых, да блохастых. Самые большие из них не превышали и половины моих габаритов, поэтому рассматривались, как вполне разумный объект для охоты. Но этот черный, при его вызывающей моложавости, был преступно велик - чуть до меня не дорос!
Мои хозяева - явно ненормальные. Пересадили его в клетку для птиц и умиляются: как славно он хрустит морковкой! А через некоторое время вообще выпустили из клетки на палас, который нам не разрешают царапать, ( а ему можно, да?) и радуются: как смешно он передвигается по дому, исследуя Мои владения! Этот грубиян перевернул Мою миску! Если бы не хозяева, я бы показал этому мрачному нахалу: кто здесь настоящий Хозяин. Эти люди явно не в своем уме. Они завели правило - дома не охотиться ни на кого! Сами устанавливают противоестественные законы, а потом удивляются: почему по дому бегают мыши? А теперь и ушастые творят, что хотят! Чует мое сердце, что этот либерализм плохо кончится.

Как-то утром наш неугомонный домохозяин постучал в дверь и шумно взгромоздил на перила железную ловушку для енотов, которые "достали" его непрестанными грабежами его убогого курятника. Но вместо енота там, за решеткой, грустно сидел... черный и, видимо, очень свободолюбивый кролик.
- Вот, - сказал Дэвид, - Если вы уже позавтракали, можете приготовить его на ужин... А ловушку потом верните. Приятного аппетита!
Мы, конечно, не вегетарианцы, но употребить ушастого в пищу нам не захотелось. Отпустить на волю мы его не могли, ведь кролик-то домашний. В следующий раз он обязательно попадется какому-нибудь любителю охоты и будет благополучно зажарен вместо барбекю.
Мы поселили его в большую птичью клетку, которая в свое время послужила домом для Пиджи. Конечно же, через несколько дней нам стало очень жалко пленника, и мы начали выпускать его из клетки.
Этому черному удалось за несколько дней принципиально изменить наше мнение об умственных способностях зайцеобразных. Он явно изучал наши повадки и успешно использовал этот опыт в своих интересах, настойчиво расширяя свои права и свирепо ограничивая наши. Мы - это все остальные обитатели дома: люди и прочие звери.
Кошки его избегали. Во-первых, он был большим и никого не боялся. Храбрый Заяц! В его приближении всегда таилась какая-то невнятная для котов угроза. Не только они, но и мы совершенно не понимали, что на уме в данный миг у этого зверя, и как он себя поведет в следующее мгновение. Кроме того, охота для кошек в пределах дома была запрещена. На их совести было много загубленных диких кроличьих душ, но дома они, по крайней мере, были достаточно законопослушны...
Кусаки поначалу пытался сделать вид, что он просто из милости не трогает наглого пришельца, поскольку это не положено делать. Но однажды, кот случайно оказался в дурацкой ситуации, зажатым новым квартирантом в углу. Отступать было некуда. Ничего не оставалось, как слегка зашипеть и смазать лапой по черным ушам. Это был шаг, о котором Рыжему Бесу пришлось горько сожалеть. Возмущенный кролик бросился в стремительную атаку. Кот, как взбесившийся, носился по всему дому, роняя мебель, жестоко преследуемый озверевшим зайцеобразным. Рыжая шерсть летела клочьями, устилая траекторию их перемещений. Наконец, обескураженный Кусаки нашел убежище на шкафу и провел там остаток дня, с мстительной тщательностью зализывая свои раны.

Кажется, я начинаю верить в переселение душ. Такого унижения я не испытывал с тех пор, как черный ротвейлер заставил меня осрамиться в поленнице! Я думаю, что Джумбо-Зверь умер от злости как собака, коварно сменив свою шкуру на кроличью, и лютая черная душа его продолжает преследовать меня, как злой рок. Не подумайте, что я суеверен. Просто поставьте себя на моё место, и вы поймете как это дико: чтобы какой-то лопоухий побил Рыжего Беса. Меня, грозу всех американских котов и даже оленей! Может все дело в том, что у него зубы больше моих и когти тоже, и он использует их в какой-то странной манере, к которой трудно предпринять благородный кошачий контрприем. Может он обучался китайским методам борьбы?Ну ничего, я найду на него управу...

Виски была мудрее. Она изящно, не теряя достоинства, уклонялась от встреч с непредсказуемыми последствиями.
А наш новый жилец неустанно продолжал свирепую борьбу за свои права.
Несмотря на свою патологическую интеллигентность, кролик имел досадную привычку беспечно разбрасывать гроздья своих шариков где ему заблагорассудится. Поэтому ночи, нашим волеизъявлением, он проводил в клетке. А по утру этот "ранний птах" нарочито громко начинал греметь посудой и барабанил лапами по картонной спальной коробке, требуя от сомнительного правительства свободы, еды и зрелищ. Он тут же совершал стремительный бросок с подпрыгиванием, зорко выискивая кошек. Первым его развлечением при выпуске, было - разогнать их всех, в то время, как они робко концентрировались в районе кухни в ожидании завтрака. Кошки мгновенно занимали второй ярус помещения (столы, стулья и подоконники) и терпеливо выжидали, когда приступ утреннего кроличьего буйства остынет.
Как бы хорошо этого ушастого ни кормили, были у него неистребимые гастрономические пристрастия. Во-первых - жареные семечки, во-вторых, - бумага, в любом виде.
Стоило ему учуять запах поджаренного подсолнечника, он начинал преследовать его носителя, легко покусывая за ноги и, вставая на задние лапы, смешно шмыгая носом, выпрашивая лакомство. Бумагу он, к сожалению, находил сам, и часто довольно нужную не только ему. Чик, чик, чик! И от вашей бумажки оставались непоправимые ошметки. Поэтому мы его и назвали - Чика. Он чикал всё...
Телефонные справочники и карты (вещь, крайне необходимая при путешествиях за рулем по Америке), которые доселе доверчиво и невинно лежали на нижней полке телефонной этажерки. Чика чикал компьютерные и телевизионные кабели: пришлось выстраивать сложные защитные сооружения. Тюбики с красками, шедевры Виктора, книги и альбомы, стены, ножки стульев, вообще все, что мешало ему проникнуть куда-либо, или просто поддавалось чиканью его потрясающих секаторов. Это было опасное и мощное оружие, но Чика никогда не пускал его в ход по отношению к людям. Умный Чика!
Чика обладал потрясающим "шестым" чувством, присущим опытным уголовникам: он умел читать наши мысли, если эти мысли содержали "пленительные" намерения. Вот он растянулся посреди комнаты на паласе, или залез на стул. Но стоило кому-то из нас подумать, что пора бы его запереть в клетку, как...Чика исчезал, растворялся среди нашего творческого беспорядка. Никакие наши заигрывающие и ласковые "Чика, Чика!" на него не действовали. Он определенно знал, что мы таим в себе коварные планы по заключению его в клетку. В спальню, и в мастерскую Виктора ему заходить запрещалось. Он прекрасно знал это и обожал нас дразнить: вот направляется решительными прыжками в мастерскую. Если успеешь остановить его возгласом на пороге: "Чика, нельзя!", он послушно поворачивал назад. Но если успевал-таки проскочить в комнату - все, теперь ищи его по всем закоулкам. Он умело затаивался или по-хулигански мстительно начинал "чикать" что-нибудь явно запретное. Прижмется в самый угол под диваном, чикает там что-то - и невозможно его оттуда вытолкнуть. И рукой его пихаешь, и линейкой...бесполезно. Иногда мне приходилось приносить и включать пылесос. Это еще как-то воздействовало, и Чика веселой пулей, как Колобок, который и от лисы ушел, вылетал из своего укрытия, выскакивал в зону своего легального существования и нагло растягивался на паласе, вытянув задние ноги и подняв хвост. При этом его пухленькие бочочки расплющивались так, что он напоминал мягкую итальянскую булку или пышный, но явно пережаренный оладий.
Он и в момент своего появления у нас уже был кроликом немелким, а тут в течении долгой зимы так отъелся и вырос, что стал просто очень большим и даже очень полным (нет, все же жирным назвать его было нельзя!) кроликом. Густая черная шерсть его отливала синевой воронова крыла. Длинные густые усы постоянно деловито двигались, а темно-шоколадные глаза смотрели весело, презрительно и хитро. Неожиданно открылись и его музыкальные пристрастия: Чика полюбил...Аллу Пугачеву. Заслышав любимую кассету, он тут же появлялся рядом с магнитофоном, настраивал свои черные уши как антенны и слушал... Нам показалось, что его любимой композицией стала песня про "настоящего полковника". А что, наш бравый Чика очень даже напоминал нам настоящего мужчину - полковника. Он был не только женским угодником, но и обладал неспоримыми качествами вояки, кроторый всегда знает, как построить подчиненный ему контингент. Так Чика получил свою вторую партийную кличку - Полковник. Черный, естественно, полковник.
Не подумайте, что Чика был мрачным Монстром-разрушителем. От природы своей он был любвеобилен и доверчив. И под черной его шкурой отчаянно билось пылкое сердце Дон Жуана. Может, в поисках Любви он и сбежал от своих прежних хозяев и угодил за решетку?
Если взрослых кошек наш Полковник осознанно не жаловал, может неосознанно мстя им за загубленные души его диких собратьев, то к маленьким котятам он выказывал нежнейшую любовь, тихий трепет и немое обожание. Он, под неодобрительные взгляды Виски, облизывал их, он позволял им вытворять с ним все, что тем было угодно. Например, смиренно просовывал голову в самую кучу дерущихся и играющих между собой деток, и благоговейно замирал так. Хотя проницательной Виски и не нравился этот доброволец-бэбиситтер*, она была совершенно уверена в том, что кролик не причинит ее детям никакого зла. А Чика безумно любил ее детей и ждал...
Как мы выяснили впоследствие, он ожидал, когда невесты подрастут!
Бедный Чика! Он был уже почти взрослым. Но никогда не видел живую крольчиху.
Его не очень смущало, что пестуемые им невесты "не дотягивают" до кроличьего идеала: уши слишком короткие, а хвост безобразно длинный! Ничего...Он будет их терпеливым наставником, он воспитает себе роскошный гарем... Под его мудрым руководством и хвосты укоротятся, и уши отрастут...
Увы, мечтам его не суждено было сбыться. Многообещающие одалиски в один несчастный день просто исчезали. Я приноровилась продавать этих обаятельных недорослей в розницу, возле супермаркета, по одному доллару за душу.
Бедный Чика! Он так жаждал Любви.
Он был безутешен. Искал повсюду, от досады даже раскопал дырку в паласе.
Это не помогло. Но он не умер от горя. Незаполненная любовью, жизнь тоскливо продолжалась. И надо было найти в себе новые силы любить и верить. Иначе, в чем смысл этой жизни?
Как существо не обделенное разумом, он уже знал, что невест на этот свет приносит Виски. С тех пор, как он понял это, его отношение к кошке в корне изменилось. Он стал уважать ее умение производить невесть из чего этих пушистых зверушек, с которыми он так полюбил играть и мечтать. Он уже не гонял Виски, и она его уже не боялась. Он ждал из под неё новых питомцев...как зоопарковский лев у вожделенной кормушки.

А тем временем пришла весна и сугроб, непреодолимой преградой перегораживавший выход с веранды, растаял. И Чика обнаружил, что мир гораздо больше, чем клетка и даже дом с верандой. И там по проталинам бегают... О боже! Такие замечательные, ( куда там кошкам!) с длинными ушками... и движения их так гармоничны, они так соблазнительно подпрыгивают... А хвостики-то! Такие аккуратные. С белым исподом... Туда, туда! На зеленеющие просторы! Там истинная любовь!
Куда исчез его вечный страх перед странной лестницей без вертикальных переборок? Туда, туда! Там "свои"! Такие милые, серые...
Наблюдая сие, мы по-человечески снисходительно улыбались, - ну, вот и ладно!
Хоть избавится от извращений цивилизации.
А с другой стороны боялись: потеряется! Уведут!
Постепенно у нас объявилась новая домашняя обязанность - чикавыпас. Тот, кому жребием или обстоятельствами выпадала эта почетная роль заячьего пастуха,

Бэбиситтер* - детская няня.

со вздохом облачался в защитную от колючек одежду и спортивную обувь, ибо прогулки эти имели дерганный характер: то кролик припускал как бешеный, и так же нождиданно вдруг останавливался, что-то исследуя. Тогда у пастуха появлялась счастливая возможность перевести дух и расчистить себя от колючек.
А еще Чика свирепо метил свою территорию, да не так легкомысленно, как коты, а основательно. Он тщательно выкапывал ямку и хоронил там свое сокровище на века. Через неделю его границы покрылись сетью подземных посольств и представительств, которые внешне вы могли легко различить по нарушенной поверхности планеты.
И все же мы боялись упускать его из вида во время этого неслыханного передела поделенного мира. И оказалось, не зря. Однажды Чика пропал. Сколько мы не всматривались в шевеление трав, сколько не вслушивались в шорохи вечереющего леса, сколько ни кричали "Чика! Чика!", тьма все густела, покрывая собой потерявшегося завоевателя. Весь вечер был испорчен напрасными поисками. Может и не всегда в заблудших овцах виноват сам пастырь. Но все упреки того вечера Виктору пришлось принять в полном объеме. Час назад Чика спрятался от него в лабиринте досок, вигвамом прислоненных к дереву запасливым Дэвидом, и благополучно догнивающих там свой недолгий век. Прокрутившись с полчаса вокруг идиотского сооружения, художник уже не был уверен, что кролик все еще внутри и вернулся к своим холстам, выразив робкую надежду, что умный Чика непременно вернется.
Уже и дневное светило благополучно скрылось за дальним лесом, а Чики все не было.
Виктор сидел, подавленный своей виной, периодически порывался на очередную проверку и добросовестно принимал мои сердитые взгляды. А около полуночи телефон возвестил голосом вездесущего Дэвида, вернувшегося с Травиаты, что тот видел у дороги странного черного зверя, судя по движениям, явно не кота. Может, это наше ушастое чадо? Не поленился даже указать точное место встречи, куда мы все рванули, вооружившись фонариками. В их пристальном свете вдруг отразился ярко-зеленый глаз. Конечно же, это был Чика! Нагло-невредимый, невинно сидящий под кустом придорожной ежевики и чем-то беспардонно закусывающий. Видимо, свет заворожил беглеца, и не составило труда его схватить. Хотя он при этом возмущенно брыкался и прихрюкивал, поэтому пришлось держать его за шкирку до самого дома.

Кошкам и на воле не было житья от Черного Полковника. Завидев кого-либо из котов, он сначала заставлял их проявить недюжинную прыть, чтобы достичь ближайшего дерева, затем, поднявшись на задние лапы, он некоторое время проверял: достаточно ли высоко загнан противник? После чего, подняв хвост, помечал на стволе очередную победу и укладывался в тени, широко раскинув все лапы. Кошкам же приходилось покорно ждать, когда Чика соизволит оставить свой пост. Его невозмутимость была очень потешной. Ни в каких ситуациях мимика его не менялась: будь то послеобеденное блаженство или яростная атака, словно он был чертом, одевшим неподвижную маску кролика.
Все же мы слишком часто баловали Чику семечками. Согласитесь, но трудно ведь удержаться, чтобы не дать лакомство зверю, терпеливо стоящему перед вами по стойке "смирно" и вновь ощутить приятное прикосновение его мягких губ к ладоням. Особенно, если знаешь, насколько его зубки остры. Это ощущение сродни тому "острому" ощущению, когда укротитель кладет голову в пасть к тигру. Может быть это наше потакание и было причиной особой тяжеловесности Чики по сравнению с его дикими собратьями. От того, наверное, большинство его погонь за крольчихами завершались одышкой с высунутым языком и классической позой: "раздавленный утюгом черный кролик".
Мы все любили нашего черного Полковника и безропотно восхищались им: так подданные обожают и боятся своего жестокого диктатора. В нем не было коварства, он был честным Тираном. День начинался с него и заканчивался им. Мы все боялись, что свободолюбивый Чика в один прекрасный день сбежит от нас, оставит беспризорными, как он видимо неоднократно уже поступал со своими прежними подданными. Может дикие крольчихи заманят его на вольную волю, уведут в свой лесной гарем?..
Не увели. В конце концов он всегда возвращался. Умный Чика.
Но беда подстерегала нас, как всегда там, откуда ее не ждали.
Радости от тех аборигенных крольчих, которых ему "посчастливилось" догнать, оказались роковыми...

В то утро невеселый "барабан" разрушил тишину рассвета. Звуки были странными и зловещими. Чика! Что с тобой?! Кролик держал голову набок и бился в судорогах. Как страшно было видеть диктатора в таком беспомощном положении. Мы чувствовали себя еще более беспомощными, чем он, и нужно было срочно ехать к ветеринару.
Часы предательски медленно приближались к девяти. Проклятье, как медленно они идут! Мы сидели в машине с бьющимся Чикой, мучительно ожидая, когда же эта чертова ветклиника изволит открыться.
Естественно, мы оказались первыми, и зевающий еще доктор с удовлетворением отметил, что на сей раз это не безумный наш кот, а просто кролик. Диагноз доктора Смита был очень печален: ушной вирус, который Чика подхватил от диких кроликов, и никаких серьезных лекарств против него еще не придумано. То, что прописал доктор, могло только слегка облегчить страдания, на время... а шанс на выздоровление был безумно мизерным, полпроцента... Боже, мы были готовы и на любое время и на любые расходы, лишь бы этот процент вдруг оживился..
К сожалению, наша готовность оказалась бесполезной. Лекарства не помогали, и Чика таял на глазах, а главное - он постоянно мучился. Перед нами встал выбор: настаивать ли на своей безумной надежде, или облегчить страдания обреченного? Я благодарна Виктору, что он взял на себя это жестокое решение, хотя видела, как это было ему тяжело. Он отвез Чику в клинику. Это стоило всего тридцать долларов, чтобы ласково убить кролика. Могу себе представить, что стоило это Виктору... эти тридцать серебренников... Ему пришлось подписать смертный приговор и заплатить за исполнение его. Он приехал совсем прибитый, и мы плакали целый день, жалея себя за эту бездонную утрату.
В мире разбилось драгоценное Черное Зеркало, каких ещё не было в нашей зыбкой жизни... И нет ему замены в нашей душе..
Чем мы могли утешить себя? Только тем, что с нами наш Полковник прожил короткую, но счастливую и наполненную жизнь. И что же лучше для зверя? Лет десять просидеть в крошечной вонючей клетке? Или же познать свободу, запах диких трав, веселые игры с крольчихами и умереть не от слабости и старости, а в расцвете сил, не познав увядания. Мне кажется, если бы можно было выбирать, то каждое нормальное живое существо должно бы выбрать второе. Впрочем, все мы горазды храбриться, мечтая о романтической шальной пуле, пока постепенно не состаримся до желания прожить ну хоть еще один денечек.
Философы сего мира героически истязают себя умственными занятиями, чтобы помочь людям найти в себе силы примирить свою живую душу с печальной необходимостью. Надо сказать, что ни у кого это не получается. Даже у йогов.
Чики нет и не хочется верить в это.
Только кошачье отродье праздновало упразднение ушастого Тирана. Еще несколько дней кошки, а в особенности Рыжий Бес, не могли поверить в то, что никто их больше не преследует. Они все продолжали вздрагивать, тревожно оглядываться, каждую секунду ожидая появления Полковника...
Мы похоронили Чику под кустом рододендрона. Его продолговатые листья напоминали кроличьи ушки.

Пленник шелтера

А жизнь продолжалась. Наступление осени Виски отметила новой партией странных котят. К вящему огорчению кошки, полагающей деторождение высшей благодатью, Рыжий детей не любил. Ни своих, ни людских, никаких... Хотя и не обижал. Он относился к ним как к необходимому злу. Когда какой-нибудь неразумный отрок или отрочица имели нахальство приблизиться к папаше, тот недовольно щурил глаза и демонстративно отворачивался, как будто сомневаясь: а его ли это дитя? А иные, особо отважные из котят, даже пытались "задирать" Владыку! Виски тут же подскакивала, суетливо указывая языком на скромную рыжую полоску на носу или ухе дитяти, безусловно доказывающую наличие бесовской крови у подзащитного. Но Кусаки, брезгливо дернув лапой, устало уклонялся как от надоевших жениных убеждений, так и от прочих отцовских обязанностей, дескать, не мужское это дело - лизаться с сопливыми.
Мы уже привыкли к тому, что бывали дни, когда Кусаки вообще не являлся. Служба такая! Приходил иногда через день или два, усталый, ободранный и даже не требовал еды, а только покоя. Настоящий мужчина.
Однажды осеннее ненастье приняло особенно буйную форму: несколько дней подряд шли дожди с таким сильным ветром, что ломались здоровенные ветви деревьев. Казалось, все живое спряталось куда-то глубоко и безвозвратно. Виски вообще не казала носу из дому, пестуя подрастающее потомство довольно невнятного окраса. Только одна кошечка из этого помета имела большое золотое пятно на голове, что несомненно доказывало нам отцовство Рыжего Беса.
Прошло уже четыре дня, как мы не видели Рыжего. Это было уже слишком даже для него. Наше беспокойство нарастало с каждым часом. Несколько раз мы ходили по округе и звали его. Он не откликался. Маленький ручей, почти пересыхающий летом, после этих дождей превратился в бушующую мутную реку. Река захлестнула большую поляну и с ревом неслась мимо... Уж не утонул ли наш Рыжий?! Ведь здесь проходил его постоянный маршрут...
Мы проехались по всем близлежащим дорогам, в ужасе ожидая увидеть сбитого Кусаки. Никого.
Тогда я поехала в приют для животных.

Американские приюты для животных - это для меня тема особая и очень болезненная. Не могу я спокойно смотреть на страдания братьев наших меньших. Мой Интернет переполнен сообщениями о потеряных или бессовестно брошенных "владельцами" собаках и кошках, остро нуждающихся в новых хозяевах, иначе... всех этих животных ожидает эвтаназия...то есть усыпление...
Это многоточие стоит особого пояснения.
Для потерявшихся или ставших ненужными животных в Америке существуют государственные приюты, или как здесь их называют: шелтеры. Бывала я в этих шелтерах. И даже работала там добровольцем, чтобы просто облегчить существование пленникам, почистить клетки, погулять с обезумевшими от заключения собаками, приласкать кошек... Удалось мне спасти нескольких собак от неминуемой гибели - я успела найти им новых хозяев. К сожалению, число американцев, которые решили отказаться от своих животных, всегда превышает число тех, кто хочет их взять из приюта. Есть у великого американского народа такая вот национальная червоточина, еще не до конца мной разгаданная. Так что по сути получается, что шелтеры существуют для хорошо организованного умервщления животных. Страшное это место!... Про себя я называла шелтеры Домами Смерти. Конечно же, я не могла оставаться хладнокровной, когда видела, что многим собакам в приюте не дают даже последнего шанса. И потому мои отношения с директором приюта, Тамарой Рулсон, такие добрые сначала, впследствие не только осложнились, но и перешли в стадию войны. Из волонтеров, готовых до последнего бороться за каждую жизнь, меня со скандалом выгнали, и теперь я, как и все остальные граждане, имела право появиться в приюте только в часы, когда он был открыт для "публики".
После этой истории ноги мои туда не шли. Но что делать...а вдруг Рыжий Бес попал туда?! Воображение рисовало уже жуткую картину Кусакиного умерщвления. И ведь придумали они для этого выраженьице: "to put down" - "опустить вниз"! Куда вниз? В преисподнюю?...
Тамара, худенькая субтильная блондинка с лошадиным личиком, встретила меня фальшивой американской улыбкой. Опять это их дурацкое "хау а ю"! Как я поживаю? Как я могу еще могу здесь ПОЖИВАТЬ? Да, неимоверно прекрасно, сногсшибающе великолепно, всепотрясающе!
Я принесла фотографию Кусаки и попросила разрешения посмотреть кошек. Тамара великодушно разрешила и даже впустила меня в карантинную комнату. Но нет. Среди черных, белых, пятнистых, серых, полосатых и даже рыжих приютских пленников нашего Кусаки не оказалось.
Выдавливая из себя последние капли дружелюбия, я попросила Тамару сразу же позвонить нам, если у них появится что-то большое, рыжее и котообразное... На том и расстались. И без того угнетенное состояние моего духа еще усилилось оттого, что после наших прежних стычек, я уже знала, что Тамара может врать, и я ей не верила.
Но где же наш Бес и что с ним?! В том, что с ним случилась какая-то беда, мы уже не сомневались.

Черт дернул меня перебраться по бревну на другую сторону ручья и отправиться проверять мои дальние границы. В последний раз, когда я там был, я встречал метки и следы совершенно незнакомого мне кота. Этот наглец посягал на мою территорию! И вот я вновь отправился туда в надежде, что наконец-то его встречу и как следует с ним разделаюсь.
Почему не существует специальных прогнозов погоды для котов?! Ведь нам они гораздо важнее чем людям, которые из своих машин или домов и носу никуда никогда не показывают! Зачем им, кондиционируемым, погода?
Вначале ничего плохого эта погода не предвещала. Но вскоре ветер внезапно усилился и разразился такой ливень, каких я до сих пор не видел. Молнии крушили деревья, а гром совершенно оглушал. И густая ель не спасла. Промок до последней шерстинки. Я вернулся назад к моему ручью и не узнал его. Ни ручья, ни моего бревна уже не было, а бушевал гремучий грязный поток, на который страшно было даже взглянуть. Я побежал вдоль ужасной реки. Надеялся, может смогу где ее перескочить, или по стволу перебраться. Какое там! Я все дальше и дальше уходил от дома... От моего чудесного дома, где сухо, тепло и сытно, где мягкие кресла и удобные кровати, и даже дети...ох, пусть бы уж лучше меня терзали мои дети!
Я совершенно не переношу мокрого состояния своего организма. Долго бежал я, в надежде, что встречу хоть какой-нибудь гнилой заброшенный сарай и смогу спрятаться там от дождя. Но эти места совершенно глухие, как джунгли. Человеком тут и не пахнет. Может, я пересек уже американскую границу и брожу по диким канадским лесам?! Наконец я нашел себе сухое местечко под огромным вывороченным корневищем. Забираться туда было страшновато - яма слабо пахла койотами. Я знаю, они очень опасны и почти такие же ужасные, как и мои враги - собаки. Но делать было нечего... Нужно было срочно сушиться.
...Два дня я пролежал в яме, вылизал себе всю шерсть, обсох, но ужасный ливень все шел и шел. Как я хотел есть! Я мог бы съесть, наверное, даже целую корову. Я впадал в голодную дремоту, и мне мерещился сладостный звук открываемых кошачьих консервов... Ах...где мой тунец в соусе, где ассорти из цыпленка и индюшки, где фарш из говядины... Даже паршивый мышонок не пробегал мимо. Ни птички, ни крольчонка! Хоть червей земляных копай.
Когда, наконец, жуткая мокрота перестала литься с неба, я вылез из моего убежища. Ни единого живого существа вокруг. Куда они все попрятались? И место мне совершенно незнакомое. Но я верю в свое великое чутье и знаю, что обязательно найду дорогу к своему дому. Вот только мне срочно необходимо кого-нибудь съесть...

Том Хеллман всю свою жизнь проработал на колбасной фабрике "Оскар Крафт" в Мэдисоне. В свое время с трудом он закончил скучную школу, учиться дальше ему не хотелось - пусть всякие там умники-воображалы учатся. А ему и так хорошо. Устроился на фабрику, встал на конвейер и вкалывал по двенадцать часов за смену, и получал свои восемь шестьдесят в час.
Через пятнадцать лет безупречного фабричного труда Том дослужился до мастера-механика. И тоже работал по двенадцать часов в смену. Но получал уже восемнадцать долларов в час и имел три выходных дня в неделю. Все свое свободное от работы время Том Хеллман отдавал своей единственной страсти - охоте, и всему, что было с охотой связано: винтовкам и ружьям, охотничьим ножам и сетям, всякого рода хитрым ловушкам, изготовлению чучел из собственных трофеев. Том был самым активным членом не только охотничьего общества графства Саук, где он жил, но и нескольких других графств и даже штатов.
Слово "охотник" у нормального человека обычно ассоциируется с плечистым бородачом, пропахшим порохом и тяжело увешанным разнообразными трофеями. Хеллман в этот идеал явно не вписывался, по крайней мере внешне. Он был грузноватым блондином с покатыми плечами и брюшком, - на супермена он явно не тянул. Он никогда не пил и не курил, и потому имел лицо цвета молочного поросенка, что усиливалось благодаря бледным ресницам и бровям, некогда, завезенным сюда его предками из Норвегии.
С женщинами у Тома отношения не складывались с молодости. Он рано начал лысеть и испытывал от этого мучительный комплекс неполноценности. Он никогда не расставался со своей бейсбольной шапочкой, украшенной эмблемой охотничьего клуба "трапперов"*, наверное даже спал в ней. Семьи, к своими пятидесяти годам, он так и не завел, на это у него не хватило ни времени, ни смелости. Все время его жизни было отдано колбасной фабрике "Оскар Крафт" и разного рода охоте, в сезонных перерывах замещаемой тренировочной стрельбой из карабина, пистолета, лука и даже рогатки. Только стреляя, он чувствовал себя настоящим мужчиной. А женщины, редко и ненадолго появлявшиеся в его жизни, почему-то досадно отказывались понимать его истинную страсть.
К огромному сожалению Хеллмана охотничьи сезоны в Америке крайне ограничены, но к счастью - в разных графствах и штатах они различаются по времени. Так что Том не очень скучал. К тому же, когда кончался сезон охоты на оленей, начинался сезон на медведей, или на индюков, или на гусей, а когда и эти сезоны отходили, он всегда мог вернуться к своим любимым ловушкам. Дом, где он жил был скромным. Кто-то построил его в этой глуши в надежде осушить болото. Но топь оказалась непобедимой, и незадачливый фермер разорился, продав дом за бесценок. Зато теперь в своей собственности Том имел довольно большой, с каждым годом расширяющийся участок леса с речкой, болотом и бобровыми плотинами, и там никто и никогда не мешал ему ставить всевозможные ловушки на енотов, опоссумов, кроликов, - на все, что двигалось... Потребность в творчестве (говорят, что она есть у каждого человека, просто не каждый об этом знает) выражалась у Тома Хеллмана своебразно: он придумывал и конструировал ловушки и капканы. И мечтал, что когда-нибудь изобретет такую ловушку, что

Траппер* - охотник, использующий ловушки и капканы.

продав патент на изобретение, сразу же разбогатеет. (Надо заметить, что мечта внезапно разбогатеть - достаточно характерный признак американской натуры.) Тогда ему не придется отдавать четыре дня в неделю колбасной фабрике, и он сможет посвятить любимому делу всю свою жизнь без остатка.
Когда после многодневного урагана Том пошел проверять свои ловушки, то в одной из них, вместо ожидаемого енота он обнаружил большого ярко-рыжего кота. Кот злобно мяукал, урчал и шипел на Тома.
Мистер Хеллман был глубокозаконопослушный гражданин своего отечества. Он был как компьютер, начиненный всевозможными инструкциями, правилами и сводами законов. Он знал их все. И он никогда ничего не нарушал. Ни разу в жизни он не опоздал подать налоговую декларацию. Он даже ни разу в жизни не был остановлен полицией за превышение скорости или за парковку в неположенном месте. Том Хеллман знал и то, что все домашние животные Америки, во-первых, должны иметь ошейник с отметками о прививках и телефонным номером хозяев животного, во-вторых, микрочип в области правой лопатки, по которому можно было бы также определить принадлежность животного, и в-третьих, ну конечно, все приличные домашние животные должны быть кастрированы. Рыжий кот не имел не только ошейника, но даже и следа от него. Ощупать кота на наличие микрочипа Том не осмелился - уж больно злобно кот на него шипел. Что было возмутельно - кот не был кастрирован, а значит был агрессивен и потенциально опасен. Таким образом, железная логика привела Хеллмана только к одному выводу: рыжий кот дикий, и возможно, является разносчиком вируса бешенства или других вредных заболеваний. По закону, дикое или неизвестное домашнее животное должно быть немедленно сдано в ближайший шелтер или в специальную Службу по отлову животных. Более естественная мысль - просто отпустить кота, Тому даже в голову не пришла, не было для ней там законодательной базы.
Гражданин Хеллман погрузил ловушку с котом в кузов своего трака, узнал по справочнику адрес ближайшего приюта для животных и время приема граждан, и отвез туда кота, сразу же безапелиционно охарактеризовав его работникам приюта, как животное дикое и агрессивное. Ведь он был охотником и считал, что лучшего, чем он, знатока природы и животных нет.
Опасный зверь был посажен в глухую пластмассовую клетку-переноску в самом дальнем углу карантинной комнаты, которая одновременно служила и прачечной, и помещением, где производилась эвтаназия -этот своеобразный последний сервис для невостребованных.
Директор приюта Тамара Рулсон все эти дни была занята до чрезвычайности. К годовому собранию спонсоров ей нужно было подготовить отчет о работе и успехах ее шелтера. Фотография рыжего кота, которую ей принесла эта бывшвя русская волонтерша, несколько дней валялась на ее столе в куче многочисленных прочих документов и фотографий, и как-то незаметно затерялась в этих бумажках. Никому из своих сотрудников Тамара про кота не сказала. Не со зла, а так...просто забыла она о нем. Неужели же она все время должна держать в голове какого-то кота?! Да у нее этих котов - аж семьдесят душ, и с каждым надо решать - что делать?... Кроме того, новоявленный был без опознавательных данных. Потому то, когда Рыжий оказался в приюте, никто не позвонил его безутешным хозяевам.
А тем временем, бюрократическая машина приюта уже работала над Бесом, холодно, методично по инструкции и без сбоев. На нового кота тут же было заведено пухлое дело, ему был присвоен порядковый номер, на его клетку приклеена специальная желтая наклейка "дикий" и наречен он был Бастером. Счетчик включился: каждое животное, попадающее в приют, имеет всего пять дней. Если в течении этого срока его не разыщут хозяева, или те, кто самолично сдал его в приют, не переменят вдруг своего бесчеловечного решения, животное, если оно здоровое и неагрессивное, кастрируется и предоставляется для "усыновления", - еще одна отсрочка смерти. Всех старых, больных, диких или агрессивных, если такими их сочтет еженедельный (по черным понедельникам) "суд присяжных" из Гуманитарного Общества, ждет та самая эвтаназия.

О, мой кошачий Бог, за что же ты наказал меня?! До чего довел меня проклятый голод, наслав на мою светлую голову затмение... Да такое, что я, опытный и мудрый, осторожный и предусмотрительный Рыжий Бес, попался в ловушку, как самый тупой и самый наивный енот на свете! Видел я их, дураков в примитивных ловушках. Но в тот голодный день, когда я почуял запах жареной колбасы, я чуть не потерял сознания от страсти. Я мог умереть мгновенной смертью от голода, и уже себя почти не контролировал. Я сразу понял, что это сооружение, откуда исходил прекрасный запах - что-то типа ловушки. Хотя на привычную мне ловушку оно совершенно не походило. Я долго кружил вокруг нее, изучал. Потом я решил, что если тихо-о-нечко проскользну в это отверстие,( ведь там нет этой предательской ступеньки) и тихонечко возьму сосиску, тихонечко и элеганстно выскользну, ни к чему не прикоснувшись... я перехитрю эту ловушку. Ах, как же мне хотелось есть! Я продвигался терпеливо и медленно, подолгу замирая, и вот, наконец, когда до вожделенной сосиски осталось совсем чуть-чуть... один последний дюйм, что-то злобно пискнуло, сбоку вспыхнула лампочка и позади меня мгновенно и бесшумно захлопнулась дверь!
О, как я метался! Как проклинал себя за свою опрометчивость.! Как я кричал, как грыз железо, и даже сломал кончик моего верхнего клыка... "Помогите мне! Помогите!" - орал я что было мочи, в отчаянной надежде, что сейчас из леса выбегут художник и Муайя и вызволят меня из плена...
Но из леса вышли не мои хозяева, а чужой человек, и от него веяло чем-то недобрым. Он подошел ко мне, совсем близко, и теперь я явственно почуял, что от него пахло смертью и кровью! А может это и есть моя Смерть, в камуфляжных штанах, грубо заправленных в высокие сапоги? В руке у него был большой мешок. Что там в мешке? Другие несчастные коты? Я хотел было жалобно замяукать - последняя надежда: вдруг он пришел, чтобы освободить? Но от ужаса, охватившего меня, я смог только зашипеть и взвыть... ничего другого я сказать ему не мог. Он присел на колено и наклонился, с пугающей внимательностью рассматривая меня. Розовое лицо его было круглым, как блин, и глаза его ничего не выражали и были такими бледными, что казались белыми. О, мой кошачий Бог, это несомненно мой конец!.. Оказывается Смерть - она не черная, как я раньше полагал, а бледно - розовая...
- Ч-черт - тяжко выругался незнакомец - Этого мне только не хватало! - Он досадливо свинул кепку козырьком назад, одевая грязные, жутко пахнущие перчатки.
" Сам ты черт! Выпусти меня отсюда!" - зашипел я. Я знал, что смертельно рискую, но любого другого поведения я бы себе не простил, останься я в живых...
Но он не стал убивать меня сразу, а поднял клетку и бросил ее в кузов своего трака, точно такого же Трака, какой был у противной Кимберли.
Мы ехали долго, пока не остановились у какого-то здания, из которого доносился... лай собак. Их там было много, очень много! Я понял, он хочет отдать меня на растерзание этим собакам. Несчастный я кот, уж лучше бы я погиб вместе с мамой в пасти ужасного Джумбо. Тут появились еще какие-то люди, подняли мою клетку и понесли. Я орал и бросался на сетку. А вдруг порвется... и я сумею убежать, пока не внесли?.. Ох, как тут пахнет, как тут ужасно пахнет! Страхом, смертью, несчастьем... Что же это за дом?! Меня пронесли по коридору, и я успел увидеть ряды маленьких клеток, в которых сидели кошки. Много-много кошек! Так много их я никогда в своей жизни не видел. Только в кошачьей энциклопедии, которую показывал мне художник, спрашивая:" А эта тебе нравится? А эта?" И он насмешливо тыкал пальцем на изображение лысой кошки из Египта, или стукнутой по носу поленом пушистой дуры из Ирака.
- Я поймал его в лесу, он дикий и агрессивный. Может, бешеный. Будьте осторожны, - пояснял по ходу мой пленитель, брезгливо отирая свои потные руки о комуфляж.
" Сами вы дикие и бешеные!" -кричал я.
- Спасибо, сэр, - сказала тетка в фартуке.
- Мое почтение, всегда готов помочь вам в вашем благородном деле! Я, знаете ли, профессиональный охотник, так, что имею понятие...- важно резюмировал комуфляжный, привычным движением поворачивая козырек кепки вперед. Так он всегда делал, подписывая документы. На сей раз это была его расписка о добровольной доставке в приют неопознанного кота..
- Очень мило с вашей стороны, сэр. Признательны за проявленную бдительность...
Меня просто тошнило от их мерзкой болтовни. Я понял все. Я попал в худшее место на свете, в ШЕЛТЕР. Попал туда, откуда не возвращаются... А если и возвращаются, то я бы позавидовал невернувшимся... Когда я был маленьким котенком, об этом шелтере рассказывали нам старые умные кошки на ферме Пэдли.
Тут люди открыли мою ловушку, и не успел я опомниться, как оказался в какой-то сетке. Меня опутали, как паук муху, и поволокли. Меня, Рыжего Беса, засунули в какой-то рыбий сачок!... Я никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Куда меня тащут?! Убивать? Они меня сейчас убивать будут? Но я так просто свою жизнь не отдам!
- Бекки, вколи ему снотворное!
Это было последнее, что я услышал... Я ощутил легкий укус в загривок, и тут же все поплыло у меня перед глазами, я хотел, но не мог двинуть лапами, и через миг уже не мог даже шевельнуть хвостом ... я провалился в темноту...

Очнулся я в квадратной металлической клетке. Мой нос упирался в железный ящичек, полный песка... ага, тюремный кошачий унитаз. Рядом же была миска с сухими вонючими шариками корма (такой откровенной пакостью меня дома никогда не кормили!).
Пить! Я умру, если не попью воды. К счастью, в другой миске оказалась вода. Я вылакал ее почти всю, и только тогда окончательно пришел в себя. И осмотрелся.
Одна сторона моей темницы была покрыта сеткой, сквозь которую я мог разглядеть большую комнату со странным столом, старыми часами и маленьким окошком, которого я видеть не мог, но догадывался, что оно там. По особому мерцающему свету проникающему оттуда, я понял, что наступал рассвет. Полумрак быстро таял. Стояла невыносимая вонь. Я понимаю, что запах в жизни - вещь полезная и даже необходимая. Но тут словно тысяча котов пометила одно и то же деревце. . Сбоку от меня тоже были клетки. И в каждой из них - кошки! Я не один! Кошки и справа от меня, и слева, и подо мной, и даже надо мной. Кругом кошки. Странно, но почти все они спали. Хотя некоторые уже проснулись... и начали жаловаться. Я прислушался...
" О, боже, как я хочу домой, домой... Зачем моя хозяйка меня сюда принесла?!" - голосок этот принадлежал молодой особе, явно не знавшей жизни... Я с тоской вспомнил о своей Виски... Мудрая Виски. С ней бы такого не стряслось. Она-то, благоразумница, не полезла бы как я, дурак, в ловушку...
" Может сегодня нам повезет, нас возьмут новые хозяева... Я уже бывала в этом шелтере... вот взяли же однажды... опять вернули, старая я..." - низко и хрипло мяукнула другая незнакомка.
" Ой, что же с нами буу-удет?.." - с отчаянием заныла молоденькая.
" Ну, сначала тебя свезут в клинику, операцию сделают и не будет у тебя никогда больше детей," - поучал старческий голос.
"Как же так... как же так?.."
" А куда ты денешься?! Привыкнешь! Вон сегодня тех двух котов справа повезут на операцию..."
Тут уж я не больше не мог молчать. Я понял: так вот где люди производят бесполых кошек и кастрированных котов! А что если они и меня?! ..... Нет! Лучше смерть!
" Эй, девчонки, вы давно тут?" - мявкнул я нервно.
" А... этот бешеный рыжий, очнулся..." - прохрипел еще один кошачий голос.
Эх, получил бы от меня этот нахал в иное время! Но сейчас меня волновало только одно:
" Эй, так меня что?.. тоже на операцию?!"
"Тебя они отправят раньше всех и не на операцию, а вон туда, в холодильник!"
" Какой еще холодильник? Старый хрыч, заткни пасть!"
"Ах, перестаньте... - отозвалась старая кошка, - в нашем ли положении собачиться?"
" Я есть хочу..." - вновь захныкала молодая.
Весь этот этот идиотский разговор прекратился, как только распахнулась дверь, и в комнате зажегся мучительно-яркий свет. Это была вчерашняя Бекки, которая сделала усыпивший меня укол.
Все оставшиеся сразу проснулись и подняли шум. Кто-то просил есть, кто-то требовал срочно почистить клетку, кто-то жаловался на все вместе взятое... Эта Бекки оказалась на удивление приветливой. Она летала от клетки к клетке, меняла подстился и миски, и разговаривала с каждой из кошек. "Ну как ты, миленькая?Ах ты сладкая моя!"... "Привет, мой бедный мальчик!..." "Ах, ты моя хорошая!..."
Наконец, она подошла и ко мне. Открыла клетку. Я замер... убежать бы!... Попытался проскользнуть, но Бекки ловко захлопнула дверцу перед самым моим носом.
- Эй, Бастер, ты хороший мальчик. Перестань дурить, это плохо кончится... ну... успокойся, мой сладкий.
Голос у нее был очень ласковый, и было трудно не поверить ей - единственному доброму созданью среди этого ужаса. Хотя почему она называет меня чужим и дурацким именем? И зачем же она меня усыпляла? В конце концов, я вовсе не против чистой подстилки и свежей воды. Когда Бекки вновь открыла клетку и протянула ко мне руку, я уже не стал шипеть. Позволил взять себя, хитрил, все еще надеясь сбежать.
- Ого, какой ты тяжелый! - она нежно погладила меня и пересадила в совершенно чистую клетку.
- Ну, поешь, поешь, рыжий! - увидев, что я не притрагиваюсь к дурацкому сухому корму, она принесла ...о, она принесла знакомую мне баночку с тунцом! Тут уж я не стерпел. Как же я был голоден! Ведь я практически ничего не ел с тех пор, как угодил в шторм.
Не помню, как я заснул. Во сне мне было хорошо. Я был в своем доме, спал на своем любимом кресле... Зачем только я открыл глаза? Я вновь оказался в клетке, откуда я мог наблюдать творившиеся к комнате безобразия: какая-то белобрысая маленькая женщина вместе с Бекки пересаживала в закрытый ящик истошно орущего полосатого кота. Куда же тебя везут, парень?...
Вскоре, мне кажется, я потерял счет времени. Дни сменялись ночами, все одинаковые, как холодные белые мухи, что с приходом зимы покрывали всю землю... Неужели никогда теперь я даже этих мух не увижу? Только эта ужасная комната, часы на стене, холодный стол и моя железная клетка остались в моей жизни. Почему же мне все уже так стало безразлично? Словно все это происходит не со мной, а с каким-то иным рыжим котом, очень на меня похожим. Я уже не хотел ничего и ничего не боялся. Я ощущал странное равнодушие ко всему происходящему. Мне было все равно, что происходит с моими сокамерниками. Все остальные люди, кроме Бекки, боялись меня, и когда чистили мою клетку, вновь унижали меня, засовывая в крепкий рыбий сачок. Что же мне оставалось? В ответ я шипел, урчал и царапался. "Этот кот дикий. У него остался один день и надо с ним решать", - как-то сказала былобрысая тетка. Как я понял, она была тут боссом.
О чем она говорит? Какой один день? Я посмотрел на нее с презрением, отвернулся и свернулся в клубок. Мне стало все равно, что произойдет со мной. Я спал. Наяву и во сне.
Прошла ночь, и снова наступил день. Прямо посередине комнаты, то есть совсем перед моей клеткой, стоял продолговатый металлический стол. С самого утра в нашей комнате поднялась странная и недобрая суета. На столе появились загадочные блестящие баночки, склянки и маленькие белые шприцы - я сразу вспомнил их, точно такие же были в той ветеринарке, которую я разрушил и где я смог так здорово напугать противных докторов в белых халатах.
Потом раздался шум в коридоре, скрип когтей, жалобный визг. Собака! Я приоткрыл глаза. Куда и зачем люди волокут это противное животное?Бекки и блондинка-босс затащили в комнату небольшого черно-белого пса. Он поджимал хвост и жалобно скулил. Они подняли его и положили на стол. Бекки стала гладить его голову и что-то ему нашептывать. По щекам Бекки, из-под очков, текли слезы. Я знаю, что люди плачут, когда им очень плохо... Пес скулил. Блондинка-босс взяла шприц и молниеносно воткнула его в черно-белого джумбоподобного. Я сначала ничего не понял. Я терпеть не могу собак, но когда я увидел, что у пса странно задергались лапы, мне стало жалко его и страшно...Он вдруг окаменел. А люди достали черный мешок, который обычно употребляют для мусора, и положили его туда. И тут до меня дошло...пес-то стал мертвый! Люди вкололи в него шприцем Смерть!
Так вот она какая, эта Смерть. Она живет на острие маленького белого шприца.
Я услышал, как хлопает дверца холодильника. Так вот зачем...холодильник! Нормальные люди хранят в холодильнике консервы для котов и всякую свою людскую еду. А здесь в холодильник засовывают собак... Кто их будет есть?
Охваченный ужасом, я не сразу прислушался к людскому разговору.
- Нам нужно сегодня усыпить Бастера, - сказала блондинка-босс, - Он не пригоден для адаптации. Агрессивный и дикий. Тратить средства на его стерилизацию бесполезно.
- Но, Тамара, Бастер вовсе не агрессивен! Я беру его на руки, я могу показать! - воскликнула Бекки.
- У нас нет лишнего места. Больше мы ждать не можем. Столько нормальных кошек неприкаяны, а тут еще с дикими котами возиться!
- Ты не можешь вот так ни за что усыпить Бастера! Он нервничал поначалу... но он ведь такой хороший, такой несчастный... Дай ему шанс, пожалуйста! - в глазах у Бекки появились слезы.
- Бекки, тебе не кажется, что ты несколько выходишь за рамки своих обязанностей? Пока я здесь директор, и я здесь все решаю. Не нравится - будешь уволена.
- Но...
- Что... есть еще вопросы?
- ...никаких...
- Вот и прекрасно. Открой ампулу.

Эта белобрысая сказала:"Put down"...что это значит? Может я что-то недопонимаю по-английски? Куда это они хотят меня опустить?! Сердце мое заколотилось в недобром предчувствии. В очень недобром. Когда Бекки подошла к моей клетке, я понял, что сейчас они сделают со мной то же, что сделали с черно-белым псом. Мой кошачий Бог, я не хочу умирать! Я молод, красив, полон сил, дома меня ждет любимая Виски и мои хозяева... А мои завоеванные земли...чужие коты станут метить их, а нахалка-Сасси будет обижать мою Виски... Бекки, Бекки! Ведь ты же такая добрая! Ты плачешь! Неужели ты...
И в этот миг распахнулась дверь, и я услышал до боли родной голос Муайи и ее смешной ломаный английский:
- Хай, Тамара, мне сказали, что у вас есть рыжий кот... Можно мне взглянуть?!
"Муа-а-ай-а-а-а!!!" - что есть силы заорал я...

Из приюта так и не позвонили. Рыжего Беса не было уже дней десять. Я поехала в супермаркет за продуктами, а ...руки сами вывернули руль по направлению к шелтеру, который находился как раз напротив супермаркета. Почему? До сих пор не знаю. Есть же поговорка: чем черт не шутит? Или просто для очистки совести. Проехать мимо и не проверить, может в последний раз? Не доверяла я этому молчанию. Не было у меня доверия к Тамаре после нашего скандала.
Бог ей судья, а за время своей деятельности в приюте я очень сдружилась с другими сотрудниками, и особенно с Морин и Бекки. Обе они искренне любили животных, и тоже старались, чем только могли, облегчить их существование в приюте, пытались найти им новых хозяев, и переживали, когда их приходилось усыплять. Морин, немолодая уже, худенькая женщина с прокуренным голосом держала в своем доме больше десяти собак и несколько кошек, взятых из этого приюта. Бекки, молоденькая девчонка-очкарик со смешными кривенькими зубками, с которой мне часто приходилось работать в паре, жалела всех и переживала за всех. Конечно, и Морин, и Бекки, были возмущены, когда меня выгнали из приюта, но чем они могли мне помочь?... Они боялись так же потерять свою работу. Я их понимала.
Я вошла в приют и с радостью увидела, что в приемной сегодня работает Морин. Когда я рассказала Морин про потерянного кота, она удивилась, что Тамара ничего никому о Рыжем не сказала.
- Конечно, мы бы сразу же позвонили тебе, если бы увидели что-то похожее... Слушай, а ведь в карантинной есть один большой рыжий кот...
Я ее уже не слушала. Ни у кого уже не спрашивая разрешения, бросилась в карантинную комнату.
Все остальное вспоминается как в бреду... Растерянные от мого неожиданного вторжения лица Тамары и Бекки. И там, в одной из клеток - он, наш Рыжий Бес, наш Кусаки!! Худой, взъерошенный, испуганный... о, как трудно передать это чудо узнавания и восторг обретения... Это он, Кусаки. Вон и левое ухо, повисшее набок.
- Это мой кот!!! Это мой Рыжий Бес! Red Beast! - кричала я, задыхаясь от волнения и радости.
- Правда? А ты уверена?..- недоверчиво спросила Тамара, пряча глаза от присутствующей при сем Морин.
- Конечно! Конечно! Пожалуйста, позволь мне его забрать!
Кусаки жалобно и громко мяукал и протягивал ко мне свои лапы сквозь прутья клетки. Ну совсем как угнетенный чернокожий раб на карикатурах про апартеид в ЮАР, которые во множестве публиковались в газете "Правда" в доперестроечно-советскую эпоху.
Я наивно полагала, что забрать принадлежащее тебе животное из приюта не составляет никаких проблем. Еще и спасибо скажут. О нет, не все так просто! Мы отправились "калькулировать". Пять дней пребывания кота в приюте, плюс кормление и уход, плюс прививку от бешенства...вылились в сто восемьдесят четыре доллара и семьдесят шесть центов. Словно кот побывал в пятизвездном отеле для кошачьих, отдохнул и славно поразвлекся. Могу ли я заплатить немедленно? Черт побери! Ради того, чтобы немедленно вызволить Рыжего Беса из Дома Смерти я бы эти деньги из-под земли достала! На нашем хилом банковском счету и оставалось-то чуть больше двухсот пятидесяти долларов. Я выписала чек. Ничего, займем, выживем! Бекки радостно сжала мою руку и шепнула: "Ты спасла его чудом... Через пять минут его бы усыпили... Извини, я ничего не знала!"
Я ни о чем не стала спрашивать Тамару, почему она не позвонила мне? Я отдала ей чек, искренне, в последний раз улыбнулась, поблагодарила, сунула Рыжего в предложенную картонную коробку и поехала домой.
Рыжий молчал. Он всегда понимал: куда его везут. А я чувствовала себя совершенно счастливой. И представляла, какое же будет выражение лица у Виктора, когда я принесу домой эту коробку.

Песня ночи

...Должны ли плакать мужчины? Плачут ли когда-нибудь "настоящие мужчины"? Мне кажется, что должны, и что плачут. Только они не ревут белугами, не размазывают слезы по щекам, не охают и не всхлипывают, как это обычно делаем мы, женщины... Мужские слезы невидимы, неуловимы, неслышны... на какой-то миг что-то вдруг происходит с их лицом, с их глазами, - и непонятно, то ли мошкара залетела в их глаз, то ли соринка...
Плакал ли Виктор, увидев Рыжего Беса в моих руках? Не знаю, до сих пор не знаю... Может, мне это показалось. Он взял его на руки и прижал к себе, и зарылся лицом в его рыжем боку, и молчал.
Плакал ли Рыжий Бес, положив усталую голову на плечо хозяина, закрыв глаза, замерев в каком-то исступленьи... Не знаю...
Я не стала им мешать. Я ушла на веранду, переполненная ощущением Чуда и благодарностью к Судьбе, или к Богу...к кому-то или к чему-то, что ведает нашей бренной жизнью...
...Виски суетно и радостно терлась головой о морду Кусаки. Подросшие котята высыпали горохом на кухонный пол и робко заигрывали с большим, рыжим, задумчивым Незнакомцем.
Мы не знали, как угостить и как ублажить нашего Рыжего Беса. На радостях я открыла сразу несколько банок с кошачьим кормом. "Кушай, дорогой Кусаки, что душа пожелает!" И мы умиленно смотрели, как наш исхудавший кот жадно поглощает пищу. Мы радовались его чавканью. Мы радовались каждому его движению. И когда он, сытый, отяжелевший, взобрался на колени Виктора и уснул...- долго еще Виктор не смел потревожить его покой.
Ах, что может быть прекраснее этого мига?! Теплый дом, осенняя морось за окном и наш кот, чудом избежавший смерти, чудом возвратившийся к нам, спящий невинным сном младенца на коленях любимого хозяина, уверенный в том, что теперь-то уж ему не грозит никакая опасность!
Я вышла на лужайку. Отошла от дома. Моросил тихий и теплый дождь. В абсолютной тьме светились лишь большие окна нашего дома. Он был похож на корабль, плывущий в бесконечной тьме и бескрайности океана... Мой маленький дом! Мой маленький отважный корабль, на котором только мы, наша маленькая команда... А вокруг - безбрежность этого прекрасного, но равнодушного Мира.
Но как тепло и спокойно, когда у тебя есть свой маленький кораблик...

После шелтерного кошмара приключенческий пыл Кусаки несколько поостыл, и он стал больше времени проводить дома.У него появилась привычка лежать на осветителе аквариума и сквозь прищуренные глаза, что делало его похожим на старого китайца, созерцать движения золотых рыбищ, ибо рыбками их уже трудно было назвать. Они заполнили собой весь аквариум, так что пришлось отсадить Витька в другой. Ярко-оранжевые, блестящие своей крупной чешуей, жирные, они величественно дефилировали вдоль стенок или жадно хлопали ртами, выпрашивая гуманитарную помощь. Мои надежды на то, что рыбы создадут счастливую пару, не оправдались. Зато оправдалось то, о чем предупреждал Виктор: все попытки подсадить к ним растения неизменно терпели фиаско - от растений, таких красивых и, кстати, недешевых, оставались только жалкие ошметки. От нечего делать Майк с Русланой работали бульдозерами. Каждое утро они перемещали грунт в один угол, обнажая дно в другом. На другой день "Эверест" возникал где-нибудь посередине. А отсоединившийся Витек от одиночества стал вдруг необычайно общительным. Если я опускала руку в его аквариум, он подплывал, начинал мягко пощипывать ее губами и подставлял бока и спину под поглаживания, прямо как кот. Если бы у него были веки, они бы наверняка сейчас жмурились. Он широко разевал рот, и мне казалось, что вот-вот он наконец задаст свой коронный вопрос: "Чего тебе надобно, Майя?"
А что мне было надобно? Мы были счастливы, и потому ничего не просили у золотого Витька.
Очередная зима, щедрая на снег и страшно красивая, прошла в заботах, в работах, в ожидании и исполнении новых прожектов. Виктор вытачивал из дерева двух журавлей в их натуральную величину. Семь тысяч перышек и перьев! Я тоже была вовлечена в этот "творческий" процесс, и вот уже мы вдвоем сидели и вырезывали причудливые перья по мягкому дереву, которое у нас называют липой. Кусаки просто обожал проводить время с нами. "Поумнел? Постарел?" - думали мы. Иногда он забирался на плечи к Виктору, своей чугунной тяжестью мешая претворению в жизнь великих творческих потуг над липовыми птицами.
Однажды Рыжий Бес несказанно удивил нас, впав в детство - он, всегда такой серьезный и важный, вдруг принялся катать по полу зеленый замшевый шарик - чудом сохранившуюся где-то под диваном, его старую игрушку. Мы покатывались со смеху, глядя, как матерый котище гоняет и подбрасывает лапами этого исцарапанного ветерана котячьих забав. Ах, Рыжий Бес, где твои великолепные сальто? Але... хлоп!.. Ммм - да... А ведь когда-то это вызывало аплодисменты...
Виски поглядывала на расшалившегося супруга с явным неодобрением: может, где валерьянки нашел? Она была чрезвычайно серьезная кошка: заставить ее поиграть было невозможно ни при каких обстоятельствах. Она полагала, что в жизни есть гораздо более важные вещи - еда, дети и охота. Ну иногда, бурное, но краткое чувство настоятельной любви к рыжему мужу.
Наступление весны Рыжий Бес отметил проведением показательных боев прямо под нашими окнами. Чуть ли не каждую ночь мы просыпались от воя котов, вслед за которым обычно следовали визги, вопли и рычание дерущихся соперников. Рыжий, словно боевой питбуль, весь покрылся шрамами и царапинами, но ходил гордый, исполненный сознанием собственного величия. После каждой победы Виски ласково терлась лбом о своего повелителя, защитника и мужа.
Однажды утром мы вскочили, в очередной раз разбуженные истошными криками. На снегу под окном кипела битва. Тут же неподалеку сидела Виски в совершенно невинно-расслабленной позе. Противником Рыжего был незнакомый кот, большой, черный и сильный. Кусаки не дрогнул, он дрался как лев. Что ни говори, а опыт (сын ошибок трудных) великая вещь! Мы обычно пытались своим появлением прекратить дуэли. Но на сей раз не успели даже вмешаться, чтобы располовинить этот черно-рыжый "колобок". Он распался сам, и черный завоеватель сумел использовать всю свою молодецкую прыть, чтобы успешно, но позорно удрать от ветерана. Великолепный Кусаки! Мы всегда горды твоими победами!
Иногда мы слышали пронзительные кошачьи вопли, доносящиеся и со стороны дэвидовского дома. Это Кусаки безжалостно, мстительно травил несчастную пеструю Сасси. Виски, которая была гораздо мельче джейсоновской Сасси и никогда не нападала на нее в одиночку, с удовольствием глумилась над ней в присутствии Рыжего Беса. Еще бы не быть смелой, когда у тебя есть такая поддержка! Они любили устраивать на Сасси засаду: залягут в кустах напротив друг друга и ждут, когда Сасси отправится мимо них по своему маршруту. Прежде, чем пройти по нашей поляне, Сасси внимательно осматривалась, выжидала. Наконец, решалась, и тогда первой на нее выскакивала Виски. Только Сасси раздухарится, как с другой стороны на нее коварно нападает Рыжий... Мне было жалко эту толстую пеструю кошку, ведь наши коты вели себя нечестно - вдвоем на одну! Кроме того, она ни на что всерьез не претендовала. Поэтому мы по возможности всегда пытались предупредить, спугнуть Сасси раньше, чем на нее успеет наброситься наша обнаглевшая парочка.
Виски, после недолгой, но страстной любовной элегии, вновь понесла, и вновь презрительно шипела на Рыжего Беса, который как всегда недоумевал, почему же она вдруг сменила свою милость на гнев? Аппетит ее рос в соответствии с ее округляющимся животом.
И все возвращалось на круги свои... Вернулись канадские гуси и журавли, веселый птичий гомон заполнил леса и опушки, колибри вновь жужжали у кормушки с сиропом, вновь росла трава, которую не успевали косить. Рододендрон на могилке Чики рас, цвел белыми цветами...
А Рыжий Бес каждую ночь, после плотного и позднего ужина, уходил куда-то в ночь. Возвращался он как со службы - ровно в шесть сорок. Прыгал как всегда на сетку нашего окна и требовал открыть ему дверь. Где он пропадал ночами? Что делал? Вот стать бы невидимкой и неслышно пойти за ним по его тайным тропам...

Я люблю смотреть на небо. Днем там толкутся оборотни-облака, играют, наперегонки, превращаясь в разных зверей и птиц. Ночью совсем другое дело. Если нет гнусных мрачных туч, там висит, как фонарь, луна и мигают звезды. Они отражаются в воде Чертового Озера, а посередине этих миров я сижу на берегу, такой рыжий, хороший, все понимающий... Я помню все. Хорошее и плохое. Это и есть жизнь.
... Я помню как звезды впервые удивили меня. Это было мое первое лето. В ту ночь, когда я разглядывал ночные светила,( гадая: на чем они висят?), началось светопреставление: звезды попадали прямо к нам во двор и стали летать над травой, рисуя замысловатые световые зигзаги, застревая в деревьях. Эх, поймать бы свою звезду счастья! Поначалу я боялся, что они кусаются, как искры от костра, но все же не утерпел, поймал одну. Звезда моя оказалась невзрачным серым жучком. Замечательно было то, что кончик его брюшка миролюбиво и заманчиво подмигивал холодным светом. Я понял, что это звездные свадьбы. И звезды, превратившись в жучков, спускаются с небес, чтобы сгореть от любви. Не буду я их больше ловить. Нет среди них моей звезды. Где она?... Теперь-то я уже знаю. Она у меня дома, такая мягкая и пушистая, с такими бездонными изумрудными глазами.
Еще я заметил, что нечто странное происходит со временем. Оно куда-то заторопилось. Если первое мое лето длилось вечность, то второе уже было недолгим, а остальные вообще замелькали: встал-лег, встал-лег; крутится колесо, и крутятся в нем и зимы, и лета, и весны, и осени... Сколько же мне лет? Неужели я уже старый, такой же как мой хозяин или Муайя?... Но ничего, когти и клыки мои по-прежнему остры, нос мой чуток, а глаза видят все, даже в темноте.
Раньше, в молодости, я боялся ночи, теперь же я больше всего на свете люблю растворяться в ней. Да-да, мой кошачий Бог, именно полностью растворяться! С тех пор, как я впервые испытал это пьянящее чувство, мне постоянно хочется вновь и вновь ощутить его. Может быть, это то же самое, что происходит с людьми, когда они дымят своими вонючими сигаретами или пьют отвратительную водку... Или это похоже на то, что у тебя, как у птицы, вдруг вырастают крылья. Когда я растворяюсь в ночи, я будто бы выскакиваю из своей рыжей шкуры, я сам становлюсь Ночью. Нет Рыжего Беса, есть только Ночь, или нет Ночи, она сама стала Рыжим Бесом... Я становлюсь ночным шорохом, порывом ветра, луной, звездами. Ах, как хочется, чтобы такое состояние продолжалось вечно! Но всегда что-то или кто-то вдруг прерывает мой волшебный полет. Или это первые проблески света в том углу, где всегда встает солнце, или какой-нибудь грубый и глупый енот, который своим верещанием возвращает меня на эту грешную землю. Я заметил, что я могу растворяться только в летней, теплой и тихой ночи. Зимой такого не получается. Хотя и зимние ночи я тоже теперь люблю. Особенно, когда лапы не проваливаются в противный снег, а ты бежишь легко по твердому насту. Высоко-высоко в небе светит маленькая и ослепительная луна, похожая на десятицентовую монетку. И только моя черная тень бесшусмно преследует меня. Где-то вдали завывает стая койотов. Но им меня не достать, не догнать. Я чуткий, ловкий и быстрый...
О, Ночь, как же ты прекрасна! Я пою тебе свою песню.
Никто не знает этой моей тайны. Хотел я, правда, посвятить в эту тайну свою Виски. Как бы это было прекрасно, если бы вдвоем растворились в ночи. Но Виски... о, женщины, вам имя - практичность и расчет! Когда я попытался описать ей мое упоительное состояние, Виски только хмыкнула:
"Ну и зачем тебе это?! Как же ты будешь ловить мышей и птичек, если ты говоришь, что сам становишься ночью, мышкой, птичкой?!"
"Но не всегда же нужно думать про охоту!" - воскликнул я.
"Как это не всегда?" - удивилась моя супруга, - "А о чем же еще думать?! Вот деткам ведь нужно принести, научить их охоте..."
"Ну причем тут наши детки?Я хотел тебе объяснить совсем другое..."
"Меня не интересуют твои глупости. Меня волнуют только наши детки. И к тому же, если ты станешь мышью, берегись! Я могу поймать тебя и съесть..."
Больше я не говорил с ней о своей тайне. Что она может понять?! У нее на уме только дети и еда. Но вообще-то она хорошая. Самая лучшая и самая красивая кошка на свете.

Отшуршала, отлетела очередная осень. Иная зима на исходе ноября уже сурово хозяйничала, как выжившая из ума старая помещица, диктуя всем свои бредовые порядки. Эта зима была на редкость суровой для Висконсина. На редкость холодной и многоснежной.
На американское Рождество к нам заявилось семейство Монако уже в расширенном составе. Юному Пиотру, родившемуся прямо под Рождество, шел четвертый год. Этот ангелочек с золотыми волосами и большими синими глазами однако обладал вовсе не ангельским характером. Пиотр до сих пор раздумывал, на каком же языке ему начать говорить, и потому речь его представляла из себя полную тарабарщину: Петюня ухитрялся иногда полслова произносить по-русски, а вторую его половину - по-английски. Бедная жертва международного брака! Но самым его любимым словом было лаконичное английское ругательство, словцо, которое чаще всего бывает слышно в голливудских боевиках, и которому, несомненно, научил его Майк. Видимо, это было именно то ценное из его жизненного опыта, что он так стремился передать потомству, когда в свое время мечтал о детях. Пиотр как ураган проносился по нашему дому. Рыбы зашуганно шарахались в угол аквариума, кошки немедленно скрывались в подвале, а нам оставалось непрерывно следить, как бы Пиотр не схватил корм для рыб, кисточку, банку с водой, ножницы...ибо любой, даже самый невинный предмет, в его руках превращался в оружие массового поражения.
Как мы с Виктором и предсказывали, все семейное бремя несла на своих могучих плечах Руслана. Майк три дня в неделю ходил работать на фабрику, а все свободное время спал, ходил в бар или играл на своем суперкомпьютере. Он ничуть не изменился и внешне, ибо по-прежнему ничего, кроме водки не кушал. Ни русская, ни американская, ни итальянская национальные кухни, рецептами которых успешно овладела Руслана, - не вызывали его аппетита. Руслана же из пышки превратилась в грандиозную женщину с монументальным животом и могучей спиной, увенчанной внушительной холкой.. У Русланы всегда был превосходный аппетит. Она окончила специальные курсы и работала в доме для престарелых. Должность ее называлась очень громко: "нёрсен ассистант", что в просторечии по-русски называется "нянечка". Впрочем, тут и чистильщик унитазов называется "заведующим санузлами". Всякий труд при капитализме - почетен!
Жизнь семейства Монако проходила бурно и разнообразно: то супруги скандалили, то ласково щебетали друг другу "хани!"*. То они хлопали дверьми и разводились, то строили безумные планы по покупке мебели красного дерева, новой машины и даже дома.
Мы с Виктором уже давно привыкли к их своеобразному, нестойкому и буйному семейному счастью.

...Я помню, как Майк три лета назад притащил сверток с человеческим детенышем и положил его под рождественскую елку. Пока я обнюхивал его подношение на предмет съедобности, он важно пояснил мне, повелительно подняв палец, что это его "наследник". Чего этому свертку посчастливилось унаследовать, я не понял, но уяснил, что его кличка - Пиотр, или, как сюсюкала Руслана - Петюня. Этот невинный светок за два лета превратился в чудовищного ребенка. Таких злостных мучителей я познал еще в детстве, на ферме у Пэдли.
Когда-то в подвале мы с Майком мечтали о России, и я дразнил его, выспрашивая его, так кто же ему больше нравится - блондинки или брюнетки? Не стесняясь своей страсти к блодинкам, он, тем не менее, добавлял: "The color means nothing. Women are trouble"** Теперь я спрашиваю его, какого наследника он больше предпочитает - маленького или большого. Он скручивает папироску и вздыхает: "The size means nothing. Kids are trouble"*** Это хорошо, что он поумнел немного за эти годы. Теперь мы оба знаем жизнь.

Не только дождь, но и снег может быть как из ведра. Снегопад в Америке - это национальное бедствие. Закрываются школы, рвутся телефонные и электрические провода, граждане застревают на дорогах и возле своих домов, на хайвэях образуются многотысячные пробки, а средства массовой информации умоляют население не выезжать без надобности из дома.
Снегоочистители трудились как сумасшедшие, и днем, и ночью, наворачивая вдоль дорог высокие снеговые стены, а всем несчастным автовладельцам приходилось по утрам раскапывать свои "засугробленные" средства передвижения.
Бедный Кусаки! Он по-прежнему не пропускал ни одного пограничного дежурства. Он возвращался, неся на себе добрый килограмм заледеневших снежных комочков, которые покрывали его грудь и живот, и застревали в лапах ___________________________________________________________________
Хани* - медовый, сладкий.
The color means nothing.Women are trouble** - Цвет значения не имеет.Женщины -
это всегда проблема
The size means nothing.Kids are trouble*** - Размер значения не имеет.Дети - это
всегда проблема.

между пальцами. Рыжий Бес цокал по полу, как подкованная лошадка, обиженно тряс лапами и с удовольствием подставлял их нам для удаления льда. Потом подолгу выкусывал ледяные шарики со своего живота.

Как ответственный за всех нас защитник, он ободряюще взглянул на меня в тот вечер, просясь у двери на улицу , - дескать, ведите себя прилично, и ушел в ту морозную и снежную темень...

Все последние ночи валил тяжелый снег. Целыми днями вдоль дороги гремели жуткие снегоочистители, наворочавшие непреодолимые горы по её обочинам. Зачем я решил в эту ночь проверить свою границу с тем чертовым Сиамцем? Зачем штурмовал три раза две горы?
Когда я возвращался домой, голодный, усталый и измученный ледяными шариками, прилипшими к моим лапам, вдруг так неожиданно два слепящих глаза с ревом устремились за мной между завалов на обочинах. Я помчался что было силы, я пытался перскочить через ледяную гору или найти хотя бы крошечную лазейку, но все время соскальзывал обратно на дорогу, а мотор позади меня азартно рычал... Силы мои были на исходе. Я впомнил вдруг маму, говорившую мне: "никогда не выходи на дорогу"... Это были последние мысли в моей короткой жизни.
И я не слышал уже победного рева того пьяного краснорожего из бара с повязанной головой, страстно крутящего руль, когда бездушные колеса его монстра вдавили меня в Вечность.

Кошки - странные создания, не спрашиваясь у нас, они сначала приходят к нам откуда-то, живут с нами, вползают с кошачьей нежностью и грацией в наше сердце, в нашу жизнь, а потом столь же неожиданно уходят, исчезают где-то навсегда, а мы остаемся , не зная, чем заполнить образовавшуюся пустоту и куда деть эту, вдруг ставшую невостребованной, любовь.
Так и ты, Кусаки, мой ласковый и отважный Рыжий Бес.....
Жизнь изначально трагична своей конечностью.
Но всякая душа жива до тех пор, пока о ней кто-то помнит.
И пока живы те, кто читает эти строки, будут жить и Рыжий Бес, и Черный Полковник, и Пиджи, и прочие обитатели белого дома у Чертова озера. Пусть будет так.

2003 год, Барабу, Висконсин.

Назад

Сайт управляется системой uCoz